Не служил бы я на флоте... - Бойко Владимир Николаевич (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
В итоге, Кренкель, проклиная
все, рысил по снегу вокруг палат-
ки, заглядывая в иллюминаторы –
скоро ли они там закончат. Он тер
варежкой нос и щеки, притопы-
вал, хлопал руками по бокам, счи-
тал минуты на циферблате, и про
себя, возможно даже, говорил разные слова о партии и ее мудрой
политики. Они там сидели на нарах, выслушивали сообщение, вы-
ступали по очереди со своим мнением, заносили его в протокол,
вырабатывали решение насчет очередных врагов народа, голосо-
вали, и составляли текст своего обращения на материк. А в конце,
как положено, пели стоя «Интернационал». Спев гимн большеви-
ков, Папанин разрешал Кренкелю войти, вручал ему это закрытое
партийное сообщение, и Кренкель передавал его по рации.
Партийная жизнь в стране била ключом, и полгода Кренкель
чуть ли не каждый Божий день бегал петушком в ледяном мраке
вокруг палатки. Он подпрыгивал, приседал, и мечтал, что он хотел
бы сделать с Папаниным, когда все это кончится.
Ловля белого медведя на живца была наиболее гуманной
картиной из всех, что сладко рисовались его воображению. Через
неделю умный Кренкель подал заявление в партию. В каковом
приеме ему Папаниным было отказано по той же причине, по ка-
кой ему надлежало являться немцем.
От скуки и ничегонеделания, и для придания себе значимо-
сти, Папанин расстилал на столике тряпочку, доставал из кобуры
маузер, из кобурного пенала вынимал отверточку, ежик, ветош-
ку, масленку, разбирал свою 7,62 мм машину, любовно протирал,
смазывал, собирал, щелкал, вставлял обойму на место и вешал
маузер обратно на стойку палатки, на свой специальный гвоздик.
После чего успокоено ложился спать. Этот ежедневный процесс
приобрел род некоего милитаристского онанизма, он наслаждал-
ся сердцем и отдыхал душой, овладевая своей десятизарядкой, и
на лице его появлялось совершенное удовлетворение. Постепен-
но он усложнял процесс чистки маузера, стремясь превзойти са-
мого себя и добиться немыслимого мастерства. Он собирал его на
время, в темноте, с завязанными глазами, на ощупь за спиной, и
даже одной рукой. Кренкель, натура вообще миролюбивая, воз-
ненавидел этот маузер, как кот ненавидит прищепку на хвосте. Он
170
мечтал утопить его в проруби, но
хорошо представлял, какую поли-
тическую окраску могут придать
такому поступку. И под радост-
ное щелканье затвора продолжал
свое политинформационное чи-
стописание. ...Дрейф закончил-
ся, льдина раскололась, ледокол
«Красин» снял отважных исследователей с залитого волнами об-
ломка, Кренкель педантично радировал в эфир свое последнее
сообщение об окончании экспедиции. Окруженные восхищением
и заботой экипажа, извещенные о высоких правительственных на-
градах – всем четверым дали Героя Советского Союза! – полярни-
ки потихоньку поехали в Ленинград. В пути степень их занятости
несколько поменялась. Гидролог с метеорологом писали научные
отчеты, Кренкель же предавался сладкому ничего неделанью. А
Папанин по-прежнему чистил свой маузер. За шесть месяцев зи-
мовки, когда у любого нормального человека нервишки подсажи-
ваются, это рукоблудие приобрело у него характер маниакального
психоза.
Кренкель смотрел на маузер, сдерживая дыхание. Больше всего
ему хотелось стащить незаметно какой-нибудь винтик и поглядеть,
как Иван Дмитриевич рехнется, не отходя от своей тряпочки, когда
маузер не соберется. Но это было невозможно: в 38 году такое мог-
ло быть расценено не иначе как политическая диверсия – умыш-
ленная порча оружия начальника экспедиции и секретаря парторга-
низации. Десять лет лагерей Кренкелю представлялись чрезмерной
платой за удовольствие. Он подошел к вопросу с другой стороны.
Зайдя к Папанину в его обязательное оружейное время, перед
сном, он с ним заговорил, отвлекая внимание, – и украдкой подбро-
сил на тряпочку крохотный шлифованный уголок, взятый у ребят в
слесарке ледокола. И смылся от греха.
Оставшиеся пять суток до Ленинграда Папанин был невменя-
ем. Представьте себе его неприятное изумление, когда, собрав ма-
узер, он обнаружил деталь, которую не вставил на место. Он разо-
брал его вновь, собрал с повышенным тщанием – но деталь все
равно оставалась лишней! Ночь Папанин провел за сборкой – раз-
боркой маузера, медленно сходя с ума. Необъяснимая головолом-
ка сокрушала его сознание. Он опоздал к завтраку. Все время он
171
проводил в каюте. И даже на встрече – беседе с экипажем, расска-
зывая об экспедиции, вдруг сделал паузу и впал в сосредоточенную
задумчивость. Сорвался с места и ушел к себе. В помрачнении он
собирал его и так, и сяк, и эдак. Он собирал его в темноте и собирал
его на счет. Из-за его двери доносилось непрерывное металличе-
ское щелканье, как будто там с лихорадочной скоростью работал.
Судовой врач поил его валерьянкой, а капитан «Красина» – водкой.
Команда сочувственно вздыхала – вот каковы нервные перегрузки
у полярников! В последнюю ночь Кренкель услышал глухой удар в
переборку. Это отчаявшийся Папанин стал биться головой о стенку.
Кренкель сжалился и постучал в его каюту. Папанин в белых каль-
сонах сидел перед столиком, покрытым белой тряпочкой. Руки его
с непостижимой ловкостью фокусника тасовали и щелкали деталя-
ми маузера. Запавшие глаза светились. Он тихо подвывал. «Иван
Дмитриевич, – с неловкостью сказал Кренкель, – не волнуйтесь. Все
в порядке. Это я просто пошутил. Ну – морская подначка, знаете...».
Взял с тряпочки свою детальку и сунул в карман. Бесконечные пять
минут Папанин осознавал услышанное. Потом с пулеметной ча-
стотой защелкал своими маузеровскими частями. Когда на место
встала обойма с патронами, Кренкель выскочил к себе и поспешно
запер дверь каюты. Команда услышала, как на «Красине» заревела
сирена. Ревела она почему-то откуда-то из глубины надстройки, и
тембр имела непривычный, чужой.
На всю оставшуюся жизнь Папанин люто ненавидел Кренкеля
за эту шутку; что обошлось последнего дорого. Кренкель, утеряв на
Северном полюсе всякий вкус к коллективным зимовкам и вообще
став слегка мизантропом, страстно при этом любил Арктику и вы-
нашивал всю жизнь мечту об одиночной зимовке. И за всю жизнь
получить разрешение полярного руководства на такую зимовку он
так и не смог. Папанин, будучи одним из начальников всего аркти-
ческого хозяйства, давал соответствующие отзывы и указания.
Сам же Папанин, однако, резко излечился от ненормальной
интимной нежности к легкому стрелковому оружию; а проклятый
маузер просто видеть больше не мог – слишком тяжелые пережи-
вания были с ним связаны. И как только, вскоре после торжествен-
ного приема папанинцев в Кремле, был создан в Ленинграде Му-
зей Арктики и Антарктики, пожертвовал туда в качестве ценного
экспоната свой маузер, где он пребывает в полной исправности и
поныне, в соседстве с небольшой черной палаткой.
172
Недавно со мной произошел похожий случай. Поехал я в
МВД, перерегистрировать свой помповый дробовик. Оружие
положено перевозить в разобранном состоянии, так что я от-
соединил ствол, снял затвор – деталей там немного, а мелких
нет совсем – замотал все хозяйство мешковиной, и отправился
предъявлять. В процессе сверки номеров ствола, сверток упал.
Собрал я рассыпавшиеся части оружия, и уехал. А дома обнару-
жил незнакомую пружину. Странно, что ни разу до того при раз-
