Советы пострадавшего (Юмористические рассказы) - Виленский Марк Эзрович (книга бесплатный формат txt) 📗
— Юра, наш троллейбус, — смеясь, прервала Ниночка.
С крепким скрипом, подминая снег колесами, подкатил троллейбус. Замерзшие окна сияли, искрились серебряными ромбиками мороза. Стуча мерзлыми каблуками по мерзлым ступенькам, Клячкин и Ниночка вбежали в троллейбус.
— Три, три и три, — сказал Клячкин, отсчитывая монеты. — Черт, вроде был где-то пятак, чтобы пять и три, без сдачи… Ну, ладно, пока опустим девять.
Он оторвал два билета, натянул варежку, снова вытер мокрый нос и ткнул его между Ниночкиным воротником и шапкой.
— Я серьезно, Ниночка, так у меня не бывало. Помнишь, я подошел к тебе, когда ты пила газировку в буфете? Не потому, что ты хорошенькая, — хорошеньких много. Товарищ, не бросайте копейку, дайте мне. Ах, проездной? Что-то толкнуло меня в сердце, как будто внутренний голос сказал: «Да! Это судьба!» Тут, наверное, что-то связано с подсознанием. Раньше говорили «господня воля», но я думаю, что это какие-то биотоки сигналят из подсознания. Ты была в вишневой кофточке, и у меня вдруг забилось сердце… Бабушка, копеечку не бросайте. Нет, ваш талончик мне не нужен. На черта он мне, мне копейка нужна. Понимаешь, Нинуша, тут, наверное, что-то связано с неосознанными детскими впечатлениями, замурованными в подсознании. Может быть, в детстве, когда мне было годик или два, мне понравилась какая-то молодая женщина в вишневом, может быть, она меня погладила или там дала конфетку, и это запало в детскую душу, и вот, когда я увидел тебя, такую славную и в вишневой кофточке, точно гейзер какой-то прорвался, обжег душу струей горячей нежности к тебе и какой-то голос сказал: «Вот она, твоя мечта!» Гражданин, не бросайте, пожалуйста, копеечку. Ну, что же вы делаете? Вам говорят русским языком: «Три бросьте, а копеечку не бросайте», а он сыплет в кассу. Товарищи, кто будет опускать копейку, не опускайте. Да, так на чем я, Нинуша, остановился? Ага, да и вот, понимаешь, мое чувство к тебе так серьезно, что я… Ниночка, куда ты?! Это не наша остановка, нам через две сходить, Ниночка, куда ты?!
ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ
В рядах судебных защитников мой друг адвокат И. Д. Краковяк занимает особое место. Правильнее даже сказать, что он стоит вне рядов, настолько самобытно и ярко его дарование. Илья Диогенович — сущий клад. Он берется любой ценой (начиная со 150 рублей) не то что отвести, а оторвать напрочь десницу закона, нависшую над повинной головой.
Вот образчик блистательного адвокатского красноречия моего друга Ильи Диогеновича Краковяка.
— Товарищи судьи! Перед вами на скамье подсудимых сидит человек, на которого в силу трагического недоразумения легло черное, как деготь, пятно незаслуженного обвинения. Смыть это пятно — святой долг правосудия, ибо не осуждения, а восхищения достоин мой подзащитный Гурий Харитонович Залепухин, что я и постараюсь доказать.
Да, мы знаем, что на складе фабрики «Красный ридикюль», где работал мой подзащитный, была обнаружена крупная недостача кожевенного сырья.
Да, мы знаем, что во мраке ночи с 14 на 15 октября Г. X. Залепухин доставил с фабрики к себе на квартиру два тюка с кожами общим весом 60 килограммов.
Ну и что? Разве эти факты хоть в малейшей степени бросают тень на славное имя Г. X. Залепухина? Никоим образом!
Поскольку в течение дня Залепухин не успел справиться с огромным объемом работы, он в бурном порыве трудового энтузиазма привез сырье домой. Ради чего мой подзащитный жертвовал драгоценными часами ночного отдыха? Исключительно ради того, чтобы протереть кожи мокрой тряпочкой и к утру вернуть их чистыми на родную фабрику. Вот она, эта тряпочка, товарищи судьи, неопровержимое свидетельство святых побуждений Г. X. Залепухина. (И. Д. Краковяк выдергивает из кармана носовой платок сверхсрочной службы и победно им размахивает.) Прошу приобщить к делу. Такова неприкрашенная истина. Увы, арест утром 15 октября помешал Г. X. Залепухину отвезти чистые кожи обратно на склад. Но это уже не вина, а беда моего подзащитного.
Далее.
Значительную роль в обвинении играют показания свидетеля сапожника Манюни. Д. Д. Манюня утверждает, что днем 10 октября к нему на дом пришел Г. X. Залепухин и спросил: «Тебе кожа нужна?» При этом, по словам Манюни, Залепухин вынул из-за пазухи кусок кожи черного цвета, размером приблизительно двадцать на тридцать сантиметров.
Следствие не задалось вопросом: а почему 10 октября свидетель Манюня Д. Д. находился дома, а не в мастерской? Между тем это обстоятельство имеет решающее значение. Защита располагает неопровержимыми данными о том, что в этот день Манюня Д. Д. находился на больничном листе по причине левостороннего флюса. Г. X. Залепухин был мало знаком с Манюней. Но, узнав о том, что человек попал в цепкие объятия болезни, он ринулся на помощь. По велению сердца, не раздумывая, Залепухин идет к больному и говорит ему: «Тебе нужна моя кожа? Возьми ее!» Все мы читали в газетах о мужественных, благородных людях, которые предлагают свою кожу для пересадки больному товарищу. Мой подзащитный — один из таких людей. В нем есть, я бы даже сказал, что-то от чеховской Чайки с ее знаменитым «Если тебе нужна моя жизнь, возьми ее». Манюня Д. Д., человек мещанского, приземленного мышления, в силу своей ограниченности был неспособен догадаться, что лоскут кожи, извлеченный Залепухиным из-за пазухи, был кожей самого Залепухина…
Прокурор: Флюс не лечат посредством трансплантации кожи.
Краковяк И. Д.: Вот вам хорошо, вы культурный, товарищ прокурор. А у моего подзащитного нет высшего образования. И на журнал «Здоровье» он не подписан. Он действует стихийно, по зову совести.
Прокурор: Образец кожи, показанный подсудимым свидетелю Манюне, имел черный цвет.
Краковяк И. Д.: Это уже интимные гигиенические подробности, товарищ прокурор, и я не уверен, вправе ли мы их касаться при открытых дверях.
Так отпадает еще один пункт обвинения.
Когда читаешь имеющееся в деле написанное полудетским почерком наивно-трогательное письмо Г. X. Залепухина к его матери, нельзя поверить, что это письмо вышло из-под пера расчетливого и циничного преступника. «Уважаемая мамаша! — пишет мой подзащитный. — Мне не повезло. Кажись, обратно заболеваю. Вроде будут оперировать. На случай послеоперационной диеты прошу вас, мамаша, насушить мне ржаных сухарей. Надеюсь, вы будете носить мне в больницу передачи, как и во время прошлой моей болезни. А я уж, как выздоровлю, вас не забуду и отблагодарю. Мамаша, еще прошу беречь, как зеницу ока, мои маленькие серенькие книжечки. Помните, что я собирал эту библиотечку, не жалея ни сил, ни времени».
Товарищи судьи! Мы читаем этот волнующий человеческий документ, и перед нами во весь рост встает нежный образ любящего, заботливого сына и страстного библиофила.
Я прошу суд учесть и то обстоятельство, что мой подзащитный очень молод. Ему не исполнилось еще и пятидесяти двух лет. У него все впереди. Вспомним, что Гете закончил своего «Фауста» в возрасте 82 лет. Можно не сомневаться, что такой талантливый и целеустремленный человек, как мой подзащитный Г. X. Залепухин, еще напишет своего «Фауста». Если, разумеется, вы не травмируете его легкоранимую душу суровым и незаслуженным приговором.
Я прошу оправдать Залепухина Г. X., хотя бы во имя его будущего «Фауста»!
Я кончил.
СТОПЕР КРИВОШЛЫК
Гражданин Всеволод Иванович Кривошлык, 1942 года рождения, вернулся в родной город после двухгодичного пребывания в исправительно-трудовой колонии и устроился работать на макаронную фабрику. Но не оттого, что обожал макароны, а потому, что так велел участковый.
