Максим Перепелица - Стаднюк Иван Фотиевич (читать книги без .txt) 📗
– Куда они запропастились? – ворчал старик. Потом хлопнул себя рукой по лысине и приоткрыл дверь в соседнюю комнатку, где, как оказалось, художник-ретушер работал.
– Борис, не у тебя ли копии этих двух красавиц? Борис загремел стулом и высунулся в дверь, чтобы взглянуть на девушек.
– На столе, готовые, – ответил он хрипловатым голосом.
У меня точно оборвалось все внутри. В художнике я узнал «дядьку». Только теперь он был не черный, а рыжий, как и старый фотограф. Но тот же голос, то же полное лицо с горбатым носом и выпученными глазами.
Пока старик отыскивал снимки девушек, я выскользнул на улицу. Ну, думаю, теперь маху не дам… А сам за угол к телефонной будке. Быстро набираю номер коммутатора нашей части, связываюсь с дежурным. Так и так, говорю, нашел я человека, который склад фотографировал. Доложил – и сам опять к фотографии. Стою недалеко от ее дверей и дожидаюсь.
Не прошло и десяти минут, как примчались на грузовике солдаты во главе с капитаном, который мне фотографию «дядьки» показывал.
Захожу я с капитаном в комнату, где художник-ретушер работает. Вижу, сидит «дядька» над стеклом каким-то и ножичком царапает.
– Здравствуйте, – говорю ему. – Скажите, нашли вы тогда свою корову или не нашли?
Вскочил «дядька», смотрит на меня очумелыми глазами. А когда заметил капитана и двух автоматчиков в дверях, побледнел, съежился.
Вижу, есть тут работа капитану. А я свое дело сделал. Мне пора в роту.
Так прошла моя третья встреча с «дядькой». Понял я, что нужно было бы закончить знакомство с ним на первой. Прав был тогда Василий Ежиков.
СЛАВА СОЛДАТСКАЯ
Кто из нас, солдат, не мечтает о боевой славе? Верное слово – каждый. Всяк хотел бы совершить подвиг.
Но слава, она не каждому солдату дается. Если ленцой ты страдаешь или прячешься за спину товарища, не видать тебе славы. Не видать! И в бою она не подружится с нерадивым солдатом и обойдет его в мирные дни. Это – закон, и никакая сила не изменит его.
Но если ты всю душу будешь вкладывать в свои солдатские дела, если служба и учеба станут сердцевиной твоей жизни – честь и слава тебе!
Эту истину узнал я на собственном опыте. А ведь раньше считал Максим Перепелица, что для подвига имеется место только в бою. Но то раньше было…
Наша жизнь полна интереснейших событий! Вот, к примеру, одна только ночь прошла (не день, заметьте, а ночь!), но какая перемена в судьбе Перепелицы наступила! Лег спать рядовым, а утро встретил уже без пяти минут сержантом. Не подумайте только, что приснилось это Максиму. Утро-то встретил я не в постели, а далеко от казармы – в поле.
Вот как все произошло. Среди ночи, когда солдаты спали крепким сном, вдруг раздалась команда:
– Подъе-е-м! Тревога!..
Ничто не может так подстегнуть нашего брата-солдата, как слово «тревога». Услышал я это слово сквозь сон, и точно кто в мою постель кипятком плеснул. Один миг – и Перепелица на ногах. Еле успеваю портянки намотать, а ноги уже в сапоги рвутся, потом несусь к вешалке за шинелью. Гимнастерку на ходу надеваю.
А вокруг что делается! Не суетня, нет. Если кто посторонний заглянул бы в такую минуту в казарму, то подумал бы, что скоро должен потолок рухнуть и поэтому все вылетают на улицу. Но солдат не просто выбегает из казармы, а лишь после того, когда на его поясном ремне займут свое место лопатка, подсумки с обоймами или чехлы с магазинами, а за плечи усядется вещмешок. Само собой разумеется, и оружие должно быть в руках.
Но по этой «тревоге» одним оружием, видно, не обойтись. Дежурный по роте объявляет:
– Строиться с лыжами! Взять маскировочные костюмы.
Значит, тревога серьезная. А может, что-нибудь случилось?.. Эта неизвестность еще больше подстегивает.
Не прошло и четырех минут, как я в полной боевой готовности, с лыжами в руках, выбегаю из казармы.
На улице такой мороз, что в ноздрях закололо. Тишина небывалая. Вроде все вокруг вымерло. От этого, наверное, снег не скрипит под ногами, а прямо кричит, как живой. Сделаешь шаг, и земля звенит. И звон тот до самых звезд достигает. А им, звездам, мороз нипочем. Перемаргиваются, точно подсмеиваются над нами, что спешим мы закрыть уши от холода – торопливо отвертываем свои шапки. Может, звездам весело оттого, что солдаты не знают, какое дело предстоит им в эту глухую ночь?..
Двери в казарму уже не закрываются. Оттуда народ валом валит.
Замечаю, что командир роты и командиры взводов уже здесь. Офицерам нашим тоже нет покоя. Всегда начеку.
Старший лейтенант Куприянов подает команду:
– Рота, в линию взводных колонн, по четыре – становись!
Построились мы в колонну и побежали через плац к артиллерийскому парку. За парком, где начинается наше учебное поле, стали на лыжи и двинулись к Муравьиному яру – месту сосредоточения по тревоге.
Вот и Муравьиный яр. Его покрытое кустарником дно прячется в потемках. Темно так, что от головы ротной колонны трудно разглядеть замыкающие ряды.
Спустились мы по склону яра к заснеженным кустарникам, и здесь началась проверка готовности взводов к маршу. Командиры дотошно осматривают каждого солдата: все ли из оружия и снаряжения имеется налицо, не сунул ли кто случайно ноги в сапоги без портянок… Всякое может быть.
Потом лейтенант Фомин подозвал командиров отделений своего взвода, чтобы отдать приказ. А между нами, солдатами, уже пронесся слух, что где-то в двадцати километрах к северо-востоку от города «противник» высадил авиадесант. Придется с ним повозиться, и каждому интересно, как оно все там будет.
Надеваем мы белые маскировочные костюмы, осматриваем крепления лыж. Возбуждены, даже мороза никто не замечает.
Подошли сержанты. Левада отвел наше отделение в сторону и начал объяснять задачу. Оказывается, задача нелегкая. Будем действовать мелкими группами. Младший сержант Левада говорит, что успех зависит от умения владеть компасом. Ведь нашему отделению предстоит пройти по прямой, по бездорожью восемнадцать километров. Легко сказать – восемнадцать! И это через заснеженные поля, кустарники, овраги… К восходу солнца нужно сосредоточиться на южных скатах высоты с тригонометрической вышкой. К этой же высоте, только с разных сторон, подойдут другие отделения нашего взвода.
Закрепляем мы визиры своих компасов на заданный азимут. Теперь никакая карта не нужна. Впрочем, карт на этот раз нам и не дали.
И только приготовились тронуться в путь, как старший лейтенант Куприянов вдруг крикнул:
– Воздух!
Мы замерли на месте. «Почему командир роты тревожится? Ведь темно. Пусть сто самолетов в небе, нам что до них?»
В это время в чаще кустарника кто-то пальнул из ракетницы. Не успела ракета разгореться над яром, как все мы, не сходя с лыж, кувырнулись в снег. И если бы оказался в небе настоящий противник, вряд ли ему удалось бы рассмотреть что-нибудь на дне Муравьиного яра.
Но все вышло по-иному. Близ нас стали рваться взрывпакеты – началась «бомбежка». Я даже не разглядел, кто те пакеты бросил. Наверное, командиры взводов.
Когда взрывы прекратились, командир роты дал такую вводную:
– Взвод лейтенанта Фомина понес потери! Выведены из строя командиры второго и третьего отделений и пулеметный расчет первого отделения! Самолеты «противника» делают новый заход для «бомбежки»! Нужно рассредоточиться. Каждое отделение действует самостоятельно.
Справа и слева послышались команды. Это сержанты уводят своих подчиненных из-под «удара». А наше отделение лежит, хотя в небе вот-вот опять может вспыхнуть ракета.
И тут только я смекнул, что мы остались без командира: наш Левада-то зачислен в «убитые».
Вскакиваю на ноги и подаю голос:
– Второе отделение, слушай мою команду! Встать!.. За мной, бегом – марш!
Пустилось наше отделение по дну яра к его северному отрогу. А когда достигли расщелины, остановились и залегли.
