Да, господин министр - Линн Джонатан (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗

Вместе с тем сэр Хамфри недвусмысленно дал понять, что не будет принимать административных мер «против наших товарищей, если они решатся на широкомасштабные и эффективные действия».

Когда господин Бейкер попросил проинформировать его о позиции, которую занимает в данном вопросе господин Хэкер, сэр Хамфри ответил, что министр «не в состоянии отличить СУПТОА [53] от ААРНМУ [54]».

Господин Бейкер тем не менее настаивал на оказании ему активной поддержки для успешного проведения упомянутой акции. Он объяснил это тем, что длительное пребывание в бездействующей больнице без каких-либо надежд на ее открытие в течение полутора лет по меньшей мере разлагающе действует на членов профсоюза, лишает их боевитости.

Сэр Хамфри полюбопытствовал, не лишился ли боевитости Билли Фрейзер. Господин Бейкер напомнил сэру Хамфри, что Билли Фрейзер числится совсем в другой больнице – саутуоркской. Но сэр Хамфри сообщил, что Билли в ближайшее время, возможно, будет переведен в больницу Сент-Эдвардс.

По мнению помощника генерального секретаря, господин Бейкер «принес добрые вести». «Мы многого сможем добиться в деле повышения заработной платы и условий труда наших товарищей в больнице Сент-Эдвардс, если сумеем поднять их боевой дух», – сказал он.

В заключение господин Бейкер рассказал о том, как сэр Хамфри проводил его до самых дверей кабинета, просил передать его наилучшие пожелания всем «соратникам по профсоюзу» и даже пропел две строчки из «Мы преодолеем» [55].

Члены исполкома поручили господину Бейкеру в ходе будущих встреч присмотреться к сэру Хамфри повнимательнее: он либо готов изменить собственному классу, либо ведет двойную игру.

Сегодня я наконец-то лично посетил больницу Сент-Эдвардс. И, должен заметить, сделал для себя немало открытий.

«Группа приветствия» – употребляю этот термин в самом широком значении, так как менее приветливых людей трудно себе представить, – встретила нас с Бернардом на ступеньках главного входа.

Нас познакомили с главным администратором больницы госпожой Роджерс и кошмарным типом по имени Билли Фрейзер, который отрекомендовался, как представитель объединенного комитета шоп-стюардов [56]. Госпожа Роджерс – красивая, аристократического вида дама лет сорока пяти, очень худая, темноволосая, с пикантной седой прядью – говорит так, будто во рту у нее каша.

– Очень рад познакомиться с вами, – сказал я Фрейзеру, первым протягивая руку.

– Свежо предание! – огрызнулся он.

Нам показали несколько пустующих отделений, а затем административные кабинеты, где царила атмосфера бурной деятельности, и, наконец, огромную операционную, в которой все было покрыто слоем пыли в палец толщиной. На мой вопрос о стоимости оборудования операционной госпожа Роджерс сообщила, что вместе с аппаратами радио- и интенсивной терапии все обошлось в два с четвертью миллиона фунтов.

Я поинтересовался, как она себя чувствует при мысли, что оснащенный по последнему слову комплекс бездействует вот уже больше года.

– Прекрасно! – бодро откликнулась она. – Здесь есть свои преимущества: продлевается срок службы оборудования, экономятся расходы на текущее обслуживание…

– Но ведь пациентов-то нет, – напомнил я.

– Нет, – радостно подтвердила госпожа Роджерс и добавила, что выполнение главной функции больницы не должно зависеть от наличия или отсутствия пациентов.

– Мне всегда казалось, что главная функция любой больницы – лечить больных, – заметил я.

– Управлять штатом в пятьсот человек – серьезное дело, господин министр. – В голосе госпожи Роджерс явственно зазвучали нотки обиды и раздражения.

– Да-да, конечно, но… что бы изменилось, если бы их здесь не было?

– Как что?

Она упорно отказывалась понимать меня. Это что, природная тупость?…

«Хватит с ними миндальничать», – решил я и прямо заявил ей о недопустимости подобной ситуации. Либо она открывает больницу для пациентов, либо я ее закрываю!

– Ну конечно же, господин министр, – поняв, что я не шучу, засуетилась она, – со временем, я уверена…

– Не со временем, а немедленно! – отрубил я. – Мы уволим триста ваших администраторов, а на их место возьмем врачей и медсестер, чтобы они начали лечить больных.

Тут в разговор вмешался Билли Фрейзер:

– Если вы пойдете на это, больница не сможет функционировать вообще.

– А сейчас она, по-вашему, функционирует?

– Это лучшая больница во всей стране! – срывающимся голосом выкрикнула госпожа Роджерс. – Ее выдвигают на премию Флоренс Найтингейл!

Я попросил объяснить мне, что это такое.

– Премия Найтингейл присуждается самой гигиеничной больнице района, – гордо заявила она.

Я мысленно попросил господа бога даровать мне терпение. А затем твердо повторил, что мое решение окончательно и бесповоротно: триста администраторов должны быть уволены, их места займут медицинские работники, и больница откроется для пациентов.

– Вы что, хотите сократить триста рабочих мест? – наконец-то дошло до проницательного Фрейзера.

До госпожи Роджерс это тоже дошло – и даже раньше. Но, по ее глубокому убеждению, пациенты для больницы – далеко не самое главное.

– Господин министр, ведь с таким количеством медицинских работников мы все равно не сможем делать серьезные хирургические операции.

Я ответил ей, что мне в высшей степени безразлично, какой хирургией они будут здесь заниматься. Пусть оперируют варикозное расширение вен, грыжу, аппендицит – лишь бы хоть что-то делали!

– Значит, вы намерены сократить триста рабочих мест? – с вызовом повторил Билли Фрейзер, видимо, все еще пытаясь уяснить для себя то, что остальные поняли десять минут назад.

– Да, намерен, – подтвердил я. – Больницы, господин Фрейзер, существуют не для трудоустройства членов профсоюза, а для лечения больных!

От злости он побагровел. Его поросячьи глазки засверкали классовой ненавистью. Он весь затрясся и, оплевывая свою клочковатую бороденку, заорал:

– Мерзавцы! Для моих товарищей это источник существования, а вы хотите лишить их работы! И еще имеете наглость твердить о каком-то обществе милосердия!

Скажу без ложной скромности: я сохранил полное спокойствие.

– Да. И в данном случае я склонен проявлять милосердие к больным, а не к членам вашего профсоюза.

– Мы объявим забастовку! – бушевал он.

Я не поверил своим глазам… или ушам? Его угроза показалась мне настолько нелепой, что я рассмеялся ему в лицо.

– Прекрасно! Объявляйте. Хуже от нее никому не станет. Объявляйте свою забастовку, сделайте милость. И чем скорее, тем лучше. Только не забудьте вовлечь в нее всех этих чиновников. – Я кивнул в сторону уважаемой госпожи Роджерс. – Тогда, по крайней мере, не придется им платить.

Мне кажется, мы с Бернардом ушли с поля боя бесспорными победителями.

В большой политике очень редко кому удается нокаутировать своих оппонентов, но уж если удается… Ни с чем не сравнимое чувство.

Оказывается, я их отнюдь не нокаутировал. Как ни странно, фортуна очень быстро повернулась ко мне спиной.

Мы с Бернардом сидели у меня в кабинете и весело обсуждали наш вчерашний успех. Помнится, я еще заметил – весьма опрометчиво, – что угроза Билли Фрейзера насчет забастовки сыграла нам на руку.

Решили послушать новости. Бернард включил телевизор. Вначале шел разговор о том, как американцы снова давят на английское правительство с целью заставить его принять еще одну партию кубинских беженцев. А затем… Затем взорвалась бомба! На экране появилась мерзопакостная физиономия Билли Фрейзера, крикливо грозившего начать сегодня в полночь всеобщую забастовку работников лондонских больниц, если мы не отменим решения об увольнении части персонала больницы Сент-Эдвардс. Я был потрясен.