Приключения бравого солдата Швейка в русском плену - Ванек Карел (лучшие книги TXT) 📗
– Не заговаривай зубы! Ты видишь, что все заняты, нам не до твоего бога!
Распределение подарков шло очень быстро. Многие, отнеся один раз полученные подарки в барак, возвращались вновь, уже уговариваясь с русскими солдатами о продаже им второй партии. Из барака раздавался ласковый материнский голос графини Таксиль, которая собственноручно подавала коробочки папирос и спичек, и воркующий смех баронессы, сзади которой стоял Гавриил Михайлович, рассказывая ей по-русски тонкие анекдоты для некурящих.
Полковник Клаген, который одно время стоял, наблюдая за раздачей, предлагал переписать всех пленных, чтобы каждый из них подтвердил получение собственноручной подписью. Но дамы из Красного креста отвергли это предложение со смехом:
– О, это все наши. Для всех хватит. Между тем, пленные с тревогой наблюдали за раздачей подарков, за тем, как ряды ожидающих не только не уменьшались, а прибавлялись. Пискун сказал Швейку:
– Там вон идёт полковник, наш будущий хозяин, пойдём к нему, он нас не съест, самое большое – это даст по морде.
Они обогнали начальника и, щёлкнув каблуками, молодцевато стали во фронт. Когда Клаген удивлённо посмотрел на них, пискун сказал громким, как натянутая струна, голосом:
– Ваше высокоблагородие, гер оберст! Я портной, который будет шить для вашей мадам, а моего приятеля вы изволили взять к себе слугой. Господин полковник, просим поставить нас в очередь к венграм, что получают подарки, мы бы вас за это отблагодарили.
– Да ведь вы же чехи, не правда ли? – удивлённо проговорил полковник, – почему же вы хотите быть венграми?
– Разрешите сказать: только потому, что чехи ничего не получат, – сказал, хитро подмигивая, пискун. – А мы, господин полковник, изволите сами видеть, в одежде нуждаемся.
– Дамы утверждают, что на всех хватит, – нахмурился полковник. С минуту он раздумывал, потом повернулся назад: – Пойдёмте, я попрошу об этом.
Он вошёл в барак, подозвал к себе фельдфебеля и, показывая ему на пискуна и Швейка, сказал:
– Послушай! Вот этих двоих Поставь в первые ряды.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – громко сказал фельдфебель и, беря каждого за шиворот, толкнул их к венграм.
Через пять минут они уже вышли назад с охапкой подарков, и пискун, когда они пришли уже в барак, закричал:
– Это только для нас! Это полковник нам дал за то, что мы будем у него работать!
Их окружили пленные, и Швейк, радуясь, достал ботинки, в которых оказались кусок мыла, мазь от вшей, гребёнка и тому подобное. А когда со двора пришли вести, что румыны и итальянцы уже получили подарки, что раздача на сегодняшний день окончена, что румынам, получившим последними, досталось только по одной коробке на двоих и что те, кто получил шинель, не получил одеяла и наоборот, то барак превратился в гнездо шмелей, в которое бросили камнем. Он жужжал, гудел, на нарах роились пленные, как пчелы, и, несмотря на то что один оратор хвалил Красный крест и утверждал, что он слышал собственными ушами, что чехам обязательно будут раздавать подарки отдельно, было решено рано утром послать депутацию к начальнику, чтобы он позаботился о справедливом распределении привезённых подарков.
Барон Клаген любезно принял депутацию, выслушал жалобу, подтвердил, что она вполне обоснована, а затем пожал плечами и сказал:
– Вы люди разумные, судите сами, что я могу сделать? Дамы из Австрии, вещи из Австрии, вы солдаты австрийской армии. Я, само собой понятно, разделил бы так, чтобы всем досталось поровну, но что я могу сделать против их воли? Мне непонятно, какое положение занимают чехи в Австрии, но я могу заверить вас, что даже и барон Клаген не может препятствовать этим дамам приводить в исполнение свои желания.
И уже после ухода депутации он вспомнил, что ещё не решил вопроса о том, что делать с Мареком, допустившим грубую выходку по отношению к дамам в его присутствии.
– Я вам приказал, чтобы вы мне сейчас же утром привели пленного, которого я вчера вечером арестовал. Почему вы этого не сделали до сих пор? Позвоните сейчас же в лагерь фельдфебелю, пусть он его немедленно приведёт сюда под конвоем, – сказал он писарю.
Это был короткий допрос с пространным ответом Марека. Полковник просил его рассказать о национальной политике Австрии, о положении различных народностей, живших в границах этого государства, об отношении династии к народу, а затем, пытливо смотря на Марека, сказал по-русски:
– Нехорошо то, что вы вчера сделали, это поступок не геройский. Нарушать присягу и идти на фронт против собственных братьев – это легко. Ведь вы же имеете право стать офицером, а впрочем, мы, очевидно, не понимаем друг друга. Нет ничего хуже, как в тёмной толпе поднимать дух бунтарства. – Полковник, размышляя, прохаживался по канцелярии, а затем остановился возле Марека: – Вы католик или православный? Я скажу отцу Иоахиму, чтобы он принял вас в православную роту, тогда вы будете свободным, и раз вы интеллигент, то можете найти себе работу. Но всякий нигилизм бросьте!
И уже не смотря на Марека, он продиктовал писарю письмо, в котором просил отца Иоахима, чтобы он подателя сего письма по особым причинам принял в свою роту и хорошенько о нем позаботился.
Тем временем, пока Марек отвечал на вопросы попа по поводу того, что с ним произошло, в лагере чехи получали в подарок коробку спичек, шесть сигарет, баночку серой мази и мешочек неприятно пахнущего порошка от насекомых. Дамы Красного креста уже при этом не присутствовали, и барак гудел от недовольства. На человека, который попытался их успокоить, они кричали: «Старый осел, идиот, австрийский дурак!» – и ему было предложено сейчас же убраться из барака. Когда он отказался, ссылаясь на то, что по национальности он чех и должен остаться среди своего народа, его выбросили соединёнными силами на мороз.
– Чтобы вы, хамы, необразованная скотина, знали, – плюю я на вас! Я пойду к немцам и запишусь как немец. Если бы я, скоты вы эдакие, сделал это пораньше, то теперь уже многое бы получил! – кричал он неистово. Затем собрал свои пожитки, надел шапку и продолжал свирепо ругаться: – Вот так чехи, вот так интеллигенты, вы свиньи! Если бы вы были воспитанными людьми, то вы бы иначе обращались с человеком! Смотрите, я иду к немцам. Вот так земляки, поцелуйте меня в задницу!
И заметив, что никто не спешит исполнить это его предложение, он печально потащился, посматривая назад, к бараку, где висела дощечка с надписью: «Австрийская армия, немцы».
А в бараке пискун и Швейк, одетые в новое, раздавали свои старые пожитки тем несчастным, которые ничего не получили. Пискун, смотря задумчиво на свои бутылочки, соображал, что ему делать с этой коллекцией.
– С собой я их не возьму, – решил он наконец. – А голодом их тоже мучить не буду. Я хотел бы знать, как их сёстрам удалось подкормиться на этих курвах, – сказал он. – Ребята, кто продаст за хлеб порошок от вшей?
Двадцать рук протянуло ему полученный подарок в бумажке. Пискун разорвал пакетик, открыл бутылочки и сказал трагическим голосом:
– Погибайте, бедняжки, все, отравлю вас, как травят солдат на фронте, удушливыми газами!
Он насыпал порошка в бутылку до самого горлышка и потряс её. Вши оживились и весело полезли по стенкам, пытаясь выбраться из бутылки.
– Заткни, заткни, а то полезут на нас! Или пусть они лучше долго не мучатся, – сказал со страхом Швейк.
Прежде чем идти спать, они снова посмотрели в бутылку. Вши ворочались, клопы ползали, словно пробуждаясь от сна, и, глядя на них, пискун начал ругаться. Затем он надел шинель и собрал бутылочки.
– Я иду на двор, брошу их в уборную. На другом конце барака Горжин рассказывал о роскошной жизни в православной роте, о том, что теперь, когда чехи разошлись с Австрией, необходимо порвать и с католическим Римом. Он записывал всех, кто соглашался, что в этих бараках можно подохнуть и что пора поискать нового бога, раз старый, будучи всемогущим и всеведущим, не позаботился о них настолько, чтобы их наградили тельником и нижним бельём.
