Пантеон советов молодым людям - Аверченко Аркадий Тимофеевич (читать бесплатно полные книги txt) 📗
Здесь оратор должен отпить из своего бокала и шаловливо крикнуть: «Горько», что, как известно, по русскому обычаю, влечет за собой поцелуй жениха и невесты, чтобы «подсластить» это горькое вино.
Этот русский обычай применяется только на свадьбе. Впоследствии он видоизменяется: уже не муж с женой целуется, когда посторонний господин кричит «горько», а посторонний господин целует его жену, и кричать «горько» приходится мужу…
Но вот свадьба окончена. Все, безусловно, должны разъехаться по домам, и нельзя напрашиваться переночевать в комнате новобрачных, хотя бы на том основании, что я «старый друг и не могу стеснить»…
Следующий очерк, «Как держать себя на похоронах», я напишу, если к тому времени не буду занят на собственных похоронах.
Как держать себя на похоронах
В смерти есть тайна. Поэтому к похоронам нужно подходить благоговейно, деликатно. Шутки здесь неуместны. Меня почему-то считают юмористом, но я умею быть серьезным.
Меня однажды очень обидели слова моего друга, писателя, с которым мы встретились на каких-то похоронах Увидев меня, он подошел и сурово спросил:
— Зачем вы здесь?
— А почему же мне не быть здесь?!
— Хм. Что же здесь смешного?!
Этот грубый человек забыл, что у меня, кроме смеха, еще и сердце. На упомянутых похоронах я рыдал так, что дал вдове сто очков вперед, а на кладбище обскакал ее две головы, закатив такую истерику, что распорядитель просил меня выйти вон, чтобы не нарушать благолепия церемонии.
— Попробуйте только меня тронуть, — кротко возразил я распорядителю. — Сами покойником будете!
И я остался, и я говорил речь на могильной насыпи, и эту речь я считаю одним из лучших своих литературных произведений.
— Кого мы хороним?! — воскликнул я, обведя присутствующих горестным взглядом.
На этот вопрос любой из присутствующих мог бы ответить, что «хороним мы Игнатия Фомича Зябкина, а если я не знаю такой простой вещи, то лучше бы мне и не взбираться на могильный холм»…
Но все промолчали, потому что поняли: такая фраза всегда говорится ораторами для разгона.
— Кого мы потеряли?! — взывал я (промолчали и на этот вопрос), — Игнатия Зябкипа мы потеряли — вот кого! Ты среди нас сиял, как солнце… (по правде сказать, сиял не весь покойник, а только самая верхушка — лысина, но фраза вышла очень звучная… Правда?) Ты озарял этими лучами всех, кто тебе был близок (жену, любовницу и четырех детей от той и от другой), ты своим талантом поднимал и украшал русскую промышленность и торговлю (покойник имел скобяной и москательный магазины), и вот — ты на небесах оказался нужнее, чем на этой грешной земле, и Всевышний потребовал тебя к себе (удар пивной бутылкой по темени в трактире «Балканы» ускорил это желание Всевышнего).
Так спи же, Игнатий, — ты, чудный человек, отец и гражданин!! Земля тебе пухом, и пусть ангелы небесные охраняют последний кров твой… не тяните за рукав — пальто порвете!.. (Последняя фраза относилась, конечно, к распорядителю, который сгонял меня с могилы, не могши перенести моего шумного успеха.)
Вот случай, который доказывает, что бывают моменты, когда и я умею быть серьезным, и поэтому о похоронах я буду писать с полным знанием дела.
Вы, скажем, узнаете, что умер ваш приятель. Вы надеваете на рукав креповую повязку (она стоит совсем гроши и, выработав себе перед зеркалом выражение лица, полное тихой скорби и уныния, отправляетесь к вдове покойника.
Она, прижав платок к глазам, спросит:
— Слышали вы, какое у меня горе?
Отвечаете:
— Да, да. Вполне разделяю вашу скорбь. Но… ему там лучше будет…
Лучше или хуже — это неважно, но вышеуказанные слова очень успокоительны. Можете еще добавить:
— Бог дал, Бог и взял. Или:
— Все под Богом ходим.
Если вдова осведомится у вас для порядка:
— На похоронах будете?
Не надо расшаркиваться и радостно восклицать:
— Я-то? Да с наслаждением! За удовольствие почту! Надлежит свесить голову и скорбно ответить:
— Это мой долг.
Тут к вам подойдет другой сочувствующий, и так как говорить о чем-нибудь постороннем, вроде премьеры в «Варьете» или биллиардном проигрыше в близлежащей пивной, — не принято, то он скорбно осведомится:
— Будете на похоронах Ивана Николаевича? Вы не должны задорно возражать:
— Вот еще, с какой стати! А он на моих похоронах будет?..
Ибо перед отверстой могилой умолкают все мелкие светские счеты визитами…
На кладбище идите с печально опущенной головой, изредка вздыхая и покачивая ею; перемигиваться со встречной барышней — хотя бы и царственно прекрасной — не следует. Если устанете — можете влезть в медленно движущуюся сзади карету. Если все кареты уже заняты — не пытайтесь взлезть на катафалк к покойнику, хотя бы под тем предлогом, что вы с ним были на «ты». Будет время — еще успеете наездиться в катафалке.
В момент последнего печального обряда зорко следите повой, потому что эта публика любит рваться к отверстой могиле и кричать: «Пустите меня к нему»!
Вы должны ловко подхватить ее под руку и успокоительно шепнуть:
— Куда вы? Ведь покойник изменял вам на каждом шагу я в пьяном виде бросал вам в голову все предметы домашнего обихода. Вспомните-ка! Да и ваши отношения с репетитором сынишки таковы, что лучше я вас к нему пушу, к репетитору. Хотите?
Эти правдивые слова могут пролить бальзам на самое измученное, разбитое сердце.
Речей старайтесь не говорить, потому что вам до меня далеко и такую речь, какую произнес я на могиле скобяного Игнатия, — вам произнести не удастся.
Пусть говорят другие, а вы стойте в стороне и учитесь. Еще один совет: если произнесенная кем-либо прочувствованная речь привела вас в восторг, пожалуйста, не аплодируйте и не кричите одобрительно «бр-раво! Бис!! Ловко, шельмец, зашпаривает!» Помните — здесь витает душа усопшего, да и распорядитель по головке не погладит.
Вообще, похороны — вещь серьезная, и ничто не должно нарушать их строгой величавости… Когда пьяный механик в кинематографе, демонстрируя похороны какой-нибудь знаменитости (я это видел однажды), — начинает вертеть ручку аппарата шибче, чем нужно, — получается зрелище совершенно непристойное: впереди радостно скачут священники, будто Максы Линдеры убегают от погони, за ними резвой рысью летят погребальные лошади, увлекая молниеносно мчащийся катафалк, а сзади стремительно несутся друзья покойного, будто опасаясь пропустить поминальный обед.
В довершение всего пианист, сослепу не разобрав, в чем Дело, начал с треском наигрывать очень милую, в других случаях, песенку:
Сегодня я не в духе,
Ужасно колет в ухе,
Вчера один нахал
Мне ухо искусал!..
и, таким образом, все благолепие и пышность погребального обряда свелись в упомянутом мной случае на нет.
В петербургской хронике имеется факт еще неприличнее — петербуржцы и до сих пор помнят его: везли однаждыпо Садовой покойника — и вдруг из-за угла стремглав выскочил трамвай; налетел на катафалк, опрокинул его, выбросил на мостовую гроб, и вдруг все с ужасом заметили, что из гроба вылез покойник и, потирая ушибленную ногу, завопил:
— Черти полосатые! Ездить не умеете. Мало вас, скотов, штрафуют.
Это непредвиденное обстоятельство совершенно испортило похороны: покойник, заботливо и хозяйственно собрав остатки дорогого дубового гроба, уехал на извозчике домой, духовенство и провожавшие сконфуженно рассеялись кто куда, пустую могилу пришлось засыпать, а вторую половину поминального обеда выбросили — испортилась, хотя все радостное семейство покойного и загубило себе желудки первой половиной.
Я бы не хотел умереть так двусмысленно.
Кстати, о поминальном обеде.
Мне часто случалось присутствовать на таких обедах, и должен сознаться, что они проходят превесело…
Я так и не мог докопаться до разгадки этой странности: то ли — вернувшиеся с похорон рады, что не их закопали, то ли — они довольны, что развязались-таки, наконец, с никому не нужным мертвым телом, а может быть, вкусная закуска с выпивкой веселит все сердца, — не знаю; но я заметил, что все на поминальных обедах бывают очень оживленны и, пожирая пироги и закуску, не успевают даже бросить вдове или врачу небрежную обязательную фразу:
