Дядюшка Наполеон - Пезешк-зод Ирадж (читаемые книги читать txt) 📗
– Заткнитесь вы все! Пусть этот павиан говорит.
В голосе у нее слышалась такая ярость, что никто не осмелился двинуться. Гамар было привстала, но Шамсали-мирза силой удержал ее. Дустали-хан, дрожа всем телом, отрывисто, будто из могилы, выговорил:
– Святым Кораном… душой отца клянусь! Вы мне только разрешите… я все скажу…
– Отвечай, убью! – рычала Азиз ос-Салтане. – Зачем ты велел Гамар свалить все на Аллахварди?
– Не… м – мне… я… я видел, что она… что она не знает имени того человека… забыла она! Я думал, по крайней мере… по крайней мере, позора меньше, ну, раз она сама про Аллахварди…
В это время Гамар залилась смехом:
– Ну и врун же этот папа Дустали! Будто не вы говорили: если не скажешь, что Аллахварди отец ребенка, я твоего младенчика убью?
– Заткнись!.. – завопил Дустали-хан. – Поверьте… Ага, скажите вы хоть словечко! Да не стану я со своей же падчерицей… Разве можно это?
И тут, прежде чем кто-нибудь успел вмешаться, Дустали-хан, словно молодой козел, прыгнул к дверям залы и бросился бежать. Азиз ос-Салтане с такой же резвостью выскочила следом. Все присутствовавшие после минутного замешательства кинулись за ними, крича:
– Азиз-ханум!.. Одумайтесь!.. Уж коли пуля вылетит… Ружье-то…
Супруги далеко опередили нас. На всех парах мы спешили за ними, как вдруг по саду раскатился грохот выстрела, а вслед за ним донесся душераздирающий вопль Дустали-хана:
– А-а-а, уби-и-ила!..
Мы подбежали к ореховому дереву, но впотьмах не могли ничего толком разглядеть. В это время подоспел Маш-Касем с фонарем. При его слабом свете нам открылось странное зрелище: Дустали-хан ничком лежал на земле, на брюках у него – как раз на том месте, каким сидят, – пятнами проступала кровь, а Азиз ос-Салтане с видом человека, только что очнувшегося от сна, стояла у него в головах, держа в руке ружье.
Все растерялись. Отец первым нагнулся и приподнял голову Дустали-хана. Голова снова бессильно упала землю.
– Надо что-то делать. Маш-Касем, сбегай за доктором Насером оль-Хокама!
Сквозь общий шум и галдеж, поднятый родственниками, вдруг прорвался громкий смех Гамар, которая спрашивала:
– Маменька, ты убила папу Дустали? Вот хорошо. А то, помнишь, он все говорил, пойдем, мол, к доктору, он у тебя ребеночка вынет!
Дядя Полковник взял ружье из рук Азиз ос-Салтане и сказал:
– Надо поскорее отвезти его в больницу.
– Ну, ублюдок этот один – единственный раз в Сан-Франциско съездил, так теперь до конца жизни будет на брюхе спать… Можно и отвезти, мы не дикари, конечно! Но ведь ему уж больше этим местом не сидеть, – • усмехнулся Асадолла-мирза.
Но Шамсали-мирза, нахмурившись, одернул его:
– Я попрошу, Асадолла! Сейчас не время шутить.
– Моменто, моменто, а вы думаете это всерьез? Такой дробью куропатку-то и ту с трудом убьешь, что от нее сделается толстой заднице нашего осла Дустали? Просто он из страха перед Азиз-ханум притворяется.
– Чем судить да рядить, подумали бы об этом бедняге! По-моему, доктор Насер оль-Хокама тут не поможет, надо в больницу везти, – повторил дядя Полковник. В это время вернулся Маш-Касем:
– Господин доктор говорят, чтобы мы доставили больного к нему.
Отец тоже считал, что раненого надо везти в больницу, но дядюшка Наполеон повелительным тоном произнес:
– Я полагаю, отправки в больницу лучше избежать.
Мнение дядюшки Наполеона, естественно, сочли руководством к действию, и неподвижное тело Дустали-хана было доставлено (на спине Маш-Касема) на излечение к доктору Насеру оль-Хокама.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
У калитки уже толпились соседи. Шамсали-мирза вышел к ним и попросил разойтись, но, прежде чем мы захлопнули за собой двери докторского дома, сардар Махарат-хан все-таки прорвался туда.
Я бросил взгляд ни дядюшку: побледнев, он округлившимися глазами уставился на индийца, и легко было догадаться, что творится в его душе. Но тут раздался громкий голос доктора Насера оль-Хокама:
– Жить вам не тужить, господа, жить вам не тужить, но ведь я не хирург! Придется отвезти его в больницу… Маш-Касем сказал, будто он ногу повредил, а теперь выходит, что ранение-то огнестрельное…
Дядюшка тихо проговорил:
– Доктор, во имя нашей былой дружбы и добрососедских отношений я лично прошу вас: осмотрите Дустали-хана! Если только возможно, мы должны избежать отправки его в больницу. Я потом все вам объясню.
В голосе дядюшки было такое смирение (смешанное, однако с властностью), что доктор больше не возражал. Он сказал только:
– На вашу ответственность. Если он, не дай бог, подхватит анфексию, я не отвечаю.
Доктор испытывал постоянный необъяснимый страх перед инфекцией (он произносил это слово «анфексия») и пугал ее страшными последствиями даже тех больных, которые жаловались на растяжение связок. Тем не менее, он направился к Дустали-хану, который лежал вниз лицом на кушетке для осмотра больных, и заявил:
– Но дамы и господа должны удалиться. Я не могу осматривать больного при таком скоплении народа.
Все двинулись к выходу, только Азиз ос-Салтане, которая без устали колотила себя по голове, возразила:
– Мне надо остаться… Я же теперь как без рук – беспомощная совсем, мне нужно остаться, нужно знать, какая беда меня ждет.
– Жить вам не тужить, но и вам надлежит покинуть кабинет. В противном случае я не прикоснусь к больному!
Тут в разговор вмешался индиец:
– У меня имеется индийская мазь для лечения подобных ран: моментально будет полное выздоровление делать! Я сию минуту принесу ее.
С этими словами он поспешно вышел. Дядюшка Наполеон, помрачнев, процедил сквозь зубы:
– Касем! Не открывать этому безродному бродяге. Он теперь увидел, что план их не сработал, и хочет, видно, убить Дустали-хана этим индийским притиранием. Наверняка Дустали-хан собирался открыть мне какие-то коварные замыслы англичан!
Маш-Касем покачал головой:
– Да пусть этот негодяй хоть до утра у дверей торчит – все одно не открою. Знаем мы, что это за мазь такая… На вид черная – они ее из змеиной печени гонят. Да одна склянка этакой мази слона с ног свалит – будто огнем спалит. Вот земляк мой…
Я пробрался поближе, чтобы быть в курсе дела. Доктор Насер оль-Хокама стоял в сторонке, ожидая, пока очистят кабинет и можно будет начать осмотр, Азиз ос-Салтане все упиралась, но в конце концов и она вышла – по настоянию дядюшки.
– Моего санитара нет, – сказал доктор. – Пусть Маш-Касем останется, поможет мне.
Маш-Касем выскочил вперед:
– Слушаюсь! Нам эти дела знакомы. Зачем врать, до могилы-то… Приходилось и мне пользовать… Был у меня земляк – его в селезенку ножом пырнули. Так я своими руками…
Доктор нахмурился:
– Ну, жить вам не тужить, почтенный Маш-Касем! И тебе тоже не стоит оставаться – уж очень ты болтаешь много… Вот кто будет мне помогать! – С этими словами доктор указал на меня и добавил, выпроваживая остальных: – Или извольте отправляться домой, или обождите в приемной, но чтобы во дворе и в прихожей никого не было!
Кабинет и приемная доктора располагались направо и налево от маленькой прихожей, прямо за входной дверью, жилая часть дома помещалась по ту сторону двора. Когда все удалились в приемную, и кабинет опустел, доктор повернулся ко мне:
– Жить не тужить, сынок, помоги-ка мне раздеть больного. Ты как – крови не боишься?
– Нет, господин доктор, нисколько.
Мы стащили с Дустали-хана пиджак и брюки. На мой взгляд, случай оказался не смертельным, так как лежавший без чувств раненый почти помогал нам во время раздевания да и не был таким тяжелым, каким бывает человек в бессознательном состоянии.
Смоченной в спирту ватой доктор протер кровоточившие места. Раны состояли из трех маленьких дырочек. Доктор приложил к ним руку и пробормотал себе под нос:
– Похоже, что в него с большого расстояния выпустили заряд дроби. Вошла не очень глубоко, вот она здесь под кожей…
