Дурак - Мур Кристофер (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗

— Я тебя испугала? — донесся до меня женский голос.

— Нет-нет, я просто… я… Простите меня. Я трепещу пред вашим благочестием.

Тут она рассмеялась. Смех звучал печально, точно его долго сдерживали, а потом выпустили наружу чуть ли не всхлипом, но она все равно смеялась, и я смутился.

— Я больше не буду, госпожа…

— Нет-нет-нет, будь. Не вздумай не быть, мальчик.

— Я не. И не вздумаю.

— Как твое имя?

— Карман, матушка.

— Карман, — повторила она и еще немного посмеялась. — Ты разлил мой эль, Карман.

— Так точно, матушка. Принести еще?

— Если не желаешь, чтобы слава моей клятой Святости спалила нас обоих, лучше принеси, друг Карман. А когда вернешься, расскажешь историю, которая меня рассмешит.

— Слушаюсь, матушка.

Вот в тот вечер мой мир и перевернулся.

— Напомни, почему нам просто не пришить моего братца? — поинтересовался Эдмунд. Всего за час он преодолел путь негодяя — от хныкающих каракулей до сговора к убийству. Способный ученик, что и говорить.

Я с пером в руке сидел за столом в своей квартирке над барбиканом — огромной караульной будкой во внешней стене замка. У меня есть свой очаг, стол, два табурета, кровать, шкаф для пожитков, крюк для колпака и одежды, а посреди комнаты — огромный котел. В нем греют масло, а потом его, кипящее, льют на головы осаждающему неприятелю через щели в полу. Если не прислушиваться к лязгу тяжких цепей всякий раз, когда поднимают или опускают мост, берлога у меня уютная. В ней неплохо спать или предаваться иным горизонтальным занятьям. А лучше всего, что она запирается — на двери у меня есть огроменный засов. Даже среди благородной публики уединение тут настолько же редко, насколько процветают сговоры к убийству.

— Это, конечно, привлекательный порядок действий, если Эдгара не обесчестят и не лишат наследства, а все его достояние посему не перейдет к тебе по доброй воле; однако земли и титул могут перейти и к какому-нибудь законному кузену или еще хуже — твой отец может попытаться зачать себе нового наследника.

Тут я несколько содрогнулся — вместе, я уверен, с десятком юных дев королевства — от одной лишь мысленной картины: увядшие лядвия Глостера обнажены и нацелены изготовить себе из их предсвадебной знатности нового отпрыска. Да чтобы избежать такой чести, девы побегут биться в монастырские двери, лишь бы впустили.

— Об этом я не подумал, — сказал Эдмунд.

— Вот как, ты не думаешь? Вот те на. Хоть простое отравление и кажется чище, письмо — меч поострее будет. — Если б я дал мерзавцу добрую веревку, он, может, и повис бы за нас обоих. — Такое письмо я могу изготовить — тонкое, однако изобличающее. Ты станешь графом Глостерским, не успеют навалить земли на тело твоего отца, пока оно еще дергается. Но письмом всего не добиться.

— Говори прямо, дурак. Как мне бы ни хотелось заткнуть твою болтовню, говори.

— Король расположен к твоему отцу и твоему брату, потому-то их обоих сюда и призвали. Если Эдгар помолвится с Корделией, а произойти это может, не успеет расцвести заря, — что ж, с принцессиным приданым у него не будет резона идти на ту измену, кою мы тут вокруг него измышляем. А ты останешься с обнаженными клыками, благородный Эдмунд, законный же сын будет только богаче.

— Я обеспечу, чтоб у них с Корделией помолвки не было.

— Как? Понарассказываешь ему всяких ужасов? Я из верных рук знаю, что ступни у нее — как речные паромы. Их подвязывают под платьем, чтобы не хлопали на ходу.

— Я обеспечу, чтобы свадьбы не было, человечишко, не переживай. А ты обеспечишь писулю. Завтра Эдгар отправляется в Крыширь вручать кредитные письма, а мы с отцом вернемся в Глостер. Тогда-то я письмишко ему и подсуну, чтобы гнев у него успел назреть, пока не будет Эдгара.

— Быстро, пока я не испачкал пергамент, — обещай, что не дашь Эдгару жениться на Корделии.

— Ладно, дурак, — обещай, что не расскажешь никому о том, что написал это письмо, и я тоже пообещаю.

— Клянусь, — рек я. — Яйцами Венеры.

— Тогда и я, — рек ублюдок.

— Тогда ладно, — сказал я, обмакивая перо в чернила. — Хотя убийство было бы попроще. — На ублюдкиного брата Эдгара мне, в общем, тоже всегда было плевать. Хоть он весь такой серьезный, лицо открытое. Не доверяю я тем, кто внушает доверие. Наверняка что-то замышляют. Конечно, Эдмунд, висящий за убийство брата с вываленным черным языком, тоже будет красивой праздничной люстрой. Дураку любой праздник потеха.

Через полчаса я смастырил письмо до того каверзное и припудренное коварством, что любой папаша при виде его немедленно придушил бы сынка, а ежели бездетен — надавал бы себе по яйцам боевым молотом, дабы заговорщикам даже не взбрело на ум рождаться. То был шедевр как подделки, так и подтасовки. Я хорошенько его промокнул и показал Эдмунду, не выпуская из рук.

— Мне нужен твой кинжал, господин, — рек я.

Эдмунд потянулся к письму, а я, как в танце, увернулся от него.

— Сперва нож, мой добрый ублюдок.

Эдмунд рассмеялся:

— Возьми кинжал, дурак. Безопасней тебе не будет — меч-то у меня.

— Все верно — я тебе его и отдал. Кинжал мне нужен для того, чтоб срезать печать с кредитного письма и присобачить ее к этому нашему посланью. Тебе нужно будет ее сломать — но только при отце, словно ты и сам у него на глазах обнаружил черную природу брата.

— Вот оно что, — рек Эдмунд.

И протянул мне кинжал. Я совершил деянье с сургучом и свечкой и вернул ему орудье и письмо. (Мог ли я взять для этого какой-нибудь свой кинжал? Разумеется, но Эдмунду пока не настала пора об этом знать.)

Не успело письмо угреться у него в кармане, как Эдмунд выхватил меч и нацелил его мне в горло.

— Мне кажется, твое молчанье я могу запечатать надежнее, чем данным словом.

Я не шевельнулся.

— Ты сокрушаешься, что родился без расположенья — какого же расположенья снищешь ты, убив королевского шута? С десяток стражников видели, как ты сюда входил.

— Рискну.

И тут огромные цепи, бежавшие через всю мою каморку, дрогнули и залязгали так, будто к ним была прикована сотня страждущих узников, а не плита из дуба и железа. Эдмунд заозирался, а я тем временем сокрылся в дальнем углу. В стрельчатые бойницы, служившие мне окнами, ворвался ветер и загасил свечу, которой я топил сургуч. Ублюдок развернулся лицом к бойницам, но в комнате потемнело так, словно весь день снаружи плащом накрылся. В воздухе у темной стены замерцал золотистый очерк женщины.

И призрак рек:

Эдмунда я различал лишь в слабом свеченье привидения: он по-крабьи отползал к двери, открывавшейся на западную стену, остервенело нашаривал задвижку. Потом откинул засов и был таков во мгновенье ока. Мою квартирку залил свет, а в узких каменных прорезях опять завиднелась Темза.

— Хорошая рифма, навье, — молвил я в воздух. — Хорошая рифма.

Явление четвертое

Дракон и его ярость [20]

— Не отчаивайся, парнишка, — сказал я Едоку. — Все не так мрачно, как кажется. Ублюдок сдержит Эдгара, и я практически уверен, что Француз и Бургунд друг друга пежат, а потому ни за что не дозволят принцессе влезть между собой. Хотя готов ставить, что они бы пользовались ее гардеробом, не охраняйся он так надежно. Стало быть, положение не критично. Корделия так и останется в Белой башне и будет терзать меня, как прежде.

Мы с ним пребывали в сенях перед большой залой. Едок сидел, уронив голову на руки, и выглядел бледнее обычного. На столе перед ним была навалена гора еды.

— Король же не любит финики, м-м? — спрашивал Едок. — Маловероятно, чтоб он стал их есть, хоть они и привезены в дар, м-м?

— А дарили их Гонерилья или Регана?