Приключения бравого солдата Швейка в русском плену - Ванек Карел (лучшие книги TXT) 📗
– На будущей мирной конференции необходимо сделать предложение об усовершенствовании гранат так, чтобы они отрывали руки только до локтей. Наука не может допустить, чтобы люди умирали в таком вот положении.
В другом бараке пискун заявил, что этот инвалид удушил себя нарочно, и что он поступил правильно, единственно правильно, как должен в этой ужасной войне сделать каждый.
Дни, один за другим, серо и однообразно проходили в бараках. Люди жили, почти не зная друг друга. Целый день ловили насекомых, рассказывали фронтовые случаи, обсуждали военное положение по телеграммам, которые ежедневно приносил в лагерь мальчик.
И только хорошие рассказчики или шутники становились всем известны. Одни специально ходили слушать сказки, а другие собирались вокруг пискуна, шипевшего, подобно бомбе, готовой вот-вот разорваться.
Швейк стал популярен своими разговорами и быстро освоился с новым положением. Горжин ходил в лавку, одевался в штатское платье и бегал в рестораны удивлять русских коллег знаниями и ловкостью, а возвращался с ворохом булок, колбасы, махорки, чаю и тем пополнял свой бюджет.
Марек, задавленный однообразием и грязью, страдал и раздумывал. Целый день он проводил в обществе пискуна. Пискун никогда не говорил, как его имя, откуда он, но видно было, что он человек, видавший виды и побывавший во многих странах. Иногда он бросал свой вечно шутовской тон, и тогда видно было его глубокое отчаяние.
Марека начинал мучить ревматизм. Ноги болели, в руках кололо и, когда он пожаловался на это пискуну, тот сказал:
– Меня тоже колет. Утром поедем в амбулаторию.
Три доктора, один русский и два австрийца, осматривали их, осторожно дотрагиваясь кончиками пальцев до грязных распухших колен и икр. Затем им предложили:
– Идите туда, там вас фельдшер намажет, и болезнь пройдёт.
На скамейке сидел человек, очевидно, исполнявший приказания докторов. В одной руке у него была бутылка с глицерином, в другой кусок грязной ваты.
Этой ватой он смазывал все. У кого были обмёрзшие ноги – он мазал глицерином. Те, кто обращался за советом помочь против головных болей, уходил от него с капающим с волос за воротник глицерином. При болезнях зубов он проводил ватой по лицу, при катаре желудка он натирал глицерином пупок, а больному воспалением среднего уха он натирал глицерином ушные раковины. В сифилитические язвы он тоже втирал глицерин, как священник, делавший последнее помазание. Он делал что мог. Перед ним стояла очередь пациентов, отправленных к нему докторами, возле которых потел, расспрашивая и записывая, писарь:
– В каком году родился? Женат или холост? Отчего умерли родители, не знаешь? Сколько умерло сестёр и братьев и почему? Были ли здоровы до самой смерти?
И когда все показания, необходимые для отсылки в Красный крест, бывали сняты и можно было заключить, как часто ревматизм появляется у солдат, у которых тридцать лет тому назад умерла двухлетняя сестра, и в какой причинной связи находится это с настоящей болезнью, он передавал их жрецам науки, а те, убедившись, что человек, который показывает им грязные ноги или искусанное вшами, красное, в сыпи, брюхо, что-то собой представляет, посылали его к фельдшеру Пантелеймону Тимофеевичу, чтобы он натёр их универсальным глицерином из своей чудесной бутылки.
Благодаря международной связи врачей, наука приобрела немало хорошего, так как в это время можно было обменяться разными системами терапии. Военные врачи в Австрии лечили все внутренние болезни аспирином и хинином, и, напротив, их коллеги в России считали наилучшим средством лекарства для наружного употребления, например глицерин.
Когда они вернулись в барак, пискун заявил, что чем человек ученее, тем он больший преступник и мерзавец, Марек показывал, что у него глицерин течёт из брюк в сапоги, а Швейк подошёл, намазал им себе ладонь и с чувством сказал:
– Ну да, скоро ведь приедет графиня, и они хотят, чтобы у нас был чистый, белый цвет лица. Ревматизма она не понимает, но будет смотреть, как мы выглядим, и все зависит от хорошего впечатления от нашего вида.
И они в радужных красках рисовали себе ангела, которого для утешения послало к ним их отечество.
МИЛОСЕРДИЕ КРАСНОГО КРЕСТА
Обязанности мужчины и женщины во всяком деле разграничены. Так, например, когда мужчина совершает зверские поступки или поручает другим совершать их, женщина выступает в роли сестры милосердия, ангела-утешителя, спускающегося в белом одеянии с облачных высот к измученным и окровавленным страдальцам. Мужчина наносит раны, а женщина приходит потом зализывать их кошачьим языком; она старается охладить их, залечить, чтобы скорее о них забыли; она приходит к несчастному, на которого она раньше не обратила бы никакого внимания, и трётся о него споим мягким, приятным и для него недосягаемым телом.
Наступила война, и владельцы имений, банков, фабрик принялись фотографироваться в формах офицеров или с орденами на груди, чтобы мир видел, как они стоят за государство, которое ведёт войну в их интересах. А их жены, почтённые и благородные дамы, которые ещё вчера таскали за волосы горничных и подносили к носу лакея хлыст, надевают платье сестры милосердия, повязывают голову белыми и чёрными косынками, нашивают красный крест и идут по лазаретам убеждать солдат в том, что главное в войне – не её кровь и грязь и возможность безнаказанно совершать преступления, а возможность совершать добро, как, например: оправить больному подушку, промыть гноящиеся глаза, задавать бесконечные вопросы о том, сколько дома осталось детей, и уговаривать не заботиться о них в случае смерти, потому что над всем, что совершается, довлеет господь Бог, который не позволит погибнуть ни нам, ни детям нашим. Но так как в армии есть и более тонкие души, которые не могут удовлетвориться одной духовной стороной дела (например, поправка подушки), встречающиеся главным образом среди офицеров и докторов, то самоотверженная сестра милосердия приносит себя целиком в жертву общественному делу. В результате такой лазарет отличается от публичного дома только тем, что перед ним не светит красный фонарь и отсутствует подобающая в таких случаях вывеска: «Чёрный кофе. Дистиллированная содовая вода доктора Фр. Затки».
Во время войны одни живут настоящим, других поддерживают надежды на будущее. Слово «завтра» становится чудесным эликсиром; люди делают все возможное, чтобы сохранить веру в завтра, в то, что завтра всякому мучению и страданию настанет конец и что жизнь их вновь войдёт в обычную колею. Доктора, имея в виду то обстоятельство, что среди солдат и пленных наблюдалось сравнительно мало самоубийств, говорят о закалке, об укреплении нервов во время войны. Но все те, кто не набросил на шею петлю или не бросился одетым в какую-нибудь сибирскую реку, были сохранены для своих семей только одним словом – «завтра!».
Баронесса Аустерлиц и графиня Таксиль, посланные для осмотра лагерей пленных в России австрийским Красным крестом, принадлежали к лучшему венскому обществу. Они охотно, не боясь огромного расстояния, вызвались сами поехать в Россию утешить людей, оказавшихся там потому, что проливали или не хотели проливать свою кровь за то, чтобы в Австрии стали дороже пшеница, уголь, сахар, железо и спирт.
Графиня Таксиль ехала в Россию, считая, что задача приславшей её организации состоит в том, чтобы раздать пленным по рублю и мягкой материнской рукой утереть их слезы, льющиеся от тоски по Австрии. Это была старая католическая обезьяна, которая предполагала, что она увидит всех пленных стоящими на коленях, молящимися и просящими Бога, чтобы он послал победу австрийскому оружию.
В противоположность ей, баронесса Аустерлиц была молодой, свежей, привлекательной дамой, в жилах которой текло немного восточной крови (её дедушка был еврей, разбогатевший во время наполеоновских войн), и эта кровь, частенько загоравшаяся и не дававшая ей спать спокойно, заставила её так охотно согласиться на поездку в Россию.
