Триумф великого комбинатора, или Возвращение Остапа Бендера - Леонтьев Борис (читаемые книги читать TXT) 📗

– А знаете, что я знаю? Я знаю удивительнейшую историю! Жили-были попугай и канарейка. В вольере жили. В неволе. Но в один прекрасный день улетели. И вот тогда попугай стал принцем, а канарейка принцессой! Ах, как это хорошо вы придумали c «Немхересплюс»! Вы уже посчитали возможную прибыль?

– Не беспокойтесь, Назар Ярославович, сальдо всегда будет в нашу пользу!

– А что же это мы без чая сидим?

Председатель нажал на краю стола зеленую кнопку, вызвал Зосиму Денисовну и распорядился принести чай.

– Помните, как у Пушкина, он тоже, кстати, любил пернатых, по чашкам темною струею уже душистый чай бежал.

Чай был подан в стаканах, вставленных в серябряные, почерневшие от времени, подстаканники.

– Удивительно ароматный у вас чаишко, Захар Ярославович! Удивительно наварист!

– Так, значит, говорите, что доппроизводством «Немхересплюс» обладать будет... А не опасно ли?

– Все схвачено, Назар Ярославович, все в моих руках.

– А ну-ка пой, пернатая! – не унимался председатель.

Назар Ярославович был миловиден и зрелищен со своими птичками. Очертания его лица были такими ласковыми и трепетными, что те немногие строгие морщины, которые собирались на его прехорошенькой мордочке, когда Вовка не хотел петь, лишний раз подчеркивали удрученность ласкообразной натуры председателя немешаевского исполкома. В скобках заметим, что товарищ Канареечкин занимал кресло председателя по роковой ошибке областного партчинуши Лилипутчикова Ливрея Леонидовича: так сложилось, что в то время, когда председатель Комодчанский погиб от кулацкой пули, пост пустовал без году три месяца: партийцам было страшно, – и поэтому дело было пущено на самотек, а когда подвернулся Канареечкин, все решили, что лучшего хозяина города им не найти.

– А цветочек-то я и забыл полить!

И Назар Ярославович полил цветочек. Цветочек издал раздражительный запах, а Назар Ярославович крякнул от удовольствия.

– Вечером, говорите, приезжает?

– Мне киблограммой сообщили.

– Телеграммой? Так, значит, пайщики найдены! Ах, как же это чудно! Немешаевск и лучший сорт хереса!

– В докладе на партактиве так и сформулируйте свою речь: в год великого перелома наш город внес свой посильный вклад в перевыполнение грандиозного плана первой пятилетки.

– Как вы сказали? – засветилась прехорошенькая мордочка городского головы. – Подождите, я запишу!

Председатель начал так проворно писать, что его глаза еле успевали следить за ручкой.

– ...планов первой пятилетки. Вот так! Ах, как это прекрасно!

В Немсоцбанк Петр Тимофеевич шел c драгоценной папкой, в которой находились учредительные документы «Немхересплюс». Нужно было завизировать расчетный счет и ждать перевода из Москвы.

Но ждать не пришлось.

В вестибюле банка вот уже битый час околачивался Александр Иванович Корейко.

– Петр Тимофеевич? – бухнул спроста подпольный миллионер, завидев полулысого брюнета c румяным лицом.

– C кем имею честь? – раздраженно спросил брюнет.

– Успокойтесь. Что вы кричите?

– Я не кричу!

– Вы ждете курьера из Москвы? – намекнул Корейко.

– Жду, но к вечеру, – блеснул глазами брюнет.

– Курьер перед вами, здравствуйте!

– Добрый день.

– Документы готовы?

– Вот...

– Торопитесь, по моим сведениям, перевод уже пришел.

– Оперативно! Конторы еще нет, а деньги на ее счет уже поступили! Однако, оперативно!

– Вот вам отношение со спецсчетом Внешторга. Отправляйте немедленно!

И мошенники поднялись по банковской лестнице на второй этаж.

Петр Тимофеевич быстро подписал необходимые бланки, сдал их в окошко бухгалтерии и тут же оформил перевод c плательщиком «Немхересплюс», а получателем «Внешторг». Всеми этими быстрыми действиями он вызвал немалое, но справедливое удивление со стороны главного бухгалтера Немсоцбанка Гопш Ирины Владимировны.

– Как же это так, товарищ, – деликатно улыбнулась она, – деньги поступили из Москвы, а вы их опять в Москву?

– А что вас, собственно, смущает?

– До сегодняшнего дня у вас был счет c очень мизерным сальдо в дебете. А тут на тебе! Не понятно!

– Что вам не понятно?

– Все непонятно.

– C Канареечкиным все согласовано!

Этот аргумент развеял все сомнения и перевод, как сказал бы великий комбинатор, полетел белым лебедем в Москву на спецсчет Внешторга. Вслед за переводом отправилась и телеграмма на имя Остапа Бендера:

«Срочная москва немешаевск деньги получены и отправлены зпт выезжаю курьерским тчк ждите корейко».

Все подпольные миллионеры несчастливы по-своему, и Александр Иванович Корейко не был исключением: злая судьба подстерегала его на немешаевском железнодорожном вокзале.

Глава XXVI МУЖЧИНА НЕ ПЛАЧЕТ, МУЖЧИНА ОБИЖАЕТСЯ!

Если утром в Немешаевске было, мягко говоря, скверно, то вечером стало еще гаже, в прямом смысле этого слова: улочки города покрылись такой непролазной грязью, что жителям оставалось только сморкаться в занавеску и гонять чаи.

Пока Александр Иванович медленно продвигался на вокзал по гадкому бурому киселю и матерился оттого, что грязь залезала в голенища сапог, лицо Петра Тимофеевича медленно покрывалось россыпью цыганского пота ибо, он увидел в дверях тонкие красноармейские усики, принадлежащие молодцу c короткой мальчишеской стрижкой... На колючих плечах молодца покоилось двубортное плащ-пальто из прорезиненной ткани цвета хаки c отложным воротником. К воротнику были пришиты шинельные петлицы ОГПУ. Цвет петлиц указывал на то, что их владелец является капитаном.

Капитан потуже затянул ремень, послал вперед нарочного: предупредить Свистопляскина, что враг народа пойман, и вошел в зев дверного проема.

– Собирайтесь, Петр Тимофеевич...

– Куда?

– Туда, где вас быстро разъяснят.

– Где?

– Не будьте наивным!

Петр Тимофеевич суетливо начал надевать на себя пальто.

– Да не наряжайтесь вы в теплое, – дохнув на него водкой, забурчал капитан. – У нас в управлении жарко! В частности тебя, пупырчик нэпманский, будет мучить зной.

Капитан противно рассмеялся.

Они вышли на улицу Парижской коммуны. Дождь, дождь, дождь не переставал идти. Сквозь мутно-серую завесу виднелся черный воронок. Открылась задняя дверца. Пахнущий махоркой салон принял в свои объятья несчастного нэпмана. Ключников в последний раз посмотрел на двухэтажный дом No 23-бис. Заурчал мотор, воронок понесся по Парижской коммуне и через пару минут свернул на проспект Диктатуры пролетариата.

В тесной приемной начальника немешаевского ОГПУ кипела деятельность: проносились фельдъегери, адъютанты, вельможи во френчах, юркие и не так чтобы штатские, моложавые барышни c блокнотиками в руках; широкогрудая секретарша Сонечка ритмично выстукивала приказы и постановления на пишущей машинке «Эрика».

Ключникова буквально втолкнули в приемную, а затем в кабинет Свистопляскина. Мебель в кабинете была большей частью старинная, конфискат. В серванте стоял мейсенский, c темными узорами сервиз, тоже конфискат.

Роман Брониславович поднялся из-за стола, поначалу был чрезвычайно вежлив c арестованным, затем вежливость сменилась повышенным тоном, потом криками, после криков к допросу приступил капитан Ишаченко. Альберт Карлович ловким движением кадровика раскрыл желтую папку, c минуту порылся в ней, вытянул из общей пачки какой-то листок, пробурчал: «Вот c этой, пожалуй, мы и начнем», подошел к Ключникову, двинул ему по челюсти, рявкнул:

– Ну что, козел, горя хапануть хочешь!

Капитан был в гневе. Губы дрожали.

– Начнем, гнида, c «Карт-бланша». Чем вы занимались в «Карт-бланше»?

– Я...

– Отвечать, лошадь нэпмановская!

«Сам такой. Держиморда!» – подумал Ключников, а вслух проворчал:

– Скажите толком, Альберт Карлович, в чем меня обвиняют?

– Кто подтолкнул репортера Фицнера к написанию антисоветской статьи? Кто?

Капитан щелкнул пальцем, ввели Василия Марковича c синяком под глазом.