Следствие ведут Колобки - Успенский Эдуард Николаевич (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
— Я так и думал! — сказал Колобок. — Расскажите об этой картине поподробнее.
И Лука Лукич завел рассказ на полночи о Петре Первом, о его неудачном сыне, об их конфликте, о побеге царевича за рубеж. И тут наступило утро, и Лука Лукич прекратил дозволенные речи. Третья ночь преступника Углова заканчивалась.
Прошел день. Наступила четвертая ночь. В эту ночь внимание Луки Лукича было остановлено на трех картинах. Первая из них — картина художника Максимова «Все в прошлом». Он сказал:
— Прошу высказываться.
Первым, как всегда, стал высказываться Вася Углов:
— В картине художника Максимова, которую мы видим перед собой, в ярких фиолетово-розовых тонах пропет гимн пожилому возрасту в доме престарелых в светло-весеннее время. На переднем плане — передний план, который изображает женщину в переднике. Это бывшая передовичка чулочной фабрики.
Потому что она никак не может остановиться и до сих пор вяжет чулок.
— Чудесно! Нечего сказать! — воскликнул Лука Лукич. — А что вы добавите? — спросил он у Булочкина.
— Что проживающие в доме недовольны. У них плохое настроение.
— Это почему еще?
— Потому что на втором плане у них клуб на ремонте. Кино не показывают. Они скучают.
— Ишь ты, скучают! — сказала Колбочкина. — А может быть, у них телевизор цветной все показывает. А может быть, у них массовик-затейник из молодых да ранний. А может быть, им художественную самодеятельность показывают, этим двум бабушкам.
— Нет, — сказал Колобок. — Это не дом престарелых. Это старинная картина про помещиков. Тогда престарелых не было.
— Шеф, — спросил Булочкин. — А как вы расследовали, что эта картина про помещиков?
— Дом старинной архитектуры, стиля деревенского барокко. Медный самовар с серебряным кофейником, дулевский фарфор на столе.
— Почему вы видите только детали, а не видите картины в целом? Почему вы не видите настроения? — закричал Лука Лукич. — Ведь это картина не о кофейниках и самоварах. Это картина о прожитой жизни. О былом богатстве и беспечности, о жизни в окружении крепостных слуг и мастеров. Мы видим пожилую аристократку в чепце и длинном платье с интеллигентным и строгим лицом. А рядом с ней другую старую женщину в несколько уродливой позе. Одна из них погружена в мысли, а другая погружена в работу. А жизнь в лице зеленой травы и сиреневой сирени продолжает жить и бить ключом. Здесь налицо трагедия, а вы говорите «дом престарелых, клуб на ремонте»!
Вторая картина была «Неизвестная» художника Крамского. Об этой картине никто особенно не высказывался. Все просто смотрели на нее, выпучив глаза.
— Вот это здорово! — сказал Булочкин. — Я бы тоже хотел быть художником!
— Это зачем? — удивилась Колбочкина.
— Я бы нарисовал нашего шефа тоже в такой же коляске, в такой шубе и с таким же выражением лица. «Мол, преступники, я вас всех насквозь вижу!»
— А я эту девушку видел в «Огоньке», — сказал Вася Углов. — Я еще тогда в «Огонек» письмо написал: давайте переписываться, меня зовут Вася.
— Ну и что? — спросил Колобок.
— Не ответила.
— Эта картина — буквально жемчужина Третьяковской галереи, — сказал Лука Лукич. — Многие люди едут сюда к нам из-за рубежа, чтобы посмотреть на нее. Одна эта картина сделала художника Крамского знаменитым. А ведь он написал много других шедевров. Но пора идти дальше.
Лука Лукич с трудом оторвал ночную экскурсию от «Неизвестной» и перешел к картине художника Серова «Девочка с персиками».
— Смотрите. Трудно назвать в русской и мировой живописи другое произведение, которое вызывало бы такие светлые, радостные чувства. Смуглолицая девочка-подросток с живыми глазами. За окном весенние тона. Чистый цвет, нежные переливы розовой кофточки. Все это создает образ светлой юности. А эта девочка… Вы знаете, чья она дочь?
— Мне кажется, это дочь большого начальника.
— Почему?
Вася Углов подошел к картине и указал на персики:
— Вот почему. Не догадываетесь?
— Ни капельки! — ответил Лука Лукич.
— За окном весенние тона, а здесь персики. Ведь не сезон.
— При чем тут персики?
— А при том, что их доставили в несезон самолетом, значит, девочка — дочь большого начальника. Может быть, директора овощного магазина, а может быть, даже овощной базы.
— Нет, эта публика загонит меня в гроб! Это же дочка Саввы Мамонтова — известного русского любителя искусств. Он стольким художникам помог, столько талантов вывел в люди, сколько ни одному начальнику овощной базы и не снилось.
Он бы еще долго рассказывал об этой картине и о меценате Савве Мамонтове, но тут наступило утро, и он прекратил дозволенные речи.
Так продолжалось пять дней… десять… пятнадцать. Дело близилось к финалу. Больше картин в галерее не оставалось. И тут случилось ЧП.
Однажды вечером, как всегда после дневной работы, Колобок, Булочкин и Колбочкина, которых уже несколько пошатывало от большого количества искусства, проникшего в их головы, подошли к Третьяковской галерее.
— Караул! — встретил их Лука Лукич. — Преступник пропал. И картину унес.
— Не может быть! — ахнул Колобок. — Ведь он почти перековался.
— Почти не считается. Значит мы его не доковали. А вот он нас докует. Все, нам больше его не видать.
— Как не видать! — вскричал Колобок. — Да мы его в два дня отыщем. Да у нас же фотография есть 6 на 9. Не зря же мы его снимали на месте преступления.
— Конечно, не зря! — вскричал Булочкин. Он сразу вспомнил, как он вместе с ребятами держал шар земной. И тут же решил проверить при случае — не упал ли он.
— Колбочкина! — скомандовал Колобок. — Немедленно в лабораторию. Немедленно проявить пленку и напечатать сто фотографий. Булочкин, — продолжал он. — Приготовить текст: «Сбежал не очень опасный преступник, похитивший картину…» Как она называется?
— «Стакан с тремя розами», художник Чижиков-младший.
— «…Просим его задержать и вернуть в Третьяковскую галерею вместе с картиной».
— Будет сделано, шеф! — в один голос сказали Колбочкина и Булочкин.
— А я пока пойду по следу, — сказал Колобок. — Встречаемся здесь через три часа.
Три часа пролетели как три минуты. Колбочкина проявила пленки и напечатала фотографии. Булочкин напечатал на старинной машинке Колобка текст, и они развесили фотографии во всех прилегающих к Третьяковской галерее местах. И скоро вся группа подтянулась ко входу в галерею.
Там были: милиционер Спицын, ночной дежурный Сковородкин, Булочкин, Колобок, Колбочкина.
— Я обзвонил все комиссионные магазины, чтобы картину не продали, — сказал Колобок, — и все таможни, чтобы картину не вывезли за рубеж.
— Может быть, начнем бить большую всесоюзную тревогу! — предложил милиционер Спицын.
— Подождем! — возразил Колобок. — Незачем беспокоить всю страну. Справимся собственными силами.
— Смотрите! — вдруг вскричала Колбочкина. — Идет.
Все посмотрели в ту сторону, куда она показала, и в самом начале Лаврушинского переулка увидели Васю Углова с двумя свертками.
— Будем брать! — напружинился железный мягкий Булочкин.
— Не будем! — остановил его Колобок.
— Намек понял, — сказал Булочкин.
— Это не намек. Это приказ! — поправил его Колобок.
Тем временем Вася Углов одолел переулок и направился ко входу в Третьяковскую галерею. Наших он не видел, они стояли в стороне, в кустах. Он увидел только экскурсовода Сковородкина:
— Лука Лукич! — бросился он к экскурсоводу. — Это вам.
Он протянул ему картину «Стакан с тремя розами» и настоящий стеклянный стакан с тремя розами. Их было практически невозможно отличить.
— Это вам, — сказал Вася Углов. — За ваш титанический воспитательный труд. Я никогда не забуду ваши лекции в светлых аквамариновых тонах, ночной набегающей темноте, когда синее романтически переплетается с зеленым и черным. Я теперь вижу мир по-другому. Вот скажите — что это?
— Это огнетушитель! — сказал Лука Лукич.
— Нет, это красный предмет на желтой стене. Это праздничное видение мира. Это радостный гимн пожарным и мощный оранжево-зовущий протест против огня!
