Мой портфель - Жванецкий Михаил Михайлович (чтение книг txt) 📗
При диктатуре все боятся вопроса, при демократии – ответа.
При диктатуре больше балета и анекдотов, при демократии – поездок и ограблений.
Крупного животного страха – одинаково.
При диктатуре могут прибить сверху, при демократии – снизу.
При полном порядке – со всех сторон.
Сказать, что милиция при диктатуре защищает, будет некоторым преувеличением. Она нас охраняет. Особенно в местах заключения. Это было и есть. А на улице, в воздушной и водной среде – это дело самих покойников, поэтому количество погибших в войнах у нас равно количеству погибших в мирное время.
В общем, наша свобода хотя и отличается от диктатуры, но не так резко, чтоб в этом мог разобраться необразованный человек, допустим, прокурор.
Многих волнует судьба сатирика, который процветает в оранжерейных условиях диктатуры пролетариата и гибнет в невыносимых условиях расцвета свободы. Но это все якобы. Просто в тепличных условиях подполья он ярче виден и четче слышен. И у него самого ясные ориентиры.
Он сидит на цепи и лает на проходящий поезд, то есть предмет, лай, цепь и коэффициент полезного действия ясны каждому.
В условия свободы сатирик без цепи, хотя в ошейнике. Где он в данный момент – неизвестно. Его лай слышен то в войсках, то под забором самого Кремля, а чаще он сосредоточенно ищет блох с огромной тоской по ужину.
И дурак понимает, что в сидении на цепи больше духовности и проникновения в свой внутренний мир. Ибо бег за цепь можно проделать только в своем воображении, что всегда интересно читателям.
Конечно, писателю не мешало бы отсидеть в тюрьме для высокого качества литературы, покидающей его организм. Но, честно говоря, не хочется. И так идешь на многое: путаница с семьями, свидания с детьми… Так что тюрьма – это будет чересчур.
Но что сегодня радует – предчувствие нового подполья. Кончились волнения, беготня, митинги, выборы, дебаты, снова на кухне, снова намеки, снова главное управление культуры и повышенные обязательства. Снова тебе кричат: «Вы своими произведениями унижаете совьетского человьека», а ты кричишь: «А вы своей „Газелью“ его просто калечите». Красота!…
Но тот, кто нас снова загоняет в подполье, не подозревает, с какими профессионалами имеет дело. Сказанное оттуда, по всем законам акустики, в десять раз сильнее и громче и, главное, запоминается наизусть.
А вечный лозунг руководства «Работать завтра лучше, чем сегодня» – в подполье толкуют однозначно: сегодня работать смысла не имеет.
«Господа! Давайте переживать неприятности по мере их поступления».
Пуля
А не удивительно ли, что такая маленькая пуля убивает человека?
Как изобретательны люди. На таком расстоянии. Неизвестно откуда.
Шальная.
Летают пули вместо пчел. Предупредительный свист.
Он даже не предупреждает, он уведомляет.
И…
Полная тишина наступает в двух случаях.
Если нет всех.
И если нет тебя.
Что по-настоящему совершенствуется?
Спички – не меняются.
Лампы – не меняются.
Велосипед – не меняется.
Оружие – каждую секунду.
И вы хотите, чтобы оно не применялось?
Непрактичные достижения
Мы дожили, это главное. Мы на перепутье, мы не может стать такими, как другие, нас многое отличает. Мы лежим, сидим, валяемся, но на правильном пути.
На пути, которым прошли все. Здесь нет ошибки. Бандитизм, проституция, воровство и продажность – расплата за мир. Войной можно всё это уничтожить, мир всё это допускает.
Свобода поначалу имеет такое выражение лица. Нам продают то, что мы покупаем. Значит – мы такие. Продавцы лживы и лукавы. Но у них есть свои продавцы. Нам открылся другой мир, где мы – спрос. Мы и формируем то, что нам показывают и продают.
Но нормальная жизнь в нестоптанных туфлях с сытым желудком – уже здесь. Мы открыли дверь и вошли в неё. Каждому есть, что делать. Один снимает кино, второй смотрит. Таков расклад.
Расплата за богатство: изоляция, охрана, стресс и риск не вернуться домой.
Расплата за бедность – масса свободного времени, любовь, дружба, легкое перемещение в пространстве и мечта разбогатеть, чтобы отведать сказанное выше.
Есть еще артисты, мотающиеся по клубам всю новогоднюю ночь, выходящие с двумя шутками и одной песней тридцать два раза за ночь. Кто им завидует – тоже плохо знает жизнь.
Исчезла дружба, появилась конкуренция и скрытность, потому что один стал резко отличаться от другого. Однако, есть возможности у всех: при наличии мозгов или мышц можно жить, где хочешь.
При отсутствии этого – можно жить только здесь, выбивая зарплату хитростью или голодовкой.
Можно осесть на своей земле, понять и возделывать её, чтобы не созерцать чужие моллюски в кляре и чужое вино, от которого не одна истина рождается в споре, а две. Поэтому пить, есть и целовать нужно только своё.
Наш человек задачу любит, а непосильную задачу просто обожает, что показал опыт строительства социализма в отдельно взятой стране. Ну ничего особенного не построили, но имидж в мире себе здорово подняли. Хотя и отстали в обеспечении друг друга продовольствием, обувью и одеждой. Поэтому на БАМ ездили не только по велению сердца, но также и жены, пославшей мя.
БАМ стоит, Братск стоит, Колыма зовет, всё ждет практического применения.
Разбогатевшие люди нас раздражать не должны, только на их фоне мы чувствуем себя честными и порядочными, если это еще кому-то нужно.
Кроме совести, литературы, балета и прочих непрактичных достижений, у нас есть главное, что должно нас накормить и одеть – у нас есть наша страна, к штуцерам и шлангам которой припала масса цивилизованных народов. У нас есть земля, которая была ничьей и так же выглядела. Настоящая семья – это муж, жена, дети и их земля. Они хозяева не «на этой земле», как писали раньше, а «этой земли». Чтобы было, что передать детям. Когда нет своей земли, мы как мухи на куске мяса – «кыш!» – и взлетели. «Пошли вон отсюда» – и пошли вон отсюда далеко-далеко, где что-то можно купить за свой ум или тело. Выпьем за привязанность к стране, за превращение страны в Родину, за минимум контактов с властью, с медициной, с милицией, с прессой, с телевидением, со всем, где можно узнать то, чего мы не хотим. Август вычеркнем из календаря, пусть будет июль-2, лишний летний месяц нам не помешает.
Мы видим, что происходит, если кому-то мешать жить на этой земле: у нас всё время идет бессмысленная и показательная война.
Ценности остаются прежними: ум, порядочность, ребенок, мысль и счастье – когда ты из дома спешишь на работу, с работы спешишь домой.
А неприятности будем переживать по мере их поступления, а еще лучше не переживать, а идти дальше.
Ибо сегодняшняя цель ясна: там уже живут.
Петухову!
Я должен рассказать, как с твоей помощью, Владислав Сергеевич, я впервые в жизни увидел капитализм. Я побывал в нем. Я чуть ли не пил в нем пиво. Посредине Одессы. В получасе от дома.
– Вам какое? – спросили меня. – У нас восемь сортов, – и я обиделся.
Они не имели права ставить меня в неловкое положение. Я и так в нем находился всю жизнь. Разве есть пиво, кроме пива? Есть, Владик, есть. А эти магазины. Эти меха. Эти бриллианты. Эти шубы, раскинутые по паркету где-то посредине Одессы. Где-то в 79-ом или 80-ом году.
Я хотел крикнуть: «Да здравствует Советский Союз! Смерть провокаторам!» Но ты шепнул: «Без эмоций». И я, шатаясь, побрел среди всех этих людей, жрущих тропические фрукты глубокой осенью в Одессе, где заканчивался сезон болгарского перца и начинался сезон мороженой картошки.
Они жрали свои фрукты. Они смотрели свое кино. От них пахло Фицджеральдом и Хемингуэем. И только я, талантливый и неумолимый, в носках и босоножках среди шортов и золотых часов, шмаркал носом, стесняясь достать носовой платок. Потом достал его в виде комка и вытер-таки, расцарапав, лицо.
