Новые записки матроса с «Адмирала Фокина» (сборник) - Федотов Александр (прочитать книгу .txt) 📗
Прошло несколько часов с момента начала приборки. Всё уже было по несколько раз намылено, вымыто, вычищено, на сверкающий трап было больно смотреть без солнцезащитных очков, с палубы можно есть… Матрос Голиков вытер со лба пот. Он с чувством выполненного долга оглядел трап, нежно погладил рукой надраенные медные балясины и улыбнулся. Ему было чем гордится! Никому другому никогда не удавалось довести эти балясины до такого сияния. А всё потому, что он творчески подошел к заданию. Вместо того, чтобы драить балясины вручную, он их отвинтил (благо, крепились они всего на нескольких болтах), отнёс в мастерскую и там, намотав войлок с «пастагоем» на станочное сверло, за полчаса отшлифовал медные пластины так, что в них можно было смотреться, как в зеркало!..
Скрип открывающейся наверху броняшки вывел Голикова из состояния улыбчивой задумчивости. В тамбур вошли и спустились по трапу старпом (капитан третьего ранга) и помощник старпома (капитан-лейтенант) – проверяющие.
– Товарищ капитан третьего ранга! Ответственный за уборку трапа и коридора офицерского состава, матрос Голиков! – лихо выкрикнул Дима, вытянувшись по стойке «смирно».
Старпом, невысокий, усатый, лет сорока пяти, с энергичным скуластым лицом, придирчиво оглядел трап, коридор, переборки, поднялся наверх и осмотрел тамбур. Он старательно искал к чему придраться…, но не находил. Вдруг глаза старпома вспыхнули. Остановившись перед трапом, он медленно достал из кармана кителя аккуратно сложенный белый платок, деловито развернул его и, прищурясь, торжествующе посмотрел на замершего по стойке «смирно» матроса. Лицо матроса не изменило выражения. Старпом ухмыльнулся и, присев на корточки, засунул руку с платком под трап. Некоторое время он, кряхтя, водил платком, усердно вдавливая его в щель между трапом и палубой. Выудив руку из-под трапа, он, ухмыляясь, развернул платок и долго всматривался в него, силясь обнаружить хоть какие-либо следы грязи… Но платок был девственно чист.
Старпом хмыкнул, передёрнув усы. В глазах матроса промелькнула лёгкая тень улыбки. Ещё три дня назад он зубной щеткой вычистил здесь каждый сантиметр, пройдясь по несколько раз по этой и многим другим подобным щелям и выемкам, и не только под трапом.
Старпом поднялся с корточек и огляделся. Уйти, не отдав дельного указания, теперь было бы не солидно. Вдруг он заводил ноздрями и стал обнюхивать трап.
– Что это за запах? – с силой втягивая носом воздух, спросил старпом, оборачиваясь.
Голиков встревожено наклонился к трапу и понюхал: ничего особенного… Он наклонился ниже, почти коснулся носом ступенек и снова глубоко втянул в себя воздух. Выпрямившись, Голиков посмотрел на старпома и только пожал плечами. Он решительно не находил в этом запахе ничего необычного…
Старпом снова повёл ноздрями.
– Хозяйственным мылом воняет… – заключил он.
Такого подвоха матрос не ожидал: – Так ведь им же и мою! – недоумевая проговорил он.
– Отставить мыть трап хозяйственным мылом!
– Так чем же его мыть-то, товарищ капитан третьего ранга?
– Детским.
– Как детским?! А где его взять-то… детское мыло!? – захлопал глазами Голиков.
– Зайдёшь ко мне, выдам… – старпом кивком головы пригласил матроса следовать за ним и стал деловито подниматься по трапу.
Старший помощник командира корабля оказался мужиком запасливым. В своей каюте он предусмотрительно хранил внушительные запасы всех тех разнообразных вещей, которые только могли понадобиться человеку во время дальнего похода. В холодильнике – вместительная фляга со спиртом и запас непортящейся закуски. Около шконки – рундук (тумбочка), где каждой твари по паре: две зубных щетки, два тюбика зубной пасты, два флакона тройного одеколона и несчётное число пар других полезных вещей; а сигарет, так тех-без малого сорок блоков!
Порывшись в рундуке, старпом выудил оттуда кусок душистого детского мыла и, не без сожаления, протянул его матросу.
– На, держи. Из личных запасов, – важно сказал он. – И чтоб сейчас же весь трап перемыл. Действуй!
Выйдя из каюты, Голиков бросился исполнять приказание. Меньше чем через час, заново намыленный, вымытый и высушенный трап благоухал нежным парфюмерным ароматом. Матрос бросил ветошь в кандейку, вытер со лба испарину и устало прислонился к переборке…
Тут броняшка распахнулась и в коридор спустились новые проверяющие: помощник старпома, старпом и командир корабля – капитан первого ранга. Командир, упитанный, широкоплечий, черноволосый, с осунувшимся и немного посиневшим лицом, внимательно обошел объект приборки, осмотрел тамбур, трап и коридор… Наконец он остановился, продолжая придирчиво оглядываться… Уйти, не дав дельный совет, он не мог, но этот совет пока никак не приходил ему в голову. После некоторой паузы Командир проговорил, серьезно и деловито придавая значение каждому слову:
– Матрос, молодец, всё хорошо, и трап, и палуба, но вот… переборки… – командир помедлил, ещё раз обводя взглядом коридор с уставными серыми переборками, – переборки надо отмыть…
Сопровождающие командира переглянулись и утверждающе закивали.
– Есть, товарищ капитан первого ранга! – отчеканил Голиков: – Чем отмывать? Детским мылом?
– Зачем детским? – опешил командир корабля: – Хозяйственным…
– Но, товарищ капитан первого ранга, запахи смешаются…
– Какие запахи?! – командир недоумевая обернулся к стоящему немного позади старпому.
Старпом как ни в чём не бывало пожал плечами.
– Това… – начал было Голиков, но, заметив высунувшийся из-за спины командира выразительный старпомовский кулак, осёкся на полуслове.
– Есть мыть хозяйственным мылом! – поправился он.
– Н-да… Хорошо… – командир корабля почесал затылок и, уже поднимаясь по трапу, оглянулся на старпома:
– Ты тут разберись… – тихо сказал он, выразительно кивая он на матроса, – похоже крыша поехала…
– Обязательно, тащ командир… – понимающе закивал головой старпом. – Переутомились бойцы, бывает.
Командир вышел в тамбур. Выждав момент, Голиков решился наконец, переспросить старпома: – Так чем мыть-то?
– Чем я сказал, тем и мой, – прошипел старпом, наклоняясь к самому уху матроса, и поспешил наверх по сверкающему трапу.
– Есть! – донеслось ему вдогонку.
Голиков взял смыленный наполовину кусок детского мыла и, вздохнув, начал взбивать губкой мыльную пену в кандейке. Два часа ушло на очередное замыливание и отдраивание всех переборок офицерского коридора. Матрос тёр их не на страх, а на совесть, до боли в суставах. «Ну, теперь-то не может не понравится», – подумал он, смывая мыльную пену.
Он отступил на шаг, поднял глаза и… вздрогнул. То ли из-за того, что тёр он эти переборки с излишним усердием, то ли из-за того, что мыл он их детским мылом, но переборки изменили цвет. Вместо уставного, серого шарового, привычного цвета, они теперь предательски отливали нежно розовым оттенком.
– Во попал! – матрос устало опустился на сверкающую балясину трапа.
Наверху послышался шум. Голиков вытянулся по стойке «смирно». По трапу в коридор спускались: помощник старпома, старпом, командир корабля и командир эскадры (комэск) – капитан первого ранга.
Перепачканный, взмокший от пота матрос Голиков затаил дыхание. «Только бы не заметили», – билась в голове одна единственная мысль.
Командир эскадры, невысокий, лысый, лет пятидесяти, с круглым животиком и круглыми как пуговки глазками, первым делом осмотрел трап. Тот благоухал детским мылом, отражая всеми своими надраенными плоскостями, многочисленные начальственные физиономии. Комэск остался доволен:
– Ловко, ловко, – проговорил он, проводя пальцем по медной балясине трапа.
Вдруг, брови над его круглыми глазками вздрогнули и поползли вверх, взгляд комэска остановился на нежно розовых переборках, фуражка подпрыгнула на его лысой голове…
– Что это? – выдохнул комэск.
Голиков испуганно молчал, хлопая глазами.
– Матрос, что это?! – сдавленным голосом повторил комэск, не отрывая взора от переборок.
