Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают - Величко Владимир Михайлович (библиотека книг .TXT) 📗
Все, естественно, притихли, и никто не возразил, а молчание, как вы знаете…
— Ну, мальчики, коль вы старика разбудили, давайте… развлекайте, рассказывайте!
— Так, Самуилыч, ты и расскажи. Поди, за все годы такого нагляделся, что нам, салагам, и не снилось, а?
— Нагляделся. Но лучше вы, а то у меня голова спросонья не работает, «разогнаться» сначала надо.
— Сейчас разгоним, — брякнул Серега Бурков и протянул ему кружку.
— Ну ладно, — проговорил молчавший до сего момента Влад Марлов, — давайте тогда я расскажу. Мне словосочетания «спирт», «лихие 90-е» и «малиновые пиджаки» тоже кое-что напомнили…
Этот случай произошел в конце 94-го года. Представьте картинку: вторая половина ноября, часа два дня. На улице около десяти градусов — в минусе, естественно. Серое низкое небо, на земле уже затоптанный, заплеванный и поэтому тоже серый снежок. Все серое. И настроение безрадостное, серое! Зима неотвратимо приближается, а, в отличие от нее, зарплата не торопится, она уже восемь месяцев даже близко к нашему карману не приближалась! Мелкие подачки, что в нашей больнице называли авансом — не в счет. Их только и хватало разве что на хлеб. Разгул демократии… мать ее! В лаборатории районного судебно-медицинского отделения, а если попросту — в морге, за столом сидят три человека. Два доктора — я и мой напарник патологоанатом — и санитар. Мы пьем спирт. Это единственное, что пока есть. И закуска: полбулки хлеба и вареный картофель, ну еще соль! Мы пьем, потому что замерзли, как цуцики, а замерзли потому, что битый час искали в снегу золотую… пардон, из «желтого металла», цепь. А история случилась такая. Накануне в морг привезли «братка» в том самом пресловутом малиновом пиджаке: разбился на автомобиле. «Нажрался» до соплей — в желудке у него была чистая водка, хоть фильтруй и, пардон, пей по новой. Ну, так вот, напился он, значит, и на скорости порядка 150 км/час въехал в бетонную опору. Опора осталась цела, а вот «браток» подкачал, целым не остался. Замечу в скобках, что среди прочей одежды на его шее еще была толстенная цепь. Ну труп мы, как и положено, вскрыли, вместе с санитаром собрали. То есть привели в божеский вид. Цепь, естественно, описали и в акте, и в списке вещей, что были на трупе. Забирали тело такие же бравые, коротко стриженные ребята в кожаных куртках под руководством очередного Пиджака.
— Такого же, как и в твоем рассказе, Виталий, — повернулся к Кондратьеву Влад, — один в один!
— Да, этот вид прямоходящих, Homo Oligo Sapiens — так я их тогда называл — был на удивление одинаков — в столице, в Сибири и в Киеве, наверное, — согласился Вит, — давай продолжай, Влад, не отвлекайся.
— Ну вот, выдал я этому Пиджаку врачебное свидетельство о смерти «кореша», тот расписался, что забрал ценные вещи, и пошел на улицу. И только тогда я увидел, что толстенная цепь осталась на столе. Забыл, наверное! Я схватил ее и по коридору вслед за ним кинулся:
— Постойте, постойте, вы забыли, — кричу и, догнав его уже в дверях, эту самую цепь буквально заталкиваю ему в руку. А он, зараза, брезгливо этак глянул на меня, сморщился и говорит:
— Ты че, доктор, с дуба рухнул? Кому она нужна?
— Так родным отдайте… память… все-таки дорогая…
— На фиг она им нужна? У них таких цепей… ха!
И не глядя на меня, крутанул цепь над головой, так что воздух свистнул, и запустил ее в сторону кустов, в снег. Только она и мелькнула желтым призрачным блеском в лучах неяркого ноябрьского солнца.
— Вот жлоб, — сказал подошедший сзади санитар, — лучше бы нам ее отдал, а то разбросался… Пиджак хренов!
— И чего бы ты с ней делал? — уныло спрашиваю я у него.
— Как, что? Зубным техникам бы отдали, а они за такую цепуру кучу денег отвалили бы. Грамм сто в ней ведь было?
— Не меньше! А то и все сто пятьдесят.
— А кто это здесь говорит: сто пятьдесят? — спросил вывернувший из-за угла патологоанатом. — Наливай…
— Отстань! Вечно у тебя одно на уме, — ну и рассказали ему о только что случившемся.
— А че тогда стоим, че думаем — айда искать! Ты, — спросил он меня, — заметил, куда она полетела? — И первым двинулся в ту сторону, куда я показал. Ну и мы, как барашки на веревочке, пошли следом.
Короче, ребята, не буду описывать наше почти часовое ползанье по снегу и кустам. Ничего мы не нашли — только замерзли. Бр-р-р! В конце концов плюнули мы и на поиски, и на эту паршивую цепь, и отправились согреваться дедовским, проверенным способом. Про то, как мы глотали разведенный и теплый медицинский спирт, я рассказывать не буду. Думаю, что с этой процедурой все эксперты знакомы не понаслышке.
Тут приехали забирать труп женщины, что пролежала у нас уже четверо суток. А было их в морге, надо сказать, двое: примерно одного возраста, комплекции и цвета (грязно-зеленого). Ну, они показали, кого забирают, санитар ее одел, отдал, и они уехали, получив у меня документы. Не успели мы выпить еще по одной, как приехали уже за другим трупом. Я помог санитару положить ее на стол, и в это время зашел парень и принес одежду. Передавая ее санитару, он, оглядывая тело, сказал:
— А это не наша тетя: у нашей тети не было татуировок, — и показывает на плечи, где уже отчетливо проступили сине-фиолетовые гнилостные подкожные вены. — Да и на лицо не похожа! Не она!!!
— Да какие татуировки, какое лицо? Это гниение тела уже началось, вы бы еще неделю здесь не появлялись… Тоже мне: татуировки… на лицо она им не похожа… — бурчал санитар.
— Сейчас я папу позову — пусть он глянет. — И убежал.
— Слушай, а мы не могли перепутать тела?
— Да не…Те, которые первыми забирали свою родственницу, сами же опознали, уверенно опознали!
Тут вошел парень и с ним еще двое мужчин, и принялись разглядывать труп. И так посмотрят, и эдак… Наконец, санитар не выдержал:
— И долго вы будете гадать, как на ромашке: наша… не наша? Забирайте, что дают, других все равно нет!
Вот так мы отдали труп второй женщины. И разошлись по домам, а ночью меня обуял страх — куда катимся???
— Постой, Влад, — перебил меня Вадик, — вот ты давеча сказал, что вам зарплату больница платила? Или я что-то прослушал?
— Да нет, не прослушал. Дело в том, что в нашем регионе с 1 января 1993 года все районные судебно-медицинские отделения Бюро передали в ведение районных больниц. Передали оборудование, передали «трудовые книжки». Ну а нас, рабов, прикованных к секционным столам цепями, никто и не спросил. Видели бы вы, коллеги, как главные врачи руки потирали довольнехонько! Ну типа, мы этих экспертюг теперя прижмем, мы им покажем кузькину мать, и так далее. Да вы сами все, коллеги, понимаете. Боже мой, какие идиотские указания стали порой приходить от главного врача. Ну типа:
— Алексеич, завтра к тебе придет Федя Залупыйченко — у него перелом малоберцовой кости. Надо, чтоб были тяжкие повреждения. Ты там похлопочи, сделай… — и, не слушая возражений, кладет трубку.
Ну приходит этот… с нехорошей фамилией, и я ему перелом оцениваю как менее тяжкие телесные повреждения. Через час — крики и визг по телефону, вызов на ковер к главному. И никакие ссылки на правила не действовали. А тогда — репрессии, гонения. И никакие апелляции в Бюро не проходили. Там нахально разводили руками и отвечали, что вы, мол, уважаемый, у нас не работаете, так что пардон, простите, сами уж общий язык находите, а докладные пишите своему прокурору. Я как-то в отместку своего бывшего начальника Бюро и заведующего моргом на порог не пустил: мол, простите, я у вас не работаю, так что извините… пардон и… идите, проверяйте свой город. И знаете — все пролезло, уехали. Вот такой бардак был в нашем регионе. А попозже главный врач от нас отстал. Полностью отстал. Он понял, что ему от нас пользы, как… от одного рогатого животного — молока! Деньги перестал платить. Вернее, объективности ради, тогда всем не платили. Но нам-то в последнюю очередь давали кое-какие крохи, как говорится, финансировали по остаточному принципу от уже остаточного.
