Ради смеха, или Кандидат индустриальных наук (Повести, юмористические рассказы, фельетоны) - Толмачев Геннадий Иванович
— Правильно, — с облегчением согласился Петька. — Пусть она корову попостнее купит.
— Грабить будем так, — заговорщически объявил Брым и по пунктам расписал, кому что делать. С тихим ужасом Степа Чаплыгин услышал, что ему отводится главная роль. Это ему предстояло внезапно выскочить из кустов, вырвать у тети Лизы сумку с деньгами и перебросить ее через траншею. Там сумку подхватит Колька, а все остальные будут лупить из самопалов, чтобы петькина крестная не смогла перелезть через траншею. План был изумительный, не подкопаешься. Степа выворачивал мозги и так и эдак, но страх был плохой помощник, чтобы найти в плане изъян. Степу начали похлопывать по плечу, благословляя его на завтрашний подвиг:
— Ты не дрейфь! Мы тебя артиллерией поддержим.
— Знаю я вашу артиллерию, — огрызнулся Степа. — Она у вас только в штанах стреляет.
Помощь пришла с неожиданной стороны — от Петьки.
— Ребяты! — заорал он. — Да-к ведь Степку тетя Лиза как облупленного знает!
Все замерли. Степа обалдело посмотрел на Петьку и, мигом поверив в свое спасение, радостно закивал головой:
— Ишо как знает! Лучше, чем Петьку, — подтвердил он.
Федька Брым высокомерно улыбнулся и ловко сплюнул через губу.
— Предусмотрено, — спокойно сказал он. — Мы ему морду глиной намажем.
Крыть было нечем.
Всю ночь Степа не сомкнул глаз. Сначала он молил, чтобы тетя Лиза захворала и не пошла покупать эту чертову корову, потом выглянул в окно и посмотрел, не загорелся ли случаем ее проклятый дом, ближе к рассвету он ждал землетрясения, селевого потока, тунгусского метеорита, ну а перед тем, как пойти на дело, он понял, что единственная и последняя его надежда — это внезапное нападение агрессора. Но и агрессор, гад, подвел Степку. Пришлось мазать морду глиной.
Вся ватага была в сборе. Каждый счел своим долгом пожать Степе «петушка», все как один помогали ему оборудовать место засады, а потом Федька Брым прижал его к своей груди и сказал:
— Ты сейчас такой страшный, что она тебе сама сумку отдаст.
— Ага, жди. Хрен с маслом она отдаст, а не сумку, — гукнул Степа в грудную клетку своего душегуба.
— Следи за моим сигналом, — деловито продолжал Федька Брым. — Как только я подниму самопал — вперед!
Стена залег на краю кукурузного поля, а напротив, шагах в трехстах, спряталась группа прикрытия. Прошел час, еще минут двадцать — сигнала не было. «Малость подожду и встаю, — решил Степа, — значит, она передумала». И только эта мысль пронеслась в его голове, как из проулка вывернула тетя Лиза и направилась в сторону Стены. А вот и сигнал Федьки Брыма. Степа весь подобрался и… захлопал глазами.
Сумки у тети Лизы не было!
А Федька Брым в открытую метался за траншеей, яростно жестикулируя руками. Наконец не утерпел, поджег затравку у самопала и бабахнул в небо. Степа понял: атаман взбешен и надо действовать. Пулей он выскочил из засады, в пять шагов нагнал тетю Лизу и жутким голосом заорал:
— Хенде хох!
Тетя Лиза как-то странно дернулась и через плечо посмотрела на Степу.
— Фу, черт босоногий, напужал-то как! Ты чо тут разорался?
Степа смешался лишь на секунду. Пострашнее выпучив глаза, он сделал еще шаг и гаркнул:
— А ну выкладывай пиастры! Живо, а то всей жизни лишу! — И с облегчением увидел, как с пальбой на помощь мчится вся ватага. Тетя Лиза прищурилась и неуверенно спросила:
— Да никак это Степка Чаплыгин? — И, не обманувшись, перешла в наступление: — Ты с кем, поросячий хвост, игру затеял? Я тебе ровня, что ли? А ну, марш отседова!
Дело приняло неожиданный оборот. Ведь никто из нападающих не знал, что тетя Лиза узнала Степу. А намерения у нападающих были самые решительные. Один с ходу подкатился ей под ноги с тем, чтобы другие повалили ее наземь. Что было бы потом, трудно представить. И Степа снова завопил:
— Тетя Лиза, мы так шутим! Мы в войну играем!
— И-и-и-и! — испуганно и тонко заголосила тетя Лиза. — Убивцы!!!
Все замерли, словно на стейку наткнулись. У калиток появились любопытные физиономии. Пора было спешно ретироваться. Вот тогда-то Степа Чаплыгин услышал от насупленного Брыма:
— Тюфяк ты! Тюфяк.
По совести говоря, Степа ждал мер физического воздействия, но в тот раз обошлось. А вот кличка прилепилась надолго…
После школы Степа Чаплыгин завербовался в геологическую партию. Разнорабочим, куда пошлют. Деньги Степа получал хорошие, но вот распорядиться ими не умел: заработал — истратил. А то, бывало, или в карты продует, или за три дня в городском ресторане спустит. Заметил за собой Степа в ту пору черточку: что бы ни случилось, а он на все — ну и фиг с ним! И ни расстройства тебе, ни переживаний. Силушка у него была, так что с работой он справлялся играючись. А через год, или чуть побольше, ему предложили работу экспедитора. Думал недолго: экспедитор так экспедитор. Фиг с ним! Не без дотошности вникал он в новую роль и вскоре убедился, что главный принцип в его работе — увы! — не нов: ты — мне, я — тебе. А если еще и на трезвую голову… Степан умерил себя в спиртном, завел сберегательную книжку и вскоре стал незаменимым человеком во всей экспедиции. Экспедиция, между тем, открыла мощнейшее месторождение, начальника перевели в город, ну и, конечно, никто не удивился, когда повышение получил и Степан Чаплыгин.
Ну, а дальше все получилось как-то само собой. Подошел срок, и на жизненном пути встретилась невеста — женился. Еще какое-то время прошло — Степан стал отцом. Лет через пять шефа Чаплыгина перевели в Академию наук — следом подался и Степан. С экспедиторскими замашками надо было кончать, и Чаплыгин, зорко присматриваясь к ученым хозяйственникам, в какой-то момент почувствовал себя степенным и уверенным в жизни гражданином. Все было бы ладом, если бы у Степана было побольше работы. Но ее было так мало и он за два-три часа так надоедал своим активным присутствием, что многие из его коллег чувствовали себя последними бездельниками и чуть ли не в приказном порядке заставляли его поберечь здоровье и немедленно идти отдыхать. А по пути к месту отдыха раскинули паутину — две пивных и замечательный винный отдел. И как-то незаметно Степан Чаплыгин вскоре раздобрел, потолстел и, есть предложение — принять за основу, был доволен выпавшей на его долю судьбой.
…Да, с сегодняшнего дня, похоже, у Степы Академика начнется другая жизнь.
И ведь надо сделать все так, чтобы Блинов ни на секунду не усомнился, что станет стопроцентным кандидатом наук. Значит, нужны помощники. Будут помощники! Но каков прыщ! Уверен, что все на свете продается. Есть, конечно, и в пауке темные жучки. Но чтобы пивник — и кандидат? Извините… Итак, начнем.
Академик поднялся, подошел к пивной бочке, нажал кнопку и, до краев наполнив кружку, сел на свое место.
— Ты чо это тут раскомандовался? — с напускной строгостью спросил Миша.
— Не тарахти. Завтра после шести приготовь стол. Коньячок чтобы, водочка, закуска приличная… Нужные люди придут.
— А за чей счет, прошу пардону?
— За мой. — И таким холодом повеяло от этих слов, что Блинов понял, какую он сморозил глупость.
— Ладно, не разорюсь, приходите. Еще пить будешь?
— Нет, спасибо. Пойду заниматься твоим делом. Кстати, Миша, ты какой язык в школе учил?
— Английский, по-моему, — не очень уверенно ответил Блинов. — Гуд бай — это по какому?
— По-английски.
— Значит точно, английский.
— Ты полистал бы учебник. Кандидатский минимум сдавать придется.
— Еще чего?! — взъярился Миша. — Два куска и еще учебники читать. Сам читай, понял?
— Хорошо, завтра обсудим. — И приподняв на прощанье шляпу, Академик степенно удалился.
С утра у Миши было приподнятое настроение. Все его радовало: и то, что нисколечко не болит голова, и то, как забавно кувыркаются в небе облака, и даже очередь у пивной, куда он подъехал с опозданием, была сегодня на диво приветливой. Вырядился Миша, как на раут. Темный костюм в полосочку (200 рэ), переливающийся, как елочная игрушка, галстук и коричневые штиблеты «Made in Kaskelen». Набросив поверх парада белый халат, Блинов приступил к выполнению повышенных обязательств. Тугой струей било пиво, урча от удовольствия, таяла очередь, звенели и шуршали деньги. Миша думал и не думал о предстоящем свидании. Ему казалось, что все заботы, связанные с защитой диссертации, это не его заботы, а тех, кто получит деньги. Но все равно выглядеть перед ними стоеросовой дубиной Миша не собирался.
