Истории, рассказанные после ужина - Джером Клапка Джером (читать книги без .TXT) 📗

Три дня ушло у них на то, чтобы полностью разобрать крышу, и единственное, что они нашли, было птичье гнездо, завладев которым, они покрыли дом брезентом, дабы предохранить его от сырости.

Казалось бы, это должно было отучить беднягу искать клады, но где там!

Он сказал, что тут что-то есть, иначе привидение не стало бы все время приходить, и что раз уж он зашел так далеко, то дойдет до конца и разгадает тайну, чего бы ему это ни стоило.

Ночь за ночью вставал он с постели и следовал за призрачным старым обманщиком по всему дому. Каждую ночь старик указывал ему новое место, и каждый раз наутро мой зять принимался разрушать мельницу в указанном месте в поисках клада. По прошествии трех недель на мельнице не осталось ни одной комнаты, пригодной для жилья. Все стены были разворочены, половицы подняты, потолки проломаны. И тут визиты призрака прекратились так же внезапно, как начались; и мой зять получил возможность на досуге отстраивать мельницу заново.

Что побудило старого призрака сыграть такую глупую шутку с человеком семейным да к тому же исправным налогоплательщиком? А этого я уже сказать не могу.

Некоторые говорили, что дух злобного старика хотел наказать моего зятя — зачем тот в него поначалу не верил; другие утверждали, что это, наверно, был призрак какого-нибудь скончавшегося местного водопроводчика или стекольщика, которому, естественно, было приятно видеть, как ломают и портят дом.

Но толком никто ничего не знал.

Интерлюдия, рассказ помощника священника

Мы выпили еще пунша, а потом помощник нашего священника рассказал нам одну историю.

Я ничего не мог понять из его рассказа, так что не смогу передать его вам. Никто из нас ничего не мог понять в его рассказе. Это был вполне хороший рассказ, если судить по материалу. В нем было огромное количество сюжетов, а событий столько, что хватило бы на дюжину романов. Никогда прежде я не слышал рассказа, в котором уместилась бы такая уйма событий и столько различных персонажей.

Мне кажется, что в этот рассказ были включены все люди, с которыми рассказчик когда-либо был знаком, которых когда-либо встречал, о которых когда-либо слышал. Их там были целые сотни. Через каждые пять секунд он вводил в повествование свежую партию действующих лиц, а с ними — новехонький, с иголочки, набор событий.

Это был примерно такой рассказ:

— Ну, и тогда мой дядя вышел в сад и взял свое ружье, но, разумеется, его там не оказалось, а Скроггинз сказал, что он в это не верит.

— Во что не верит? Какой Скроггинз?

— Скроггинз! Да ведь он же был тот второй человек, это была его жена.

— Какая жена? При чем еще она тут?

— Господи, я же вам рассказываю. Это она нашла шляпу. Она приехала в Лондон со своей кузиной — ее кузина приходится мне золовкой, а вторая племянница вышла замуж за человека по фамилии Эванс, а Эванс, когда все было кончено, занес ящик к мистеру Джейкобсу, потому что отец Джейкобса видел этого человека, когда он был жив, а когда он умер, Джозеф…

— Послушайте, оставьте в покое Эванса и ящик. Что произошло с вашим дядюшкой и ружьем?

— С ружьем? С каким ружьем?

— Да с тем ружьем, которое ваш дядя всегда хранил в саду и которого там не оказалось. Что он с ним сделал? Застрелил, что ли, из него кого-нибудь из этих людей — Джейкобсов, или Эвансов, или Скроггинзов, или Джозефсов? Потому что, если так, то это было хорошее и полезное дело и мы будем рады о нем услышать.

— Нет, что вы! Как он мог? Его ведь живьем замуровали в стену, и когда Эдуард Четвертый заговорил с аббатом на эту тему, моя сестра сказала, что при ее состоянии здоровья она не может и не хочет, потому что это угрожает жизни ребенка. Они окрестили его Хорейшио в память о ее собственном сыне, который был убит при Ватерлоо до того, как родился, и сам лорд Нэпир сказал…

— Послушайте, вы знаете, о чем вы говорите? — спросили мы его в этом месте.

Он сказал, что нет, но зато он знает, что в этом рассказе каждое слово — правда, потому что его тетушка сама это видела. Здесь мы накрыли его скатертью, и он уснул.

И тогда рассказал свою историю дядюшка.

Дядюшка сказал, что это — доподлинная история. Она называлась —

Привидение в голубой комнате

— Я не хочу вас пугать, — начал дядя необыкновенно внушительным, чтобы не сказать замогильным, голосом, — и, если вы предпочитаете, чтобы я не упоминал об этом, я не буду, но факт остается фактом: в этом самом доме, где мы сейчас сидим, есть привидения.

— Что вы говорите! — воскликнул мистер Кумбз.

— Какой смысл спрашивать, что я говорю, когда вы слышали, что я сказал? — заметил дядя слегка обиженным тоном. — Я говорю вам: в доме есть привидения. Регулярно в канун рождества в Голубой комнате (так в дядином доме называют комнату рядом с детской) появляется дух одного грешника, который когда-то в сочельник убил куском угля человека — из тех, что славят Христа на улице.

— Как он это сделал? — спросил мистер Кумбз с нескрываемым интересом. — Это трудно?

— Я не знаю, как он это сделал, — ответил мой дядя, — он не открыл своего приема. Тот человек расположился как раз напротив парадной двери и запел рождественскую балладу. Предполагают, что в момент, когда он разинул рот, чтобы взять си-бемоль, кусок угля, брошенный грешником из окна, влетел ему в глотку, застрял там и задушил его.

— М-да, тут нужна меткость, но попробовать, безусловно, стоит, — задумчиво пробормотал мистер Кумбз.

— Но, увы, это было не единственное его преступление, — прибавил мой дядя. — До этого он убил корнетиста.

— Не может быть! Неужели это установлено? — воскликнул мистер Кумбз.

— Разумеется, установлено, — ответил дядя раздраженно, — во всяком случае, это настолько достоверно, насколько можно ожидать в подобных случаях. Вы сегодня что-то очень придирчивы. Косвенные улики были неоспоримы. Бедняга корнетист поселился по соседству едва ли за месяц до этого. Старый мистер Бишоп, который содержал тогда «Веселых парней» и от которого знаю эту историю, говорил, что он никогда не встречал более трудолюбивого и энергичного корнетиста. Он, корнетист, знал только две песенки, но мистер Бишоп говорил, что громче и дольше он не мог бы играть, даже если бы знал сорок. Песенки, которые он умел играть, назывались «Энни Лори» и «Родина, милая родина!», и мистер Бишоп говорил, что первую из них даже ребенок мог узнать в его исполнении.

Этот музыкант — этот бедный, одинокий артист — имел обыкновение регулярно каждый вечер приходить на нашу улицу и играть по два часа сряду, стоя как раз напротив этого дома. В один из таких вечеров люди видели, как он, вероятно по приглашению, вошел в этот самый дом, но никто никогда не видел, чтоб он отсюда вышел!

— А горожане не пробовали предложить вознаграждение тому, кто его обнаружит? — спросил мистер Кумбз.

— Ни полпенни, — ответил мой дядя.

— Однажды летом, — продолжал он, — сюда прибыл немецкий оркестр с намерением — как было указано в афишах — остаться здесь до осени. На следующий же день по приезде они всей компанией — люди здоровые и крепкие, что называется молодцы как на подбор, — были приглашены на обед все тем же грешником и, проведя последовавшие за этим сутки в постелях, оставили город в самом плачевном состоянии, страдая от резей и несварения желудка. А приходский врач, который их лечил, выразил сомнение по поводу того, сможет ли когда-нибудь кто-либо из них опять что-нибудь сыграть.

— Вы… Вы не знаете рецепта? — спросил мистер Кумбз.

— К сожалению, нет, — ответил дядя, — но говорят, что главной составной частью был свиной паштет, купленный в станционном буфете.

— Остальные преступления этого человека я забыл, — продолжал мой дядя. — Когда-то я знал их все, но теперь память у меня никуда не годится. Тем не менее я, вероятно, не погрешу против, истины, если выскажу предположение, что он не совсем непричастен к кончине и воспоследовавшему за ней погребению джентльмена, который играл ногами на арфе; точно так же, я полагаю, нельзя утверждать, что нет никакой связи между ним и одинокой могилой безвестного итальянца-шарманщика, как-то раз посетившего эти места.