Расстрелять! - Покровский Александр Михайлович (серии книг читать онлайн бесплатно полностью txt) 📗
Допили. Потом был чай, а потом комсомолец ушел спать.
Он вызвал рассыльного. Подождал – не идет. Где он, спрашивается, шляется? Он позвонил ещё раз, ему ответили: уже ушел.
– Как это «ушел»? А куда он ушел? Да что вы мне там мозги пачкаете? Ушел – давно бы был.
Вошёл рассыльный.
– Кукин, сука, ты где ходишь, скот? Как ты смеешь заходить к офицеру в таком виде зачуханном? Тобой что, заняться некому? Что ты там бормочешь? Ближе подойди. Где шлялся?
Матрос молчит. Подходит робко. Голову он держит так, чтоб легко можно было отшатнуться.
Его испуг бесит, просто бесит.
– Закрой дверь! Закрыл.
– И снимай ремень.
Снял. Штаны падают, и он их пытается подхватить.
– Дай сюда! – он сам сдергивает с него бескозырку, нагибает за плечи, сует его стриженую, дохлую голову себе между ног и с остервенением бьет ремнем по оттопыренным ягодицам. Тот не сопротивляется. Скот потому что, скот!
– А теперь сделаешь здесь приборку!
Ползает, делает. Проходит минут десять.
– Сделал?
– Так точно.
– Пошёл вон отсюда…
Святее всех святых
После того как перестройка началась, у нас замов в единицу времени прибавилось.
Правда, они и до этого на экипажах особенно не задерживались – чехардились, как всадники на лошади, а с перестройкой ну просто как перчатки стали меняться: полтора года – новый зам, ещё полтора года – ещё один зам, так и замелькали. Не успеваешь к нему привыкнуть, а уже замена.
Как-то дают нам очередного зама из академии. Дали нам зама, и начал он у нас бороться. В основном, конечно, с пьянством на экипаже. До того он здорово боролся, что скоро всех нас подмял.
– Перестройка, – говорил он нам, – ну что не понятно?
И мы свою пайку вина, военно-морскую – пятьдесят граммов в море на человека, – пили и помнили о перестройке.
И вот выходим мы в море на задачу. Зам с нами в первый раз в море пошёл. Во всех отсеках, как в картинной галерее, развесил плакаты, лозунги, призывы, графики, экраны соревнования. А мы комдива вывозили, а комдива нашего, контр-адмирала Батракова, по кличке «Джон – вырви глаз», на флоте все знают. Народ его иногда Петровичем называет.
Петрович без вина в море не мог. Терять ему было нечего – адмирал, пенсия есть, и автономок штук двадцать, – так что употреблял.
Это у них в центре там перестройка, а у Петровича все было строго – чтоб три раза в день по графину. Иначе он на выходе всех забодает.
Петрович росточка махонького, но влить в себя мог целое ведро. Как выпьет – душа-человек.
Сунулся интендант к командиру насчет вина для Петровича, но тот только руками замахал – иди к заму. Явился интендант к заму и говорит:
– Разрешите комдиву графин вина налить?
– Как это, «графин»? – зам даже обалдел. – Это что, целый графин вина за один раз?
– Да, – говорит интендант и смотрит преданно. – Он всегда за один раз графин вина выдувает.
– Как это, «выдувает»? – говорит зам возмущенно. – У нас же перестройка! Ну что не понятно?
– Да все понятно, – говорит интендант, а сам стоит перед замом и не думает уходить, – только лучше дайте, товарищ капитан третьего ранга, а то хуже будет.
У интенданта было тайное задание от командира: из зама вино для Петровича выбить. Иначе, сами понимаете, жизни не будет.
– Что значит «хуже будет»? Что значит «будет хуже»? – спрашивает зам интенданта.
– Ну-у, товарищ капитан третьего ранга, – заканючил интендант, – ну пусть он напьется…
– Что значит… послушайте… что вы мне тут? – сказал зам и выгнал интенданта.
Но после третьего захода зам сдался – чёрт с ним, пусть напьется.
Налили Петровичу – раз, налили – два, налили – три, а четыре – не налили.
– Хватит с него, – сказал зам.
Я вам уже говорил, что если Петрович не пьет, то всем очень грустно становится.
Сидит Петрович в центральном, в кресле командира, невыпивший и суровый, и тут он видит, как в центральный зам вползает. А зам в пилотке. У нас зам считал, что настоящий подводник в походе должен в пилотке ходить. С замами такое бывает. Это он фильмов насмотрелся.
В общем, крадется зам в пилотке по центральному. А Петрович замов любил, как ротвейлер ошейник. Он нашего прошлого зама на каждом выходе в море гноил нещадно. А тут ему ещё кто-то настучал, что это зам на вино лапу наложил. Так что увидел Петрович зама и, вы знаете, даже ликом просветлел.
– Ну-ка ты, хмырь в пилотке, – говорит он заму, – ну-ка, плыви сюда.
Зам подошел и представился. Петрович посмотрел на него снизу вверх мутным глазом, как медведь на виноград, и говорит:
– Ты на самоуправление сдал?
– Так точно, – говорит зам.
– Ну-ка, доложи, это что? – ткнул Петрович в стяжную ленту замовского ПДУ.
Зам смотрит на ПДУ, будто первый раз его видит, и молчит.
– А вот эта штука, – тыкает Петрович пальцем в регенерационную установку, – как снаряжается?
Зам опять – ни гугу.
– Так! – сказал Петрович, и глаза его стали наливаться дурной кровью, а голова его при этом полезла в плечи, и тут зам начинает понимать, почему говорят, что Петрович забодать может.
Приблизил он к заму лицо и говорит ему тихо:
– А ну, голубь лысый, пойдем-ка, по устройству корабля пробежимся.
И пробежались. Начали бежать с первого отсека, да в нём и закончили. Зам явил собой полный корпус – ни черта не знал. Святой был – святее всех святых.
В конце беседы Петрович совсем покраснел, раздулся, как шланг, да как заорет:
– Тебя чему учили в твоей академии? Вредитель! Газеты читать? Девизы рожать? Плакаты эти сссраные рисовать? А, червоточина? Ты чего в море пошёл, захребетник? Клопа давить? Ты – пустое место! Балластина! Пассажир! Памятник! Пыль прикажете с вас сдувать? Пыль?! Влажной ветошью, может, тебя протирать? А, бестолочь? На хрена ты здесь жрёшь, гнида конская, чтоб потом в гальюн все отнести? Чтоб нагадить там? А кто за тебя унитаз промоет? Кто? Я тебя спрашиваю? У него ведь тоже устройство есть, у унитаза! Здесь знать надо, знать! Ты на лодке или в почетном президиуме, пидорясина? А при пожаре прикажете вас в первую очередь выносить? Спасать вас прикажете? Разрешите целовать вас при этом в попку? Ты в глаза мне смотри, куль с говном! Как ты людей за собой поведёшь? Куда ты их приведешь? А если в огонь надо будет пойти? А если жизнь отдать надо будет? Ты ведь свою жизнь не отдашь, не-еет. Ты других людей заставишь за тебя жизнь отдавать! В глаза мне смотреть! Зачем ты форму носишь, тютя вонючая! Погоны тебе зачем? Нашивки плавсостава тебе кто дал? Какая… тебе их дала?!! Пилотку он одел! Пилотку! В батальон тебя надо! В эскадрон! Коням! Коням яйца крутить! Комиссары…
Зам вышел из отсека без пилотки и мокрый – хоть выжимай. Отвык он в академии от флотского языка. А впрочем, может, и не знал он его вовсе.
Вечером Петровичу налили. Петрович выпил и стал – душа-человек.
Как твоя фамилия?
Чего наш советский офицер боится? Он боится жену: она навредить может; тещу; соседей; милицию; советских граждан на улице и в транспорте; хулиганов: они по морде могут дать; и свое начальство.
А чего наш советский офицер совсем не боится? Он совсем не боится мирового империализма.
А чего он боится больше всего? Больше всего он боится своей фамилии.
Возьмите любого офицера на улице за верхнюю пуговицу и спросите его:
– Как ваша фамилия?
– Мо…я?
– Да, да, ваша, ваша, ну?
– Этот… как его… Иванов… или нет… то есть Петров…
– А может, Сидоров?
– Точно! Сидоров, – от настоящего офицера его собственной фамилии на улице никогда не дождешься.
Первый страх у него уже прошел, теперь будьте внимательны.
– Разрешите ваши документы.
Документы от него вы не получите: может, вы скрытый офицерский патруль? Так зачем же ему усложнять свою жизнь? Нет у него документов.
– Дома забыл, – вот так, а вы как думали?
