Рассказ о говорящей собаке - Сотник Юрий Вячеславович (читать книги онлайн бесплатно серию книг txt) 📗
Многочисленные подручные Родиона не обижались и метались по сцене, как футболисты по штрафной площадке.
Но вот печку отремонтировали, декорации укрепили.
Родя оглядел сцену, потирая ладонью воспаленный лоб:
— Так. Теперь только кресла остались. Ну-ка, все! Живо за креслами!
Рабочие бросились в учительскую, где стояли старинные кресла.
На сцене, кроме меня, остались помреж да несколько уже загримированных актеров, которые, прячась между кулисами, тихонько бормотали свои роли. Игнатий Федорович удалился в смежный со сценой класс, служивший сейчас артистической уборной.
Родя подошел к накрытому богатой скатертью столу и сел на него, болтая ногами.
— Сегодня хорошо управились. Вовремя начнем. — Он с довольным видом окинул взглядом декорации. — Ничего все-таки сделано, а? Я в городском Доме пионеров бывал, так там, честное слово, не лучше: и эпоха не всегда выдержана, и аляповатость какая-то, и…
В этот момент скрипнула дверь, ведущая в артистическую, кто-то произнес: «На, получай!» — и на середину сцены, явно под действием хорошего пинка, вылетел маленький, полный гример — семиклассник Кузя Макаров.
Помреж сполз со стола, сунул руки в карманы брюк и, покусывая губы, медленно приблизился к гримеру.
— Опять Хвостик? — процедил он тихо.
Гример горестно поднял плечи и растопырил пальцы, окрашенные во все цвета радуги.
— Опять Хвостик? — рявкнул помреж так громко, что, наверно, в зале услышали.
Гример попятился от него и забормотал:
— Ну, Родя… ну вот честное слово!.. Все время только и думал: «Как бы не сказать, как бы не сказать…» — и вдруг… Ну совершенно нечаянно!
Гример пятился, а помреж наступал на него, не вынимая рук из карманов:
— А вот за это «нечаянно» мы вопрос поставим на комсомольском собрании. Понятно тебе? Мы тебе покажем, как человека изводить! Мы тебе покажем, как спектакль портить! А ну… марш! Извинись и продолжай работать.
— Родя, погоди! Он дерется…
— А ты думал, он тебя целовать за это будет?
— Родь, я пойду… Только пусть он остынет немного, и я пойду.
— Из-за тебя спектакль прикажешь задерживать? Ну! Марш! Ты что думаешь, я с тобой шуточки шучу?
Гример вздохнул и, подойдя к двери артистической, осторожно постучал в нее.
— Володя!.. — позвал он слабым голосом.
За дверью никто не ответил. Поколебавшись немного, гример, приоткрыл ее:
— Володя… извини меня. Я… я нечаянно.
— Вон отсюда! — донеслось из артистической.
Гример закрыл было дверь, но, оглянувшись на Родиона, снова приоткрыл ее:
— Вова, прости меня, пожалуйста. Ну вот честное слово, в последний раз!
— Убирайся! Убирайся, пока цел!!!
— Володя, братик, не надо так… успокойся, — послышался из артистической голос Игнатия Федоровича.
— Володька, плюнь! Спектакль задержишь, если он тебя не загримирует, — сказал помреж.
Дверь распахнулась, и из нее стремительно, огромными шагами вышел Володя Иванов в костюме Любима Торцова. Выставив вперед одну ногу, рубя ладонью воздух, он с запалом отчеканил:
— Предупреждаю! Если сегодня какая-нибудь скотина хоть один только раз назовет меня Хвостиком, я… я уйду со спектакля. Предупреждаю! — Он повернулся и так же стремительно удалился в артистическую, бросив гримеру на ходу: — Идем!
Откуда-то из-за кулис появился Гордей Торцов, уже вполне одетый, с наклеенными усами и окладистой бородой.
С минуту он копался за пазухой, поправляя там подушку, выполнявшую роль купеческого брюшка, потом сказал басом:
— А Вовка и впрямь сорвет спектакль.
— Сорвет не сорвет, а роль испортит. — Грызя в раздумье ногти, помреж прошелся по сцене.
Володя Иванов был рослым юношей, с орлиным носом, со строгими глазами, над которыми круто поднимались от переносицы четкие брови, с темными волнистыми волосами, зачесанными назад. Кличка «Хвостик» никак не вязалась с его обликом.
Я спросил Родю, откуда взялось это смешное прозвище.
— Да-а, ерунда какая-то, — отмахнулся помреж, но все-таки пояснил: — Решали как-то пример по алгебре, а Вовка замечтался и не решал. Вот преподаватель спрашивает одного из нас: «Чему равен икс?» — «Двенадцать и две десятых». Потом математик заметил, что Вовка мечтает, и к нему: «Чему равен икс?» — «Двенадцать». — «Ровно двенадцать?» А Вовка число «двенадцать» расслышал, а остальное не расслышал. «Нет, говорит, с хвостиком. Двенадцать с хвостиком». А преподаватель у нас довольно ядовитый старик. «Поздравляю вас, говорит, с открытием новой математической величины, именуемой „хвостиком“».
— С тех пор Вовку так и зовут, — вставил «Гордей Карпыч». — А знаете, какой он самолюбивый!
— Ага, — кивнул помреж. — Мы, старшеклассники, это быстро у себя пресекли, а мелкота — ни в какую. Мы и к вожатому их таскаем, и лупим даже, а они все Хвостик да Хвостик. И не то чтобы назло, а так… отвыкнуть не могут.
К нам подошел «Африкан Саввич Коршунов», отвратительного вида старик (надо отдать должное гримеру) с лысым черепом и козлиной бородкой.
Помреж рассказал ему о столкновении Володи с гримером, и «богач» кивнул головой:
— Факт, испортит роль. Как пить дать.
— Почему же испортит? — возразил я. — Ведь его и раньше звали «Хвостик», а как он хорошо на репетициях играл…
— А сегодня может все изгадить, — уверенно сказал помреж. — Вы не знаете, какая тут ситуация.
— А именно?
— Сегодня у нас гости из соседней школы. А среди них одна тут…
— Знакомая Володи?
— Какая там знакомая! Он с ней и слова не сказал. Просто… ну, нравится она ему.
— Нравится — и ни слова не сказал? А откуда вы знаете, что нравится?
Все трое пожали плечами и усмехнулись.
— Это каждый дурак заметит, — ответил «Коршунов». — Сидим, например, в Доме пионеров, ждем начала концерта. Вовка болтает с девчонками, дурачится, а тут вдруг подсаживается эта… белобрысая.
Он сразу покраснел, надулся, как мышь на крупу, и весь вечер промолчал.
— А на катке! — воскликнул «Гордей Карпыч». — Катаемся однажды в каникулы. Вдруг приходят несколько девчонок и с ними эта… ну, мы, конечно, вместе стали кататься, а Володька одни выходит на беговую и начинает гонять. Круг за кругом, круг за кругом!..
Родион кивнул и значительно посмотрел на меня:
— Теперь понимаете, что будет, если кто-нибудь при ней Володьку Хвостиком назовет?
Я согласился, что положение и в самом деле складывается серьезное. Я понял, какой удар грозит сегодня Володиному самолюбию.
Может быть, впервые в жизни встретил человек девушку, которая показалась ему самой лучшей, самой красивой на свете. Естественно, что и ему хочется предстать перед ней во всем блеске своего ума, талантов и целой кучи других достоинств, предстать перед ней лицом значительным, окруженным всеобщим уважением.
Не было сомнения, что, готовя свою роль, Володя думал о той, которая будет смотреть на него из зрительного зала. Думал и мечтал об успехе. А успех, как показали репетиции, ожидался немалый.
Промотавшийся купец Любим Торцов — фигура, казалось бы, очень далекая для советского школьника. Сможет ли шестнадцатилетний юноша сыграть эту роль так, чтобы не получилось балаганщины, так, чтобы в образе старого шута и пьяницы зрители увидели не только смешное, но и трагическое? Такие сомнения сильно беспокоили Игнатия Федоровича. Он поручил эту роль Володе, считая его самым серьезным из членов кружка, и тот принялся за нее с таким жаром, что все только диву давались.
Он штудировал труды Станиславского, он пересмотрел в театрах и прочитал множество пьес Островского, он чуть ли не наизусть выучил статьи Добролюбова о великом драматурге. Обычно вспыльчивый, нетерпеливый, Володя на репетициях смиренно выслушивал самые резкие замечания режиссера и товарищей и без конца повторял с различными вариациями одну и ту же реплику, один и тот же жест, находя все новые живые черточки своего героя. Раз как-то он даже напугал своего учителя:
— Игнатий Федорович, а что, если мне разок напиться?
