Код Онегина - Даун Брэйн (лучшие бесплатные книги txt) 📗

Между молнией и громом прошло на самом деле не больше двух-трех секунд. Геккерн был жив, но без сознания и весь в крови. Дантес привел его в чувство, и они кое-как вползли в машину и захлопнули дверцы. В крови были оба: Дантесу упавшая ветка едва не выбила глаз.

— Башка болит… — простонал Дантес.

— У меня тоже.

— Где мы?

— Не знаю.

— Зачем нас сюда принесло?!

— Не помню.

— Проклятый коньяк.

— Да.

К утру дождь прекратился. Дорога совсем раскисла, машина не могла ехать. Они прошли пару километров пешком, обнаружили какую-то деревню, возвратились другой дорогою в райцентр и стали договариваться с аварийкой (обычным порядком, они не хотели никому признаться, что спьяну чуть не угробили казенную машину), вызволили «девятку» и только потом позволили себе отоспаться.

На следующий день им сообщили, что беглецов видели на вокзале в Твери, и они перебазировались в Тверь. Они с облегчением покидали новгородские земли, где мерзкий дух вольницы был еще очень силен и страшный призрак вече шлялся по болотам.

Начальник милиции не спросил их, как они съездили в Ненарадово. У него своих забот было полно.

Счет за сентябрь, что прислали Рите другие, был непомерно велик, но Рита не посмела возражать.

— Скажи, тебе вообще-то нравятся негры?

— Я не по этой части, — сухо отвечал Большой.

— Да я тоже — зря ты думаешь… Я в общечеловеческом плане хочу знать — вот мы на словах как бы против всякой кфс… ксенофобии, да? — а на самом деле как ты к неграм относишься? Ты считаешь их такими же людьми, как мы?

— Они люди, — сказал Большой, — но вовсе не такие же. Они — другие.

— Это все казуистика, софистика и схоластика, — заявил нахально Мелкий, едва уловимо спотыкнувшись на «схоластике», — я не о том тебя спрашиваю. Ты бы выдал своих дочерей за негров? (У Большого было три дочери.) За один стол бы с ними обедать — сел?

— Я не с каждым русским бы за один стол сел, — ответил Большой.

Он только что опубликовал роман — настоящий, не халтурку, — в котором ухитрился оскорбить и обидеть абсолютно все населяющие Землю народы, включая котоко и мутетеле, за что был подвергнут некоторому остракизму и теперь стал поневоле осторожен в высказываниях, не желая допустить преступной не политкорректности.

Впрочем, хитрюга Мелкий тоже не высказал своего истинного отношения к неграм. Но оно никого и не интересовало.

IV.

19 октября: другой день из жизни поэта Александра П.

07.30 Воскресенье… Не брился, не умывался, сразу за компьютер. Накануне лег в три часа (оставалось дописать совсем немного, но заставил себя прерваться и поспать.) Дел прорва: в три — встреча с сыном (от Анны), в пять — сборище институтское, в девять — жена прилетает из Испании. Съездить за детьми (они вместе с няней гостили у тещи) никак не получится. Ничего, завтра жена сама за ними поедет.

12.50

13.00 

13.50 

…Ворон ворону глаза не выклюнет. Не отправлено.

V.

Мельник торговался жестоко, но в конце концов вспомнил Анну Федотовну Нарумову, расчувствовался и из уважения к покойной — уступил. Половину денег взял авансом. К своей работе он подходил ответственно, не торопился. Забраковал фотографии, что были у Саши и Левы, и заставил их съездить в город и сделать новые. (Он был абсолютно прав: наружность беглецов сильно изменилась с тех пор, как они делали фотографии.) Он разложил на столе прорву всяких крохотных щеточек, бритвочек, кусочков резины; полдня у него ушло на выбор чернил.

— Вы теперь будете Хвостов Пал Петрович… Вы — Якубович Олег Викторыч…

— Не хочу я быть Якубовичем, — сказал Саша. Он хотел русскую фамилию. — Пусть лучше он будет Якубовичем, а я — Хвостовым.

— А придется. Ваших лет вот только Якубович и помер… Ладно. Сегодня работать не буду — темно. Я при электричестве плохо вижу. Завтра.

Ночью тикали ходики, за стенкой то всхрапывал, то умолкал старик, мышь скреблась в уголочке. Саша и Лева долго не могли уснуть. Они лежали оба в мечтательных позах, закинув руки за голову, — Саша на скрипучем диване, Лева на полу — и строили планы.

— Куда поедем, Хвостов?

— На Урал надо, Якубович. Или в Сибирь. Подальше от столиц.

Саше не хотелось в Сибирь, но он понимал, что Лева прав. Как минимум год нужно провести в глуши. Положим, какую-нибудь маленькую глушь нетрудно было найти и в средней полосе России, но где в этой глуши найдешь приличную работу? Глушь должна быть большая. Это должен быть промышленно развитый город. Там они поначалу устроятся на какой-нибудь завод, будут жить в общаге или снимут квартиру на двоих… Заведут знакомства, постепенно выбьются в люди… Неплохо бы жениться на богатых женщинах, взять фамилии жен и тем самым окончательно замести следы.

— Ничего у нас не выйдет, — сказал Лева. — Мне так кажется…

— Кажется — крестись, — бранчливо сказал Саша. — Если заранее думать, что не выйдет, — уж конечно, ничего не выйдет!

Лева не стал спорить. Оптимизм Саши немного раздражал его, но и радовал тоже. К Левиному удивлению, Саша редко — по крайней мере, вслух — вспоминал свою прежнюю жизнь: дом, офис с кожаными креслами, ночные клубы, подобострастных официантов и прочие ананасы и рябчики в шампанском. Лева-то ожидал, что Саша целыми днями будет ныть о богатстве и комфорте, которых он лишился. Левины представления о буржуазии были в основном почерпнуты из raзет и анекдотов, и он не учитывал того обстоятельства, что большинство наших буржуев еще очень хорошо помнили, как тырили на рынке семечки и ездили зайцем, чтоб сэкономить; привычка к хорошей жизни не успела въесться глубоко в их кровь, и суму с тюрьмою многие из них переносили с легкостью, изумлявшей их мучителей.

— Слышь, Белкин… то есть Хвостов… так что ты все-таки думаешь насчет «Лизы»?

— Не знаю… — процедил Лева.

— А вдруг рукопись все-таки подлинная?! Если Пушкин был ньянга — он мог предвидеть будущее… Ведь существуют провидцы! Нострадамус, Ванга там, Глоба… А Пушкин был — гений. Он мог видеть очень-очень далеко. Он же предсказал, что к его памятнику не зарастет народная тропа! И не заросла.

— Не верю я в провидцев…