Гонец из Пизы - Веллер Михаил Иосифович (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
– На этой дорожке постройтесь, пожалуйста. Нет, офицеры с этого края… Так, а матросы – в две шеренги. Полшага назад.
Плечи расправились, животы втянулись. Телевизионщики настраивали камеры.
Подумалось, что на этом паркете, дав шаг, легко поскользнуться в ботинках на флотской кожаной подошве. И хотя жарко не было, тут же начали потеть.
– Приготовились. Телевидение – отойдите немного.
Путин вошел во главе свиты своей неисправимой походкой. Перевалочка немного сгладилась, зато проявились подчеркивающие ее строевые элементы. Он встал рядом с гнутым столиком, на котором свитские в известном им порядке разложили коробочки.
Родной замполит не изменился, но одновременно это был чужой и даже незнакомый человек. Так меняет подкожную маску член семьи в незнакомой семье служебной роли и обстановке. Ольховский подумал, что закон избавляться от соратников, бывших близкими внизу и на ты, совершенно естественен.
Суть краткой речи свелась к советской формуле, что подвиг Авроры будет жить в веках. Долг, честь, Россия. Горд, рад. Вернуть стране достоинство. Аплодисменты.
Приступили к награждению.
– Золотая Звезда Героя России вручается командиру крейсера Аврора капитану первого ранга Ольховскому.
Нужно послужить не один год, чтобы оценить правильную дозу небрежности и самоуважения в строевом шаге. Команда оценила.
– Спасибо, Петр Ильич. Это подвиг. Если честно – это подвиг. Позволь, я тебя обниму. Еще поговорим сегодня.
– Служу Отечеству!
Ольховский не заметил, кто сунул ему в левую руку букет. Объективы камер мешали быть самим собой, заставляли позировать. Путин улыбался старой доброй улыбкой. Ольховский с изумлением почувствовал, что готов расплакаться.
– Золотая Звезда Героя России вручается старшему помощнику крейсера Аврора капитану первого ранга Колчину.
Обнимая одной рукой Колчака за плечи, Путин другой рукой незаметно и чувствительно ущипнул его за ляжку. Это тебе за День Флота, – шепнул он.
Третью Звезду вручали Шурке. Забыв инструкцию (топать не стараться), он дал ножку. Подвески люстр вздрогнули. В голове вертелась дурацкая мысль: передать в камеру привет родителям и Майе, как на Поле чудес.
На место он возвращался тише, тут и споткнулся, причем уже на дорожке. И, еще ловя равновесие, успел подумать, что это не прямой репортаж, в передаче это вырежут.
Остальным дали ордена в порядке старшинства: офицеры, мичманы, старшины, матросы. Кондрат тоже забыл инструкцию (руку крепко не жать) и от полноты изъявления чувств заставил Путина поморщиться.
Церемония уложилась в двадцать минут. По мере снижения званий скорость увеличивалась.
Банкет был накрыт неподалеку. Хотя и ему предшествовал краткий инструктаж, но Ольховский, памятуя свою первую парадную трапезу в Москве, с рыбой постарался дела не иметь.
Столы стояли покоем. Первую выпили стоя. Повернулись в очередь чокаться с Путиным, но эту затею обслуга тихо пресекла (если он сам подойдет к вам – пожалуйста; оставаться на местах). Качество жратвы было вне конкуренции, но поначалу кусок в горло не лез. Макс с завистью пялился на зажаренную целиком индейку: она оказалась уже разрезанной на тончайшие ровные ломти, чего не было видно, пока не ткнули вилкой. Бохан опомнился первым и принялся уминать в себя все подряд. Зазвенели, застучали, зажевали; разошлись.
Швед, русский колет, рубит, режет, – приготовил фразу для записи Иванов-Седьмой, обрабатывая баранью отбивную на косточке.
– Смотри, какая интересная нервная реакция, – сказал доктор. – Мы выполнили задачу, добились успеха. Остались живы, здоровы, на свободе…
– Бабок сколотили слегка, – вставил Мознаим и налил.
– …Вместо стенки получили ордена в Кремле – уже неслабо. Где же прыжки от восторга? Нет прыжков от восторга. Какое-то ощущение обыденности. Почему? Потому что пережито большое напряжение, и стресс еще не снят. Удивительно умеет природа портить нам радость от жизни.
– А ты почему икру без масла намазываешь? – спросил Беспятых.
– А зачем лишние калории?
Беспятых закусил стопку жюльеном и, примериваясь к заливному, поиграл ножом, на котором прыгала электрическая змейка. Заливное упало на салфетку, а салфетка с колен на пол, откуда и была мгновенно и незаметно подобрана официантом. Беспятых с неудовольствием посмотрел на разоренное блюдо и потянулся к ветчине.
– С возрастом мы замечаем, – сказал он, жуя, – что все радости, которых мы ожидали под фанфары, незаметно проникли к нам с заднего крыльца.
– Ты у нас философ.
– Это не я. Это один старик, который понимал в пожрать!
Произнеся первый тост. Путин лишь притрагивался к своей рюмке. Он посмотрел на часы. Перед ним поставили чашку с чаем. Ольховский достал сигарету, под которой возник огонек зажигалки. Когда огонек исчез, появилась пепельница.
– Так толком и не поговорили, Петр Ильич, – сказал Путин. – Ладно, что ж делать. Приеду в Питер – свидимся. Ну что… Кончай палить. Всему свое время. Домой-то хочется?
К его уху склонился референт, помощник, секретарь, кто там они все есть: Владимир Владимирович. Вам пора…
У Ольховского было заготовлено большое прощальное наставление. Необходимо было постоянно контролировать разминирование Москвы; сажать виновных в невыплате пенсий; тихой сапой подрыться под нефтяные монополии; резко упростить формальности усыновления сирот; вкачать средства во флот немедленно; до черта всего. Он тоже посмотрел на часы. Черт, все это было и так ясно. Вместо этого он сказал:
– С чиновниками – это у тебя неплохо вышло, Владим Владимирович.
– Ну, на ход ноги, – сказал Колчак. – Хочется приватно сказать что-нибудь такое торжественное. Типа: мы тебе передали эстафету, теперь ты давай следующий этап. А если что – мы придем еще раз, маршрут проложен. Что в сокращенном варианте звучит: за благополучный проскок!
Когда Путин ушел (Продолжайте, не торопитесь. Это мне пора, извините), Иванов-Седьмой ехидно спросил:
– Что-то я в тебе не замечал, Николай Палыч, пристрастия к верноподданическим текстам. Давно ли ты собирался ему приказ на брюхе татуировать?
Впервые в жизни Колчак выглядел сконфуженным.
– Есть у русских эта гадкая черта, – пожаловался он, – за глаза поливать власть, а в глаза ни с того ни с сего лизать. Не понимаю. Вроде и по делу сказал. А получается – сам выдвинул, и самого же перед ним в прогиб несет.
– Прессуют нас прессуют, а раб не выдавливается, да? – посочувствовал Беспятых.
– Клизму всем поголовно, – сказал доктор. – И позадно. Как очистительный этап демократии.
– Что ж. Опыт с птеродактилем у тебя уже есть.
– Не завидую я ему, – вздохнул Ольховский. – Одна разборка с Жуковым чего будет стоить.
Возвращались в темноте. Мознаим вынес под тужуркой бутылку виски, ее отобрали и пустили по автобусу. Пить больше, вроде, и не хотелось, но добавить – это святое.
– Что за идиотское название награды: За заслуги перед Отечеством второй степени! – возмущался Груня. – Что второй степени – отечество? Или заслуги? Козлы!
На корабле тосковал Куркин с парой вахтенных. Награждение привезенными им орденами произвели перед строем со всей возможной торжественностью.
Заснуть не удавалось. Курили, разговаривали, ходили к командиру клянчить спирт – дал. Планы были радужные.
Немало я стран перевидел, шагая с винтовкой в руке, – тихо гонял в радиорубке маркони. Втиснулся Макс с кружкой чифира; отхлебывали, перепуская затяжку через глоток, набился народ и стал петь.
Мознаим подсчитывал полученные Авророй деньги: большая часть сохранилась. Но при делении на сорок пай получался не астрономический. Он усовершенствовал калькуляцию: ввел зависимость от званий, должностей и выслуги лет – вышло куда веселей. Он озабоченно предвидел трудности с уговорами начальства на свою систему дележки.
Мечта разыскивает путь – открыты все пути, – писал Иванов-Седьмой; он был счастлив.
Беспятых снился викинг в очках и с конским хвостиком.
