Учебник жизни для дураков - Яхонтов Андрей Николаевич (книги онлайн бесплатно txt) 📗
КОНТРОЛЬНЫЙ ВОПРОС. В чем была мудрость Миши?
Правильный ответ. В том, что он не строил из себя оскорбленную добродетель, не кривлялся и не манерничал, а добивался того, чего хотел.
Задание. Сравните поведение Миши с поведением Маркофьева. С моим поведением. С вашим собственным поведением. И дайте правильный ответ.
Предположим, вы притащили домой крокодиленка, тигренка, волчонка. Кормили, растили… Он что, в благодарность за вашу заботу не должен потом задирать принадлежащих вам коров и овец? Или он обещал изменить свою хищническую природу, намеревался с ней бороться? Глупо этого ждать!
Если, к примеру, чертополох выпалывают с грядки, он что, оскорбляется и больше не растет там, откуда его изгоняют? Как бы не так! С утроенной энергией осваивает и завоевывает прежние и новые участки.
Ну, а если хотите зачахнуть — валяйте, позволяйте себя выполоть и выкорчевать.
И не надо говорить, что подсчитывать, кто кому сколько должен и кто чем обладает — непорядочно. Порядочно!
Или валяйте, продолжайте жить, не считаясь, — и пусть у вас отбирают все, и пусть у вас не останется ничего!
А до чего доводит стремление к манящему райскому свету, видно на примере мотыльков, кружащих всю ночь возле фонарей. Итог — обожженные лбы и обгорелые крылышки.
Разумеется, я сознавал всю бессмысленность того, что делаю на работе. Но такой уж у меня был характер — обязательный, не имел же я права свои личные передряги переносить на служебные отношения!
Если удавалось, с утра пораньше заливал в себя мензурочку-другую разведенного спирта — и все расплывалось перед глазами, душа оттаивала, мир делался добрым, хотелось рыдать от сознания доброты, которой он меня окружал. Я и рыдал иногда.
И домой я захватывал бутылочку спиртяги, садился в кресло, включал телевизор, смотрел на экран, ничего не понимая, потом ложился и засыпал. Мама гладила меня по голове, я это чувствовал сквозь дрему, отец, встав надо мной, растянувшимся на постели прямо в одежде, строгим голосом вразумлял:
— Возмутительно так себя вести! Взрослый мужчина не имеет права распускаться? Вспомни примеры из литературы. «Мартин Идеи». «Жажда жизни». «Каштанка». Всегда надо бороться до конца!
Я их слушал. Вместо того, чтобы послать куда подальше.
Мне было жалко своих родителей. Мама недавно ушла на пенсию, не знала, куда себя девать. У отца пошаливало сердце (да еще я досаждал ему своими неурядицами).
А за что, спрашивается, их жалеть? Что хорошего они мне сделали?
Правильно говорил Маркофьев: ВСЕ РОДИТЕЛИ — КОЗЛЫ.
Уже потому хотя бы, что произвели вас на свет. Они ведь не подумали заранее, каково вам здесь будет. Им, видите ли, забавно было тешить себя живой куклой. А вам пришлось ходить в школу, институт, во дворе вас лупили хулиганы, преподаватели измывались, друзья обманывали, женщины бросали.
— ОХ, ЧТО Ж Я МАЛЕНЬКИМ НЕ СДОХ, — теперь я повторял маркофьевскую поговорку.
Ваши родители — козлы еще и потому, что требуют благодарности. За что? За то, что ввергли вас, свое дитя, в пучину самых разных бед? Уж не говорю про то, что заранее обрекли своего ребеночка на смерть в конце пути. Об этом хотя бы могли подумать, когда в ослеплении сладкого экстаза вас зачинали. Черта с два, им было хорошо, об остальном они не заботились. Сами догадайтесь, какой благодарности они за это заслуживают.
— Я думала, ты будешь счастлив, — всплакнула мама, когда я расстался с Маргаритой. — Мы с папой хотели, чтоб ты был счастливее нас.
Хотели — так и надо было готовить к жизни соответствующим образом, а не лепить ни к чему не пригодного идиота!
Вспомните, что говорит своему сыну Тарас Бульба. «Я тебя породил, я тебя и убью». То есть связь между воспроизводством жизни, появлением наследника и искусственным прерыванием его бытия — прямая. Все рассуждения о том, что наша жизнь якобы принадлежит не нам, а дарована свыше, следовательно, небесам ею и распоряжаться — отсутствуют начисто. То есть мы вправе сделать вывод, что мать или отец, принимавшие участие в так называемом таинстве зачатия, имеют право распоряжаться совместным плодом собственных усилий.
Но разве у детей и их родителей не одинаковые пра-, ва? И если вы, создавшие меня, имеете право отнимать у меня то, что подарили, зачастую не сознавая, чем именно занимались в мокрых спутанных простынях, то и я, результат вашего барахтанья и пыхтения, имею право на ваше бытие, ибо все мы трое — части единого целого. Разве не так?
ЕСЛИ РОДИТЕЛИ МОГУТ ПОСЯГАТЬ НА ВАШЕ БЫТИЕ (что сплошь и рядом делают, лишая вас права появиться на свет — с помощью абортов, лишая вас права самостоятельно существовать на этом свете, подвергая насилию и подавлению вашей личности), ТО И ВЫ ВПРАВЕ ОТВЕЧАТЬ ИМ ТЕ ЖЕ.
Если у вас родится хороший ребенок и вырастет славным человеком, он всю жизнь будет мучиться.
А если получится негодяй — с ним будут мучиться окружающие.
Хорошего жалко — за что ему страдать?
Негодяй — зачем он нужен-то?
Вот и подумайте: нужно ли вам потомство?
Ах, почему я не родился вором? Лжецом? Обманщиком? Зачем сделался обязательным, исполнительным человеком?! Они ведь меня еще и генетически обрекли на несчастья, мои предки!
Ненависти они заслуживают, а не повышенного внимания, наши родители! Прав Маркофьев, который своих маму и папу заживо похоронил.
Так им и надо!
На защиту диссертации он пришел с траурным черным платочком в верхнем кармане пиджака. Был бледен, стискивал зубы, но больше ничем, кроме этих гримас, своего внутреннего состояния не выдал.
Защита маркофьевской диссертации прошла блестяще. Шумно. Произвела фурор в научных кругах. И запомнилась всем. Исчезновением Маркофьева. Тем, что на банкете после триумфа Маркофьев подсыпал толченую смесь засушенных трав в стоявшие на столах угощения. Так он шутил. И все бы ничего, но он сам не выдержал и разболтал: эти травы, оказывается, сильно возбуждали. В ту ночь троих старичков-академиков увезли на «неотложках» прямо из их постелей, все они чуть не заработали инсульты и инфаркты. Хорошо, обошлось без летальных исходов.
За неделю до защиты Маркофьев исчез. Как сквозь землю истаял. Его обыскались, однако, не могли обнаружить даже следа. Мне звонили Лаура и Маргарита, мне звонил его тесть-академик.
— Ведь небось опять загулял, — восхищался он зятем. — Да, если запьет, тогда, конечно, может не защититься. Ты же помнишь, ты знаешь его. Как уходит в загул — так все! Не найти! Широкая душа, настоящая широкая натура! Загуляет — ему и море по колено. Ух, какая душа… Могучая… Красивая… Во какая… — видимо, академик широко развел руки, показывая размеры души, потому что телефонная трубка, которую он держал, грохнулась на пол.
Еще в студенческие годы я заметил: медлительность и солидность Маркофьева внушали уважение. А я — сколько ни зубрил, сколько ни корпел над книгами — все не мог внушить почтения. Даже напротив, мельтешением своим, постоянной готовностью ответить на любой вопрос, раздражал.
ЧТОБЫ РЕШАТЬ ПРОБЛЕМЫ И УСТРАИВАТЬ ДЕЛА — НУЖНА ПОДХОДЯЩАЯ ВНЕШНОСТЬ. А когда начинает хлопотать о своих интересах некий шибздик, — ничего у него не получится.
Сложность была еще и в том, что ни один из маркофьевских экземпляров диссера невозможно было прочесть: забирая работу из переплетной мастерской, он сунул тома в портфель со сливочным мороженым. И забыл про них. Мороженое растаяло. На свет извлекли уже цель-носклеенные кирпичи, разлепить страницы не представлялось реальным. Этими кирпичами теперь и потрясали оппоненты, сетуя, что даже выжимки, реферата Марко-фьев не сделал. Времени же на перепечатку работы не оставалось. Все, казалось, должно было пойти прахом…
