Байки на бис - Дуров Лев Константинович (читаем бесплатно книги полностью .TXT) 📗
Молодой огурец – Л.К. Дуров
В Центральном детском театре я проработал около десяти лет. Сыграл множество ролей. И каких!
Уверен, далеко не каждый актер может похвастаться, что он играл… репья! Да-да – репья, липкими колючками которого так любят бросаться дети. А потом матери, причитая, выстригают эти колючки из их спутанных волос. И была у репья даже любовь (конечно, в рамках детского театра) – петунья. А под финал появлялся даже маленький грудной репейничек! Или, скажем, огурец! И не какой-нибудь огурец, а молодой. Так и в программе стояло: молодой огурец – Л.К. Дуров.
А кто играл тучку?! Ну кто? Никто. А я играл. Сам придумал решение и сам играл. И летал на семиметровой высоте, повиснув на веревочной лестнице в гриме эффелевского бога, в фартуке, резиновых сапогах и с лейкой в руках.
И добрая волшебница, которую играла В.А. Сперантова, кричала мне снизу:
– Здравствуй, тучка!
А я ей сверху в ответ:
– Здравствуй, мать! Что изволишь приказать? Хочешь снега или града?
– Снега, града – нам не надо.
И я, полив цветочки из лейки и потанцевав с жучками и букашками, улетал дальше.
– Полечу теперь опять Кукурузу поливать!
Это был очень красивый спектакль – «Цветик-семицветик». Огромная деревянная жирафа, качая своей длинной шеей, прощалась с детьми:
– До свиданья, до свиданья, до свиданья.
Зал хором отвечал:
– До свиданья, до свиданья, до свиданья!
И сцену заполняли огромные разноцветные шары. Они медленно плыли в воздухе, паря над сценой… И звучал вальс.
– До свиданья, до свиданья, до свиданья…
А вообще моя первая роль в театре – это талантливое исполнение на сцене задней части коня. И в этом нет ничего обидного. Быть задом Конька-Горбунка – это как дедовщина в армии. Каждый новенький через это проходил. В афише слово «зад», конечно, не писалось. Указывалось просто: «Горбунок» – и две фамилии исполнителей переда и зада.
На «синий огонек»
Кстати, моя первая «человеческая» роль была провальной. Шел тогда спектакль «Как закалялась сталь», в котором мне пришлось в роли Вани Жаркого заменить заболевшего актера. Сюжет-то был простенький: Ване предстояло сплясать, и когда на сцене погаснет свет, взвалить на плечо бревно и уйти на «синий огонек». Сплясал, бревно взял, а огонек почему-то так и не загорелся. В потемках Ваня уткнулся головой в стену.
Пришлось актерам импровизировать и спасать спектакль.
Писсуар легендарного полководца
Среди нашей братии бытует поговорка «волка кормят ноги, а актера – елки». Понятно, речь идет о новогодних детских представлениях. Когда я работал в детском театре, то играл на елках везде: в Колонном зале, в Парке культуры, в Кремле, в клубе «Каучук», в клубе Зуева, в клубе Горбунова, в детских садах. Где только не играл!
И вот однажды в Кремле между елками захожу в необходимую всем комнату с буквой «М».
Стою, журча. Рядом встает еще кто-то. Тоже журчит. Я скосил вниз глаза – вижу генеральские лампасы. И вдруг печальный вздох:
– Ох, ох, ох!.. – И через короткую паузу провоцирующее на вопрос: «Что вы говорите?»: – Да-а-а?!
Молчу, журчу…
– Да, молодой человек, а ведь вы и не знаете, что это любимый писсуар Климента Ефремовича Ворошилова. Да-да-да!..
И лампасы ушли. И столько было в этом «да-да-да» боли, что я невольно прервал прозаический ритуал.
Действительно, какой-то задрипанный артист узурпировал любимый писсуар легендарного полководца, луганского слесаря Клима. Правда, я до сих пор не знаю ни одного сражения, выигранного им, да и конармейскую тачанку, кажется, изобрели махновцы. Но это неважно. Все равно – легендарный.
Глядя в любимый фаянсовый маршальский эллипс, я выдержал секунду уважения и… дописал. Потом вымыл руки кремлевским мылом и отдал писсуару честь.
Ещё хуже, чем шпионаж
Порой мы играли по десять елок в день. Пахота была чудовищная, но по тем временам только этим можно было подзаработать.
И вот в Детском театре артист Молодцов на елке играл Петуха. У него были такие красные ноги с большими желтыми когтями. В таком наряде ходить он не мог – передвигался по сцене прыжками. И вот однажды он чувствует, что опаздывает на Кремлевскую елку. Тогда он решает не снимать петушиные ноги, сверху надевает длинное пальто и из Детского театра прыгает на улицу. Такси взять не может. И тогда он скачет напрямик через Красную площадь, со стороны представляя диковинную картину: здоровенный мужик в длиннополом пальто скачет, как козел, с петушиными ногами. Как только он поравнялся с Мавзолеем, его вдруг схватили и через Спасские ворота куда-то поволокли. Стали обвинять в шпионаже (только шпионы пересекали границу на копытах), устроили дознание. Когда он объяснил, что бежит на елку в таком виде, ему, разумеется, не поверили, но все-таки решили позвать кого-то из артистов с Кремлевской елки для опознания «петуха». Пришел я, клялся, клялся, божился, что Молодцов никакой не шпион. Кажется, убедил. Отпуская его, генерал сказал: «Хорошо, я верю, что он не шпион. Но то, что он бежал в куриных ногах мимо усыпальницы вождя мирового пролетариата, это еще хуже, чем шпионаж».
Стихи о Ленине
В стародавние времена существовала традиция: на Новый год в Колонном зале ставили для детей елку, на которой Деда Мороза изображал Владимир Ильич. Да-да-да, сам Владимир Ильич!
Он гулял по лесу, вокруг него собирались зверюшки – они танцевали, прыгали, короче, веселились сами и веселили Владимира Ильича. Конечно, были там и темные силы, но дедушка Ильич с помощью этих зверюшек побеждал их. А потом под крики детей: «Елочка, зажгись!» – Владимир Ильич зажигал эту елку, и все танцевали вокруг нее.
Завершался этот спектакль тем, что заранее подготовленные дети выходили на сцену и читали стихи о Ленине. Они известны, их не так уж и много: «С кудрявой головой, он тоже бегал в валенках по горке ледяной».
И вот однажды из первого ряда стал раздаваться истошный крик:
– Я хочу! Я хочу!
Кричал маленький мальчик и рвал себе пальчики, как хазановский студент кулинарного техникума. Ведущему ничего не оставалось, как пригласить его на сцену:
– Ну конечно, конечно! Иди сюда, мальчик. Хочешь прочитать стихи о Ленине?
– Да, я хочу о Ленине!
– Хорошо, ты знаешь стихи о Ленине?
– Да, я знаю о Ленине!
– Ну иди к микрофону.
Мальчик поднялся на сцену, подошел к микрофону и начал: «По улице шел зеленый крокодильчик… И вдруг обосрался…»
У меня было такое ощущение, будто в зале рухнули все хрустальные люстры. Наступила гробовая тишина… Тут кто-то из ведущих попытался выйти из положения: схватил какого-то зайчика или медвежонка, сунул его мальчику в руки и стал выпроваживать со сцены:
– Ну ты иди, иди. Спасибо тебе! Все хорошо, все хорошо. Елка продолжается!
Мальчик спустился со сцены, нашел свое место и сел. И вот тут мы увидели страшную картину. Он сел рядом с большим-большим дядей. А дядя отрекся от ребенка. Он сделал вид, что это чудовище, которое только что сошло со сцены, не его сын, не его внук и вообще никакого отношения к нему не имеет. Но самое страшное, что сам мальчик каким-то подсознанием понял, что он совершил нечто ужасное, и вел себя так, будто этот громадный дядя не его папа, не его дедушка и он к нему тоже никакого отношения не имеет.
Возникла маленькая пауза, были притушены огни. Потом ярко вспыхнул свет, и все увидели, что в первом ряду два пустых кресла: дядя с мальчиком в темноте умудрились смыться. И правильно сделали – еще неизвестно, чем бы для них закончилось это новогоднее представление. И для дяди, и для маленького мальчика, которому так хотелось прочитать стихи о Ленине.
