Все путем!
(Геннадий Касмынин)
Льды на реке ломает март.
Апрель как вор в законе,
И льдины стаей битых карт
Разбросаны в затоне.
Геннадий Касмынин
В свои права вошла весна,
Вокруг светлей и чище.
И стаи воробьев, шпана,
Спешат на толковище.
Грачи, как крестные отцы,
Глаза свои таращат,
Везде домушники-скворцы
Уже чего-то тащат.
Барыга-мерин погорел –
Мужик его треножит.
А голубь, фрайер, ожирел,
Взлететь и то не может.
Лохматый пес сидит как вор
И пайку ест из плошки.
Крадется кот как сутенер,
На тротуарах – кошки…
Ворона, словно человек,
Разинула едало.
Сорока, падла, будто век
Свободы не видала.
Всех обогрел весенний свет,
Длинны, как сроки, тени…
И вот уже сидит поэт
И ботает по фене.
Кому кого
(Борис Пуцыло)
Не та, что есть, –
Совсем иная
Ты плакала легко во мне.
Себя однажды вспоминая,
Не думай плохо обо мне.
Борис Пуцыло
Не ты во мне,
А ты – иная,
Иная, впрочем, не вполне, –
Себя однажды вспоминая,
Тебе нашла себя во мне.
Не я в тебе,
А ты, родная,
В моей запутанной судьбе,
Меня однажды вспоминая,
Себе нашла меня в тебе.
Ты плакала,
Ты мне внимала,
Моя твоя рвалась к себе.
Твоя моя не понимала,
Того, что я себя в тебе.
Косноязычно и занудно
Тянулись мысли в полусне…
И понял я:
Конечно, трудно
Не думать плохо обо мне.
Страсть охоты
(Яков Козловский)
Страсть охоты, подобная игу,
И людей покорила и псов…
Занеси меня в Красную книгу,
Словно редкого зверя лесов.
Яков Козловский
Вижу ряд угрожающих знаков,
В мире зло громоздится на зло.
И все меньше становится яков,
Уменьшается племя козлов…
Добротой в наше время не греют,
Жизнь торопят – скорее, скорей!..
Жаль, что люди все больше звереют,
Обезлюдело племя зверей.
Век жестокий, отнюдь не толстовский…
Скоро вовсе наступит конец.
Лишь останется Яков Козловский,
Красной книги последний жилец.
Примета века
(Лариса Васильева)
И стала я приметой века:
не волновалась, не ждала,
от женщины до человека
довольно легкий путь прошла.
А мой талантливый ребенок
был в непорочности зачат…
Лариса Васильева
Была я женщиной. На блюде
мне был предложен бабий век.
Мне захотелось выйти в люди,
И вот теперь я – человек!
Оригинальной быть решила,
и это удалось вполне,
ведь я не стряпала, не шила,
поскольку это не по мне.
Была допущена в печать я,
не поэтесса, не поэт!
И непорочного зачатья
познала редкостный секрет.
К несчастью, избежать пеленок
до сей поры никто не смог.
Но мой особенный ребенок
зато талантливый как бог.
И стала я приметой века,
везде и всюду на виду.
И вот теперь от человека
я к божьей матери иду…
В это лето
(Иван Лысцов)
Падают груши в саду августовском,
Глухо стучат о траву…
В тихой усадьбе, совсем по-толстовски
Я это лето живу.
Иван Лысцов
Творческим духом я нынче питаюсь,
Тихою радостью пьян.
В славной усадьбе, где я обретаюсь,
Множество ясных полян.
В теплых лучах золотится деревня,
Нежится речка и дол.
Добрая баба, как Софья Андревна,
Мне собирает на стол.
С рани землицу пашу я не сдуру,
Круп вытираю коню.
Скоро, видать, про Каренину Нюру
Роман большой сочиню…
Про мед и деготь
(Галина Чистякова)
Невозможно не заметить
Вам моих блестящих глаз!
У меня медовый месяц!
И уже не в первый раз.
Галина Чистякова
Не могу понять, хоть тресни,
Где вы, юные года?
Замечательную песню
Хором пели мы тогда:
«Юбку новую порвали
И подбили правый глаз!
Не ругай меня, мамаша,
Это было в первый раз!»
А теперь, прошу заметить,
Манны с неба я не жду.
У меня медовый месяц
Десять месяцев в году!
Я с избранниками смело
То вожусь, то не вожусь.
Надоело это дело –
Через месяц развожусь.
А потом опять как в воду,
Не зевай да успевай…
Да и что мне ложка меду?
Ты цистерну мне давай!
Но вину свою за это
Мне придется искупать:
Могут девушку-поэта
В бочке дегтя искупать…
