Короче, Склифосовский! Судмедэксперты рассказывают - Величко Владимир Михайлович (библиотека книг .TXT) 📗
Саша еще пару минут хмурил брови и молчал, видимо, собираясь с мыслями, а потом продолжил:
— Я, надобно вам коллеги знать, до 45 лет работал в областном бюро. А потом из-за неполадок со здоровьем у жены — астма! — мы уехали в район, как ей аллергологи и посоветовали. На лоно природы, так сказать! Уехали не так далеко от города — всего-то 150 км, а при наличии авто, это вообще было не расстояние. Вот о том, кто работал там до меня, я и хотел рассказать историю.
…Подсудимый, услышав вопрос судьи, молча огляделся по сторонам. Народу в зале было совсем мало, но ее не было! Она так и не пришла. И тогда ему все стало безразлично. Он снова было опустился на скамью, но едва коснувшись ее, резко выпрямился и, глядя судье прямо в глаза, сказал…
Ответив, он сел и снова погрузился в воспоминания, ибо и сам суд, и его итоги были ему уже неинтересны…
Поздним декабрьским вечером он шел с работы. Легкий морозец пощипывал щеки, и — вот банальщина! — белый, только что выпавший снежок упруго хрустел при каждом его шаге.
— Бр-р-р, — зябко повел он плечами и в который раз подумал: «Ну не люблю я декабрь, не люблю этого убогого старца года». И ему вдруг пришла мысль, что он непременно умрет в декабре, но там, на закате жизни, когда станет совсем стареньким.
Он улыбнулся такой мысли. В 40 лет и старость, и смерть от таковой кажутся смешным и мало понимаемым процессом, так как в этом возрасте жизнь все еще прекрасна и бесконечна! А еще он улыбался тому, что дома его ждет молодая и очень красивая жена. При мысли о ней он непроизвольно ускорил шаги и почти побежал — так сильно было желание поскорее ее увидеть и обнять.
Они познакомились три года назад, когда его первая жена, бросив все — будь проклята эта дыра, устала, не могу! — и забрав сына, укатила к маме в город. Тогда он почти два месяца пил, довольно успешно совмещая это «увлекательное» занятие с работой. Утром он приходил на службу, равнодушно выполнял текущие и неотложные дела — вскрывал, осматривал потерпевших и тихо уходил домой, затарившись по дороге необходимым количеством спиртного. А вот пить он бросил как-то неожиданно. Еще утром он решал, чего и сколько брать, а в обед вдруг пить не стал. Не захотел. С этого дня он «завязал». А еще через месяц в соседнюю квартиру вселилась семья беженцев из Средней Азии. Взрослые были примерно его возраста, а с ними была их дочь — красивая, подвижная 16-летняя девочка. Но что она ему, взрослому мужчине? Она и была для него не более чем дочь соседей. Одно слово — ребенок! С ее родителями у него сложились нормальные, соседские отношения. Люди они были легкие, веселые и очень контактные. А еще через пару месяцев, когда он в одиночестве отмечал свой 41-й день рождения — нет, нет, не пил! — просто сидел за якобы праздничным, холостяцким столом и смотрел телевизор, вдруг раздался звонок в дверь. Спустя пару секунд в комнату вбежала эта соседская девочка — дверь-то по сельской традиции днем не запиралась! — и прямо с порога очень звонко сказала, почти крикнула:
— Дядя Витя, дядя Витя! Идемте к нам в гости! Мы вас приглашаем… я вас приглашаю, — после короткой паузы, слегка покраснев, сказала она.
— А что у вас за праздник такой?
— А у меня сегодня день рождения, — прошептала она.
Вот так они стали друзьями. Он — взрослый мужчина, Она — 17-летняя девчонка. И в этом была заслуга дня рождения — одного на двоих! Они и общались как друзья, чуть ли не ежедневно: она, бывало, вечера просиживала у него, задавая массу вопросов о медицине, о жизни. А иногда она просто молча сидела в его любимом кресле часами, зачитываясь книгами из его далеко не маленькой библиотеки. Ему же общение с девочкой дало ощущение молодости, ощущение общности интересов. И впервые за все последнее время он как-то отмяк душой. Да и с работы стало хотеться идти домой, а не куда-нибудь еще. Стены и одиночество перестали так давить. А еще ровно через год они снова отпраздновали двойной день рождения… А когда он вернулся к себе — это было уже совсем поздно, — девочка пришла вновь и вновь, также покраснев, чуть слышно сказала:
— Дядя Витя… я уже взрослая… мне 18 лет… я сегодня останусь у вас!
— Ну, оставайся, — совсем не поняв того, что она имела в виду, тупо ответил он. — Простыня, подушка и одеяло вон там, — и он пальцем показал где. — Располагайся на диване, ложись… — И тут же замолк, потому что девушка так отчаянно замотала головой, что ее волосы светлым, солнечным кругом охватили всю ее головку. Потом, Она одними легким движением стянула с себя тонкий свитерок. Одновременно юбка, невесомо скользнув по ногам, легла на пол…
— Седина в бороду, бес в ребро, — язвительно и с усмешкой сказал Самуилыч, — так это называется! Хоть женились потом или так и жили во грехе?
— Женились, да! Свадьбу сыграли скромную, почти без гостей. В городке очень долго и шумно обсуждали это событие.
— Ну да, ну да! При этом все женщины искренне ругали обоих, особенно «этого кобеля», а мужики в присутствии жен все больше молчали и лишь что-то неопределенно бормотали, в ответ на их вопросы, — съязвил Самуилыч.
— А в общем-то, и нет, — ответил рассказчик. Когда я пришел работать в его отделение, его бывшие сотрудники мне и рассказали эту историю. А медрегистратор отделения — взрослая и повидавшая жизнь женщина — сказала, что два года они жили очень хорошо, девочка его, безусловно, любила. А он ее разве что на руках не носил, пылинки с нее сдувал! Он ее любил и как дочь — все-таки разница в возрасте! — и как любимую женщину и такого, — сказала она, — я больше никогда не увижу… потом она помолчала и добавила:
— Они оба были эти два года какие-то солнечные!
— И что же дальше с ними произошло? — вновь вклинился в рассказ неугомонный Самуилыч.
Подойдя к дому, он привычно глянул на свои окна. Они были темны и как-то по-особому пусты. А ведь она всегда знала, когда он идет, всегда ждала его, стоя у окна. Причем если в комнате было темно, Он безошибочно определял ее тонкий силуэт сквозь темное оконное стекло. А сейчас, впервые, он ее не чувствовал. И тут же на него накатила такая волна совершенно дикого страха, что на мгновение подкосились ноги. Он сначала остановился, а потом, преодолев внезапную слабость, бросился вперед и, мгновенно взлетев на свой этаж, дрожащими руками отпер дверь. В квартире было темно. А из ее глубины едва слышно доносился тихий плач.
И тогда, овладевший им беспричинный страх превратился в настоящую панику! Он так и не помнил, как она оказалась в его объятиях, — теплая, близкая и родная девочка.
А она, прижимаясь к нему, зарыдала в полный голос, буквально захлебываясь плачем. Он же, ничего не понимая, что-то шептал ей, успокаивал и при этом в его голове билась одна тревожная мысль — что-то произошло, что-то случилось… Потом она немного успокоилась и рассказала, что ее двоюродный брат (он с матерью, оказывается, пару месяцев назад тоже приехал из Средней Азии) сегодня случайно убил человека. Сказав это, она подняла свое заплаканное личико и с мольбой, буквально простонала:
— Помоги!
— Стой… свет не зажигай, — сказал он парню и вытащил прихваченный из дома фонарик.
— Где он?
— Вон там, у кровати лежит, — трясясь от страха, прошептал парень, — там, за перегородкой!
Он подошел поближе, разглядывая тело. Потом, нагнувшись, без труда определил, что это уже действительно труп.
— А теперь спокойно расскажи, как все произошло, — обратился он к парню, у которого уже весьма ощутимо постукивали зубы.
— Н… ну… у, это сосед… он пришел… долг гони, говорит, а потом… ну, это… полез обнимать меня… хватать…
Он посветил парню в лицо и, по сути, впервые разглядел его. Да, пацан, наверное, красив, — подумал он, — на такого девки вешаться должны пачками. Высокий, худой, с узкими, черными усиками в стиле 30-х годов и чем-то неуловимо напоминавший молодого Ален Делона.
