Досужие размышления досужего человека - Джером Клапка Джером (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗

И почему все эти годы мы обязаны считать Маргариту образцом невинности и добродетели? Полагаю, причина в том, что Гете писал во времена, когда по традиции всех женщин считали порядочными. Надела юбку — значит, ты добродетельна. И если женщина поступала плохо, виноват был всегда кто-нибудь другой. Cherchez la femme [35] — сказали позже. Во времена Гете говорили только: Cherchez l’homme [36]. Во всем и всегда был виноват мужчина. Или виноват дьявол. Виноват кто угодно, только не женщина.

Эта традиция до сих пор не исчезла окончательно. Недавно я читал очень интересную книгу блестящей американской писательницы. Учитывая, что живу я далеко от мест обитания леди, рискну назвать ее имя. Речь идет о «Терпеливой Спархок» Гертруды Атертон. Я выбрал эту книгу, потому что она очень типична для беллетристики. Жизнь мисс Спархок идет как-то не так, и это ее озадачивает. Она спрашивает себя, в чем дело, и находит ответ — дело в цивилизации.

А если виновата не цивилизация, значит, это американский мужчина… или природа… или демократия. Мисс Спархок выходит замуж не за того человека. Потом она обручается с другим неподходящим мужчиной. В конце нас подводят к мысли, что она вот-вот выйдет замуж за того, за кого следует. Но я бы предпочел услышать саму мисс Спархок через полгода после третьей свадьбы. Если она опять совершит ошибку, я уверен, что, по мнению мисс Спархок, виновата будет не она. Довод всегда один и тот же: мисс Спархок — леди, а значит, не может поступить неправильно.

Если бы мисс Спархок взяла на себя труд выслушать меня какие-нибудь пять минут, я бы наверняка сумел наставить ее на путь истинный.

— Чистая правда, дитя мое, — сказал бы я ей, — что-то идет не так. Совсем не так. Но виноват не американский мужчина. Не нужно его обвинять, пусть он сам беспокоится о своем спасении. Ты не та девушка, которая сможет ему помочь, даже если он ошибается. И цивилизация ни при чем. Признаю, что на цивилизации лежит много грехов, так не добавляй ей еще и этот. В том, что твоя жизнь пошла наперекосяк (прости, что вынужден тебе это говорить), виновата только ты сама. Ты сама себя одурачила; ты вышла замуж за человека со скотскими наклонностями, потому что эти наклонности взывали к твоим животным инстинктам. Потом, как леди, вскричавшая: «Увы, я обвенчалась с чернокожим!», ты обращаешься к небесам и жалуешься на несправедливость того, что замужем за клоуном. Не такая уж ты хорошая девочка — то ли помыслами, то ли поведением. Я не виню тебя за это, ты не сама себя создавала. Но если ты изо всех сил пытаешься привлечь к себе только самое низменное в мужчине, то зачем же удивляться тому, что ты в этом преуспела? Согласен, в американских мужчинах много шокирующего. Но таких можно встретить и далеко от Америки. Хорошие американские девушки расскажут тебе, что существуют и славные американские мужчины. Помнишь старую пословицу о том, что птицу узнают по перу? В следующий раз, оказавшись в обществе гадкого американского мужчины, просто спроси себя, как он рядом с тобой очутился и почему чувствует себя как дома. Научись владеть собой. Выкинь из головы мысль, что ты — центр вселенной, запомни, что юбка — это еще не нимб, и тогда ты обнаружишь, что цивилизация вовсе не так плоха, как тебе казалось.

Я знаю, что бы мне ответила мисс Спархок.

— Вы говорите все это мне — мне, леди? Боже праведный! Куда подевались рыцари?

Однажды француза судили за убийство отца и матери. Он признавал свою вину, но молил о милосердии, так как остался сиротой. Рыцарство основывалось на предположении, что женщина достойна поклонения. Современная женщина считает, что ее ошибки следует рыцарски прощать, потому что она леди.

Мне нравится озорная героиня с недостатками; нам всем она нравится. Героиня ранней Викторианской эпохи — ангел в белых одеждах — была скучна. Мы точно знали, что она совершит только правильные поступки. Нам даже не требовалось задаваться вопросом: «Что она сочтет правильным при сложившихся обстоятельствах?» Она всегда поступала так, как того требовали традиции. Можно было обратиться в воскресную школу и всякий раз получать верный ответ. Можно только приветствовать героиню, полную страстей, инстинктов и чувств. Но хочется, чтобы она поняла — она всего лишь одна из нас. Право же, она понравилась бы мне больше, если бы не восклицала постоянно: «Что случилось с нашей цивилизацией? Куда катится этот мир?», а время от времени признавалась бы себе: «Кажется, на этот раз я поступила очень глупо, и мне должно быть стыдно».

Она ничего при этом не потеряет, напротив, мы начнем уважать ее гораздо больше.

© Перевод И. Зыриной

Что об этом думает миссис Уилкинс?

В прошлом году, во время поездки в подземке, я встретил одного знакомого, и такого печального человека мне не доводилось видеть много лет. В прежние времена, когда мы оба занимались журналистикой, мы с ним приятельствовали, так что я сочувственным тоном поинтересовался, как у него дела, ожидая в ответ потока слез и того, что в конце мне придется раскошелиться на пятерку. К моему удивлению, он сказал, что дела идут просто превосходно. Не хотелось спрашивать в лоб: «Так почему у тебя вид плакальщика на похоронах без спиртного, что с тобой случилось?», поэтому я только сказал:

— А как твои домашние?

Я решил, что если неприятности у его близких, то он ухватится за предложенную возможность поделиться. Но он даже как-то просветлел. Выяснилось, что со здоровьем у жены все в полном порядке.

— Ты же ее помнишь, — улыбаясь, продолжал он, — всегда прекрасное настроение, всегда весела, кажется, ничто не может выбить ее из колеи, даже…

Внезапно он замолчал и вздохнул.

Из дальнейшего разговора я узнал, что его теща довольно давно скончалась, оставив им приличное наследство, а старшая дочь помолвлена и собирается выйти замуж.

— Это брак по любви, — рассказывал он, — и жених такой славный, добрый парень, что я бы не стал возражать, даже будь он бедняком. Но разумеется, радуюсь, что у него есть состояние.

Старший сын, выиграв стипендию, собирался осенью в Кембридж. Здоровье моего знакомого тоже значительно улучшилось, а роман, написанный им в свободное время, обещал стать одним из самых больших успехов сезона. И тогда я не выдержал и спросил напрямик:

— Если я задеваю слишком болезненную рану, так и скажи. А если это обычная неприятность и сочувствие коллеги поможет пролить на эту рану бальзам, то объясни — в чем дело?

— Сам я, — ответил он, — с радостью бы тебе все рассказал. Мне от этого только полегчает и, я надеюсь, может натолкнуть на верную мысль. Но ради себя самого послушайся моего совета: не настаивай.

— А как это может затронуть меня, если не имеет ко мне никакого отношения? — удивился я.

— Оно и не будет иметь к тебе отношения, — ответил он, — если ты поступишь разумно и будешь держаться от всего этого подальше. Если я тебе расскажу, это станет и твоей заботой тоже. Во всяком случае, именно так произошло в четырех других случаях. Хочешь стать пятым и дополнить нашу полудюжину — добро пожаловать. Но не забывай, что я тебя предупреждал.

— А что случилось с остальными пятью? — воскликнул я.

— Они из веселых общительных людей превратились в мрачных зануд, одержимых одной мыслью, — сказал он. — Думают только об одном, говорят только об одном, видят сны только об одном. И не могут этого преодолеть, наоборот — со временем оно завладевает ими все сильнее и сильнее. Конечно, есть люди, на которых оно не действует, — они в состоянии просто отмахнуться. Я специально тебя предостерегаю, потому что, несмотря на все сказанное, я уверен, что у тебя есть чувство юмора, а значит, оно тобой завладеет. Будет терзать денно и нощно. Ты же видишь, во что оно превратило меня! Всего три месяца назад дама, бравшая у меня интервью, назвала меня человеком с солнечным темпераментом. Я бы на твоем месте вышел на следующей же станции.