Академия родная - Ломачинский Андрей Анатольевич (читать книги без регистрации полные .txt) 📗
– Да вы не волнуйтесь, Сивохин. Я конечно, вижу, что ваша общая академическая успеваемость оставляет желать лучшего, но я обещаю вам абсолютно непредвзятое отношение. Возьмите себя в руки, потом возьмите билет и спокойненько идите готовиться. Но главное – не переживайте так! Мы же тут не звери, мы понимаем ваше состояние.
Валера тоже понял, что дал маху, выключил военные рефлексы, тут же вспомнив либерализм своей прошлой студенческой жизни. Он спокойно взял билет и пошел готовиться. Досталась ему кишечная палочка и возбудитель туляремии. «Микробы» действительно Студент подзабыл. Всякие там посевы на среды и на пестрый ряд, антигены и покраски… Вместо этого всплыли титры и индексы, штатные укомплектования спецотрядов ликвидации очага и разведмероприятия в тылу, расчет комплектов ООИ-3 и РО-1 при боевом применении туляремии с газом Би-Зет на плотноснаселенной местности, а также организационно-штатная структура формирований, обеспечивающих карантин на уровне областного центра. Время шло неумолимо, подходит очередь отвечать. Валера вздохнул, взял беспорядочно исписанный листок и подошел к доцентскому столу.
– Товарищ доцент, кхм… виноват… Тамара Павловна! Я бы хотел глобально осветить проблему Ecerichia coli – кишечной палочки – казалось бы, обычного представителя микрофлоры наших каловых масс. Вначале рассмотрим ее в общеэпидемиологическом, а затем в клиническом аспектах…
И тут Валера перешел в словесный аллюр. Он собрал все свои знания, сыпал номерами приказов, министерских инструкций неотложных мероприятий, цитировал параграфы из Руководства по медобеспечению мирного и военного времен. А уж когда подошел к клинике… Описав все разновидности клинической картины колиэнтерита, перепрыгнул на хирургию, где стал рассказывать о лечении тяжёлых каловых перитонитов при огнестрельных ранениях толстого кишечника на разных этапах эвакуации раненых с фронта.
Так и не дождавшись, когда же дело дойдёт непосредственно до самой микробиологии, доцент попросила перейти ко второму вопросу. Тут началось ещё хуже – Валера, словно забыв, что он в гражданском ВУЗе, стал выдавать всякую закрытую информацию, обильно подсаливая ее байками, что слышал из секретных «ящиков». Когда он дошёл до классификации боевых штаммов туляремии и принципиального конструктивного устройства ракетной боеголовки для распыления спор, доцент не выдержала:
– Хватит, Сивохин. Несмотря на некоторые пробелы в деталях, я ставлю Вам твердую отличную оценку. Ваш медицинский кругозор вызывает удивление. Для третьекурсника неплохо – из Вас получится хороший санитарный врач. Жалко, что Вы в научный кружок на нашу кафедру не ходите.
Студент встал, склонил голову, взял зачетку из рук доцентихи и, коротко бросив «досьданья», пулей вылетел из аудитории. Внизу его с нетерпением ждал настоящий Сивохин-младший:
– Ну как?
– Стопудовое палево – «отлично»!
ЦЕЛКОПЛАСТИКА
Сивохин-Молодой был безмерно благодарен. У него даже затеплилась надежда получить стипендию. Он стал намекать Валерке, что не мешало бы ещё парочку экзаменов за него сдать, пока зачётку назад не перешили. Но Студент был непреклонен – во-первых, судьбу дважды не испытывают, а во-вторых, врач-оболтус, пусть даже и санитарный, это нонсенс. И послал он Молодого куда подальше – к остальным экзаменам самому готовиться. В заключение, как и было обещано, они здорово откушали в ресторане, а потом Молодой ещё сверху бутылку коньяка Студенту отвалил.
Принёс Студент коньяк на Факультет. Сидим мы с нераспечатанной бутылкой и смотрим в окошко. На носу сессия, пьянствовать не хочется, но бутылка соблазняет. Тут замечаем, что напротив в ЦПХ в знакомой комнате какой-то девичник. Думаем, надо сходить. Посидим часок, на кучу баб и на двоих мужиков одна бутылка пойдет как добавка к чаю – никакого пьянства перед сессией. Заходим в ЦПХ, поднимаемся на третий этаж. А там в коридоре вопли! Какой-то мужик с сильным акцентом на всю общагу орёт:
– Фатыма! Ты кров мою стаканами пёшь! Что отец скажет! Что соседи скажут! Не приедэшь через две нэдели – убью! Зарэжу! И нэ вздумай убегат – найду и как овэчка на байрам зарэжу!
Тут мимо нас прошел небритый мужик южно-орлиного вида в весьма дорогой дублёнке. По его налитым кровью глазам нетрудно было догадаться, что это он так орал. Заходим в комнату. Здравствуйте, девушки, ставьте чаёк, будем балагурить. А у девушек настроение ниже плинтуса. А одна, черненькая такая, вообще в слезах. Вопрошаем, что за дела. Бабоньки молчат. Опять спрашиваем, может, чем помочь? Молчат, вздыхают, на черненькую поглядывают – как на приговорённую к смертной казни, когда приговор обжалованию не подлежит. Валерке стало жаль девушку, но жалость тут же смешалась с любопытством:
– Ты Фатима, что ли?
– Я…
– А это кто был? Тот, небритый, что орал тут – муж?
– Нет, брат.
– А чего он орал?
– Они там калым за меня взяли, а я домой ехать не хочу…
– Большой калым-то?
– Шутишь! Кто ж за меня большой даст? Я же инженер-экономист. Вот если бы у меня было образование семь классов и жила бы я безвылазно в горном кишлаке, тогда да… Тогда большой бы был калым. У нас так: чем больше баба на рабыню похожа, тем ей цена выше.
– А где это «у нас»?
– Да в Таджикистане.
– Да-а, тяжёлые у вас там нравы.. Слушай, а какие проблемы? Сама же говоришь, что ты девушка дешёвая, калым маленький – откупишься!
– Глупости! Не в деньгах тут дело… Если брат узнает – убьёт!
– Чего узнает?
Фатима ничего не ответила, только опустила глаза и зарделась, а потом от стыда и горя уткнулась лицом в подушку и беззвучно заплакала. Подруги залепетали:
– Фатя, да не плачь ты! Ну уйди с общаги! Уезжай из Ленинграда… Не будет же он тебя по всему Союзу искать!
– Будет! Он проводником работает – а среди проводников… Да у них по всем городам… Всё равно как в КГБ… Они найдут! Да и жених ведь хороший! И-ииии! И-ииии! И-ииии мне нравится!
Тут уже не выдержал Студент:
– Что за паранойя? И денег дали, и жених нравится, и родственники не против – откуда проблема? За что тебя убивать-то?
Фатима подняла зарёванные глаза и уставилась на Студента как на умственно отсталого:
– Это у вас, у русских, проблем нет! А у нас есть! Я же здесь Ли-и-иии… Ли-иии, ли-иии-э-ээ-и-иии закончила… И-ииии…
– Чего-чего ты закончила?
– ЛИЭИ, Инженерно-экономический, это пять лет в Ленинграде. И по распределению здесь осталась – уже два года, как на «Уране» работаю. А я что, не человек? Я что, не в ЦПХ живу? Я как все… Вот за это меня и убьют! Если узнают… А если поеду домой к жениху – то тогда точно узнают! Соберутся всей роднёй, приведут меня к отцу и бросят там, как паршивую кошку. Даже если не зарежут – всё равно позор!
Так открыться можно только или очень близким друзьям или абсолютно посторонним. В друзьях у Фати числилась пол-общаги, а в абсолютно посторонних – мы. Дело в том, что в ЦПХ между девушками секретов почти не было – там интимная жизнь каждого была на виду у всех. А годы общажно-студенческой, а потом и общажно-лимитной жизни перемололи мусульманскую неприступность симпатичной таджички. А что? Девушка молодая, грамотная, по-русски говорит без акцента, одета по моде… Дремучая смесь традиций и чугунной шариатской нравственности в её душе только-только пробудилась от долгого анабиоза. А пробудившись, такое вылезает из подсознания и ведёт себя как медведь-шатун. Привычки развратно-беззаботного общажного быта вдруг воспринимаются как моральное падение, жизнь сразу становится мрачной под тяжестью грехов. Хотя нам это всё равно казалось средневековьем: подумаешь, трагедия – плач Ярославны-Шахерезады по невесть когда потерянной девственности! Студент цинично заявил:
– Ну и дурь! Бросить невесту или убить сестру из-за отсутствия девственной плевы. Ха! Да это же простая дупликатура истонченной кожи! Две танталовых скрепки и десять минут работы, включая анестезию!
