Триумф великого комбинатора, или Возвращение Остапа Бендера - Леонтьев Борис (читаемые книги читать TXT) 📗
– И из-за этой чепухи у вас слова не высекаются пером?
– Ну не только... Вы же знаете, что я пишу политические курбеты...
«Вот идиот навязался на мою голову!» – подумал Остап.
– Знаете, что я вам скажу, товарищ Несдержанный? Вы сосредоточьтесь и выкиньте из головы дореволюционных поэтических монстров. Прославьте, черт возьми, несокрушимый фасад социализма, а выразительные строки сами лягут на бумагу. Вот попробуйте...
– Что, прямо сейчас? Здесь?
– Все гениальные поэмы создаются в поездах. Вспомните Пушкина... Ну, например, напишите что-нибудь о партии. Партийная тема – самая благодарная и, как правило, не требует рифм.
– Вы так думаете?
– Только так. Попробуйте. Итак: встаем медленно, смотрим в окно и на одном дыхании...
Несдержанный встал и неожиданно для себя родил ставшую впоследствии знаменитой поэму о партии.
Я спросил у Луны: «Где сегодня она?»
Не ответила мне золотая Луна.
Я спросил у весны: «Где сегодня она?»
Не ответила мне молодая весна.
Я спросил у страны: «Где сегодня она?»
И ответила мне родная страна:
«Кто она?» – я спросил. У кого я спросил?
У Луны? А не надо просить у Луны!
У Весны? А не надо просить у Весны!
Ты у партии нашей спроси о своем.
И ответит она: «Не пошлет?» – «Не пошлет!»
Есть Вселенная, мир, есть планета Земля.
На планете на той съезд за съездом идет...
И поет, и поет о народе моем,
Честных, смелых, простых мужиках,
Рабочих-ударниках в горячих цехах.
Вы шагайте смелее и идите все в ряд!
Наша партия это – комсомольский отряд!
"Мы смело шагаем, построившись в ряд,
Ибо твердо мы знаем, что такое отряд!
Отряд это кукиш подлым врагам!
Кто сказал, что Субботник «Комсомольский обман»?
Три, четыре, раз, два, а потом – и один!
Смейся гад и обжора, подлый враг-буржуин!
Слава партии! Слава!
"Кто же в бой поведет?..
Помолчите! Я знаю! – комсомольский слет!"
Вижу, снова вижу, слышу, снова слышу:
"Товарищ мой родной, тише, только тише...
Говорит Герой!
Товарищ, товарищ, товарищ и вождь!
Он за нас все сделает.
Надо – скосит рожь, надо – хлеб посеет,
Надо – и к станку. А сказать точнее:
Я его люблю!"
Вижу! Вижу! Слышу съезд!
Он родней, живее всех!
Не прожить нам съездов без!
Я в лес пошел и спросил у дуба:
«А, что ты, дубина, о партии знаешь?»
Дуб дал дуба, ветками помахал, ничего не сказал.
И вдруг мужик один идет,
Он песню звонкую поет:
«А я партию люблю!..»
Я к нему. Он от меня.
Я к нему. Убегает он...
Я спросил: "Куда ж ты бежишь мужичина?
Где твой дом?"
«Дом – моя страна! Партия – жена!»
«А враги то есть?»
«Есть!»
«Где? Здесь?»
«Нет, не здесь!»
«А где? Там?»
«Где там?»
«Где живет Антант».
«А не гады ли они?»
«Точно – гады!»
«А ты кто?»
"Я – никто...
Я сегодня не люблю, я сегодня съезд пою!"
Комсомольская бригада сеет в поле кукурузу.
«Есть ли старший?» – я спросил.
«Есть!» – ответил мне один.
"За какие за награды
Вы здесь пашете бригадой?"
"Раз, два, три, четыре, пять...
Коминтерн и съезд опять.
Съезд! Ура! Моя страна!
И не нужно много драк!" –
Гордо вымолвил вожак.
«Ну, а как же кукуруза?»
"Для колхоза мы ее!
Мы сегодня за «бесплатно»,
Мы сегодня «все для съезда!»
«Ура! Ура!» – кричит страна.
У далекой у Центавры проживают вроде мавров,
А вблизи Кассиопеи обретаются и плебеи.
Что же знают все они о партийности страны?
«Ничего?» – скажите мне.
"Нет, не так! – скажу тебе. –
И в системах, звездах дальних,
И в галактиках бескрайних
Нет роднее и живее,
Нет прекрасней и добрее,
Нет пахучей и свежее,
Нет весомей и мощнее,
Нет приятней и теплее,
Нет счастливей и умнее,
Нет певучей и звончее,
Нет бессмертней и вечнее,
Чем партийный лозунг мой:
«Слава партии родной!»
– Ну как? – нетерпеливо спросил Фома.
– А кто автор этой поэмы?
– Ну как же? Я!
– Бытово и гениально!
– Правда?
– Впечатляет! Абсолютно выдержанная поэма. Она будет иметь ураганный успех! Я это говорю подчеркнуто и без всякой тени сомнения. Тут и густейшей социалистической правды не нужно. И глаголы в плюсквамперфектум переводить нет необходимости. Ведь можете! Можете! Сразу видно, что у вас стиль, от которого не тошнит. И знаете, когда вы читали, даже мне на минуту хотелось стать коммунистом. Вот только много текста. Но, все равно, гениально!
– Неужели? Молодой человек...
– Остап Бендер, для вас просто – товарищ Бендер.
– Товарищ Бендер, вы меня спасли. Вы оплодотворили вашим рецептом пролетарской рифмы мои творческие мучения. За это вам большое поэтическое спасибо.
Остап оживился.
– Могу вам дать ещу кучу поэтрецептиков. К примеру, вы стихи прозой не пробовали писать? Нет? Зря. Ударная штучка. А к скетчистам никогда не прислушивались? Нет? Тоже зря. Забойно-виртуозные вещички иногда выделывают. А по методу контаминирования не пробовали? Нет? Так отпробуйте! А юморные стихи? Вот где жила! Тут только помнить надо, что юмор – это когда боль обращают в смех, а не когда смех причиняет боль. Запомнили? Выкиньте массам такое, отчего гром грянет. Отличитесь остроумным коктейлем из обыденной пролетарской жизни Союза Республик! Напишите, в конце-концов, о пролетарском захолустье городе Немешаевске. Тем более, вы там были. Или вообще пишите прозой. Хотите, начало романа?
– Прозой? Да нет, я же поэт.
– А вы послушайте.
Утро февраля двенадцатого числа 1623 года выдалось дождливым. Господин де Тревиль, капитан королевских мушкетеров, проснулся от лая соседской собаки. В это же самое время в Париж со стороны деревни Парле Вруж Шампаньской провинции на лихом скакуне пьяный в доску, гордо держа уздечку, въехал молодой самовлюбленный болван, внешностью напоминающий гасконца. Звали молодого человека Д`Артаньян. Отец его, будучи бедным дворянином, по случайному совпадению обстоятельств носил то же самое имя. Впрочем, и благородные корни их родословной начинали виться где-то в десятом веке c рыцаря голубых подвязок мессира Д`Артаньяна. В тот самый момент, когда месье де Тревилю принесли в постель ароматную чашечку орлеанского чая, в лошадь молодого гасконца безжалостно запустили камнем. Кобыла встала на дыбы и протяжно завыла: «И-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о! О! О! О! О! А!». Д`Артаньян свалился c коня и через некоторое время, в течение которого капитан королевских мушкетеров пил свою чашечку чая, лениво встал и, потирая ушибленную часть ягодицы, c ужасающим ревом прохрипел: «Какая падаль это сделала?» Ему ответила миледи, выведшая на утреннюю прогулку своего пса по кличке Рошфор. «Что вы имеете в виду, молодой человек, когда говорите слово „падаль“?» – спросила она. «Тысяча чертей! Но эта барышня создана для любви!» – c восхищением воскликнул гасконец и приблизился к миледи. «Сударь, а вам не кажется, что вы слишком много говорите?!» – строго спросил Рошфор, державший миледи за руку и время от времени говоривший ей c неподдельным собачьим акцентом: «Мадам, я верен вам! До гроба, мадам! До ада, мадам! Я верен вам, мадам...».
– Ну как? – строго спросил Бендер. – Застучало в голове?! Проза – это тоже виртуозная штучка. Так что, вы подумайте.
– Может, вы и правы...
«Удивительное дело, как по разному люди сходят c ума. Но надо подкрепиться», – подумал Остап и, бросив Фоме крылатую фразу «Помните, что гнев рождает поэта!», моментально вышел.