Приключения бравого солдата Швейка в русском плену - Ванек Карел (лучшие книги TXT) 📗
Затем он строгим и официальным тоном приказал брату приступить к выдаче платы. Другой офицер вытащил из портфеля два листа бумаги, вложив между ними копировальную бумагу, очинил карандаш и положил его на стол. Инженер начал выкрикивать имена:
– Антонин Моравец, шесть рублей. Офицер записал имя, поставил против него шестёрку, потом предложил пленному:
– Подпишись, что получил. Инженер кричал дальше:
– Ярослав Тума, шесть рублей. Иосиф Швамберг, шесть, – и так далее.
Пленные расписывались в том, что получили деньги. Потом офицер сосчитал деньги, инженер собрал пленных вокруг себя, чтобы они видели, что он действительно платит, а другой офицер сложил деньги в портфель, в лист, копию которого он отдал инженеру. Капитан с достоинством простился, и инженер пошёл провожать их к автомобилю.
– Не желаете ли проехать до деревни? Пожалуйста, мы вас подвезём, садитесь, – сказал капитан.
И прежде чем они доехали до деревни, половина денег из портфеля капитана перекочевала опять в карман инженера.
В понедельник, когда полковник услышал, что пленным заплатили за работу, он влетел к инженеру.
– Ты кому дал деньги, а?
– Новому управлению по делам военнопленных, – важно ответил инженер.
– Какому управлению? – зашипел Головатенко, – А расписку тебе дали?
– Дали! – И инженер подал сложенный лист начальнику роты.
Тот посмотрел на него.
– А подписи? Где штемпель? Что это за учреждение?
Инженер пожал плечами. Полковника взорвало.
– Вор, мошенник, понимаешь, ты моих людей обокрал, этот какой-то твой компаньон такой же вор, как ты, деньги наши взял! Я больше тебе людей на работу не даю, я пленных для твоего кармана больше не дам. – Полковник полетел к сараю. – Я больше не дам своих пленных на работу, пускай все генералы на твоих дорогах себе ноги поломают, пускай вся русская армия тонет в болотах, вот сволочь! Бедных людей, самых несчастных обворовывает! – Он влетел в сарай: – Дети, на работу больше никуда не ходите, вас обворовывают, я этого не позволю. Лежите тут хоть до самого мира, но я не позволю, чтобы вас обворовывали хоть на копейку!
Лежали день, лежали два, инженер не приходил, полковник был сердит на него по-прежнему, и пленные начали разбредаться по соседним деревням.
Там пленных ещё не видали, они были новостью, поэтому их встречали с радостью. Жители, русские и поляки, спрашивали их, какого они вероисповедания, и когда выяснилось, что многие из пленных католики, это способствовало сближению, главным образом с женщинами.
– Вот бы куда Гудечка, – заявил однажды пискун, возвращаясь из деревни.
– А в какой деревне ты был? – спросили его сразу несколько голосов.
Пискун махнул рукой в сторону леса:
– Вон за лесом в Глинищах. Там много солдаток.
В течение двух недель полковника видели непрестанно ругающим инженера, потом он неожиданно изменился и стал с ним спокойно разговаривать. А в понедельник он уже принялся опять выгонять на работу:
– А ну-ка, дети, выходи на работу! Инженер пообещал платить за работу прямо. Я его научил, сукина сына.
В ответ на это Смочек, грустно осмотрев свой порожний мешок, сказал:
– Сговорились, наверное, с этим инженером, теперь будут обворовывать нас вместе, черт бы вас побрал обоих!
Работать пошли на другую сторону, в городишко, где нужно было исправлять дорогу. Это подняло настроение, а особенно развеселились пленные, когда узнали, что бабы будут возить песок.
Рота разделилась. Одна половина насыпала песок, другая рассыпала его равномерно по дороге. Бабы понукали лошадей, пленные щипали девок, и те пищали. Инженер ходил посреди дороги, раздавал папиросы и похваливал:
– Ну, работа кипит. Только поскорей, ребята! Скоро будет мир. – Затем предложил: – Послушайте, что я хочу сказать: давайте сегодня пройдём до того большого дерева, а потом я отпущу вас домой, хорошо? Давайте работать на урок, зачем тут быть целый день, сделаем урок и пойдём домой, ладно?
Работу эту можно было сделать только дня за два, но обещание предоставить после выполнения урока свободное время и рыбу к обеду и наличие баб действовали на пленных неотразимо. Воза молниеносно насыпались песком, переворачивались, солдатки кричали, а партия с таким усердием разбрасывала песок по дороге, что только пыль стояла. Инженер весело улыбался; прежде чем приехала кухня, работа уже была закончена.
– Вот завтра, молодцы, до того бугорка на урок 1 возьмём, да? Ничего, лучше поспешить, а потом отдохнуть.
И когда они согласились, он обрадовался – в другое время они бы просидели здесь четыре дня, а теперь управляются за три четверти дня.
Эта дорога была очень оживлённой. То и дело проезжали по ней офицеры в автомобилях и часто останавливались возле пленных, расспрашивая, как им живётся. Они внимательно слушали и говорили, покручивая усы:
– Плохо, ну да нашим у вас ещё хуже. Там, говорят, наших в плуги запрягают. Да, да, война наделала делов. Ну что же делать, на то и война, чтобы люди страдали.
И уезжали дальше. Если бы они спросили, что обо всем этом думает бравый солдат Швейк, то он бы им сказал: «Вы похожи на тех судей, которые присудили цыганка Ружичку в Пильзене к повешению за то, что он ударил еврея топором. Они посадили его в камеру и вместе с ним посадили стражника, чтобы тот играл с ним в карты и по-всякому веселил его, – одним словом, чтобы скучно ему не было. Каждый день они посылали к нему доктора, и тот его спрашивал: „Не болит у вас голова?“ или: „Чувствуете себя совершенно здоровым?“ И три раза в день измерял у него температуру и считал пульс. Они даже заставили его запломбировать зубы, срезать мозоли, сделать маникюр, купили ему берёзовой воды для волос и крем от веснушек. Наконец ему сказали: „Сегодня вы будете есть, что захотите, и это вам ничего не будет стоить. Палач уже приехал, и завтра утром вас повесят“. Так он и пошёл под виселицу».
Но Швейка об этом не спрашивали, а сам он не говорил и только рассказывал разные события из своей жизни.
Иногда случалось, что кто-нибудь из Глинищ приходил очень поздно в сарай и говорил проснувшимся товарищам:
– Ох, сегодня я буду хорошо спать, сегодня я хорошо погулял, – а на третий день его, больного, клали на телегу, и Марек отвозил его в Вилейку в госпиталь.
Но даже и эта опасность – заболеть какой-нибудь болезнью – не удерживала пленных от романтических приключений. Связи с женщинами были единственным удовольствием на фоне однообразной, серой жизни пленных, и Швейк несколько раз, наблюдая за телегой, которая отвозила заболевшего товарища, говорил:
– Ну, теперь ты угомонишься. Любовь – это, говорят, единственное удовольствие в жизни бедных.
Но вот дороги все уже были исправлены, на болотах возвышались новые деревянные мосты, рожь в поле была скошена и сложена в скирды. Однажды утром инженер пришёл в сарай и сказал:
– Деньги за работу я выплатил вашему начальнику. Спасибо вам, хорошо работали! Вот вам на махорку.
И, протягивая каждому руку, он давал по рублёвке. В этот день они ещё оставались в сарае. Инженеры уехали со своим отрядом на телегах, нагруженных чемоданами, а полковник, оставив роту на попечении Евгении Васильевны, отправился за указаниями, что ему делать с пленными.
СЕМЬ КАЗНЕЙ ЕГИПЕТСКИХ
В Почепове, куда пленных пригнали в начале августа, их ожидала огромная работа: надо было построить почти шестикилометровый деревянный мост через болото.
Давно уже начали его строить, но никак не могли достроить, так как мост этот находился под обстрелом немецких орудий и немцы добросовестно расстреливали ночью все то, что русским удавалось построить за день. Таким образом, в этой точке сосредоточились два противоположных интереса: русские хотели во что бы то ни стало построить мост, а немцы хотели во что бы то ни стало его разрушить. Поэтому, когда русские начали сгонять сюда большее количество людей, чтобы его поскорее сделать, немцы стали посылать больше аэропланов и гранат, которые начинали сильнее бомбардировать злополучный мост.