Новые письма счастья - Быков Дмитрий Львович (книги онлайн бесплатно txt) 📗
Какую расшифровку разглядеть? К чему еще готов я буду, братцы? Трусливо Охать? Тихо Обалдеть? Терпеть Отстой? Талантливо Отдаться? За что готов страдать родной народ? Намеренья его попробуй вызнай... За Годовой Товарный Оборот? За Гегемонов, Трахнутых Отчизной? Чем мы еще богаты, наконец, чтоб удивлялась Азия, Европа ль... Допустим, «Г» – «Газпром», а «О» – «Отец». Но что такое «Т»? Ракета «Тополь»? Что я люблю – до судорог, до слез – в итоге нами прожитых столетий? Есть «Государство, Топливо, Овес» – а есть «Грызлов, Ткачев» и кто-то третий... Онищенко! Он ставил много клизм врагам России – Киеву, к примеру... А «Героизм, Талант и Оптимизм»? Не хуже, чем «За Родину и веру!» И жаль, что в результате многих драк, и многих врак, и прочего распада с талантом ощущается напряг, а с оптимизмом полная засада. К чему готова Родина всегда, покорная, как вяленая вобла? К тому, что Грузно Топает Орда? Что будет Грустно, Тягостно и Обло? Все как-то получается не то. В сознании случилась перемена. Не знаю я, как это ГТО расшифровать, чтоб было современно. Посмотришь вроде – выправка и стать, а приглядишься – всюду ложь и быдло... Короче, Гады, Трудно Описать, насколько Горько, Тухло и Обрыдло.
Но чтоб не зря сходило семь потов, чтоб бегалось и лазалось по крышам – вы просто дайте всем значок «Готов». К чему – по обстоятельствам допишем.
ПОПАВШИЙСЯ
Нью-йоркский губернатор Элиот Спитцер извинился перед женой и избирателями за связь с проституткой, но это его не спасло – пришлось подать в отставку.
Америка шумит о деле Спитцера. Со шлюхою связался Элиот. Действительно, теперь ему не спиться бы – попался хуже Билла, идиот. Он был борец за нравственность, как водится, – угрюмый, мрачный, словно сыч в дупле, – но тут открылось: Спитцер хороводится с девчонкой по фамилии Дюпре. Ее ощупал он глазами склизкими – и незаметно сорвался с узды. Она там приторговывала сиськами, мечтая о карьере поп-звезды. Ей надо было клипы делать, записи – и вот трудилась несколько недель… Он восемьдесят штук потратил запросто, переведя в подпольный их бордель. Как правило, такие инвестиции свидетельствуют громко кой о чем, и он привлек внимание полиции, и был со страшным шумом уличен. Таких ошибок, помнится, не делали политики на верхнем этаже… И главное – он был борец с борделями! Он прокурором штата был уже! Он возглавлял уже в Нью-Йорке органы, поэтому избрался без помех; с коррупцией боролся как подорванный и говорил, что он честнее всех, вовсю разоблачал чужие шалости, хвалил консерватизм и старину, любил собак… и на тебе, пожалуйста. Отставка и позор на всю страну.
История, конечно, в жанре вестерна. И как бы ни менялся ход планет – хочу я заявить вполне ответственно: у нас такое невозможно, нет. Не следует отделываться шутками: бывал у нас бардак, бывал террор, бывало – попадались с проститутками (и, помнится, как раз генпрокурор)… С двумя зараз, и на чужие тугрики, и даже, помню, был разоблачен – но он сумел внушить почтенной публике, что все обман, а сам он ни при чем. На этом он настаивал, как каменный. И до сих пор считает большинство, что там не он резвился перед камерой, а человек, похожий на него. А компромат пекли враги от зависти. Но если б кто железною рукой его поймал – то сразу оказалось бы, что это метод следствия такой. Любой, кто был бы взят на месте действия, склонясь к предосудительным вещам, – воскликнул бы: «Не уличен в злодействе я, а это я теракт предотвращал!». И сразу смолк бы, кто его отчитывал, и даже покраснел бы, как юнец… А может быть, он молодежь воспитывал? Спонсировал певицу, наконец?! Что можем знать об их мужской природе мы? Нам доказал бы уличенный тать, что это было в интересах Родины – и мы бы не осмелились роптать. В Америке – сплошные беспредельщики, но мыто ведь из правильной страны. И думаю, что налогоплательщики ему еще остались бы должны.
Да и потом – пускай другие ахают и горы городят из-за фигни, а наши власти поп-певиц не трахают. До них не опускаются они. Прошло навеки время пораженщины. У нас теперь железная мораль, и ежели от власти терпят женщины, то это исключительно Морарь. Такой закон у них на лицах высечен, и бдительность у них обострена…
Зачем им поп-певица за три тысячи, коль к их услугам целая страна?!
ЛЮБОВЬ И ГАЗ
Российско-украинская газовая война вдохновила меня на интимную лирику.
О, как мы любили друг друга! Как все умилялись вокруг! Мы мучались лишь от испуга, что все это кончится вдруг. Мы нежились на сеновале, бродили по россыпям рос… Друг друга слегка ревновали, но это слегка, не всерьез. С утра, не жалеючи пыла, я вкалывал (не клевещи!), а ты мне галушки лепила, варила мне сталь и борщи… Борща незабвенного запах поныне внушает восторг… Но ты все косилась на Запад, а я все смотрел на Восток. Нет, я тебя сроду не гнобил, не мучил (сошла ты с ума?!). Тебе я подставил Чернобыль, но ты виновата сама! Но женской походкой зовущей ушла ты налево с тоской, и мы Беловежскою пущей развод обозначили свой. Над миром другая эпоха взлетела, крылами плеща… Но мне без любви твоей плохо, хочу я тебя и борща! Ты ходишь в оранжевом, стильном, с красавцами польских кровей, – а я с вожделением сильным любви домогаюсь твоей. Бывало, по целой неделе честил твою Раду и ВЦИК: свобода твоя – в беспределе, твоя независимость – цирк! А ты на Майдане плясала, назло распахнув малахай… И я запретил твое сало! И ты мне сказала: «Нехай!» Ты в жар меня снова бросала и наглым румянцем цвела, и я разрешил твое сало! Но ты лишь плечом повела. Ты держишь меня за дебила, ты стала тверда и горда… Да может быть, ты не любила меня вообще никогда? Со злобой бессильного старца я вижу себя без прикрас. Умри! Никому не достанься!
И я перекрыл тебе газ.
Нет, я не тиран, не зараза. Все наши разборки – фигня. Я думал, без этого газа ты снова полюбишь меня. Что делать! Я раб этих черт ведь, мне так на них сладко смотреть! И я перекрыл лишь на четверть, потом – постепенно – на треть… Во всех этих сварах и драчках я тихо мечтал, трепеща, что ты приползешь на карачках с огромной кастрюлей борща, – и после естественной дани мы снова пройдем по росе… Но ты все поешь на Майдане с оранжевой лентой в косе, свою репутацию губишь, поденно теряешь очки, – и так меня сильно не любишь, что в НАТО вступаешь почти! Задумчивый, как шизофреник, гуляю постылой Москвой… Ну хочешь, я дам тебе денег? Язык разрешу тебе твой? Забуду любую обиду, скажу, что Майдан – не беда, – ты просто хотя бы для виду со мною ночуй иногда! Готов я и с Польшею ладить – ты только являйся в кровать, чтоб мне тебя изредка гладить и кончик косы целовать. Начнем, если хочешь, сначала! Ведь я тебе «да» отвечал, и ты мне «ага» отвечала, когда нас Богдан обвенчал! Пойми, я иллюзий не строю, у каждого свой каравай, – зовись суверенной страною, но будь, ради Бога, со мною, иначе я все перекрою!
И ты отвечаешь: «Давай».
Я злобу на ближних срываю, кляну я твое колдовство – и газ тебе то закрываю, то вновь открываю его… Заметь, я при этом ни разу тебе не давал звездюлей! Я думаю – может, без газа я все-таки как-то милей? И, раз ошибаясь за разом, все жду я заветного дня и думаю: может быть, с газом ты снова полюбишь меня… Но ты мне в глаза посмотрела и молвила, словно врагу:
– Коханый! Не в вентиле дело!
А что я еще-то могу?
