Грибы на асфальте - Дубровин Евгений (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Мне была почему-то неприятна Тинина откровенность.
— Перестань, — сказал я.
Но выпитое вино оказало на Тину действие.
— Да. Подцепит тебя какая-нибудь выдра, которая и мизинца твоего не стоит, а ты будешь считать ее божеством. Я жалею, что упустила тебя. А то бы сейчас… Слышишь, женись — или я брошусь с вышки!
Тина подошла к краю и заглянула вниз. Ветер обрисовывал ее фигуру. Скрипели и раскачивались деревянные стропила.
— Не бросишься, — усмехнулся я.
— Ты так думаешь?
Тина наклонилась еще ниже над черной пропастью.
— Ты так думаешь? — повторила она шепотом, заглядывая все дальше и дальше, точно река притягивала ее.
— Я схватил ее за руку.
— Не дури! Ты пьяная.
— Пусти!
Тина сделала шаг и вдруг вскрикнула. Тело ее мелькнуло у меня перед глазами. Снизу донесся глухой плеск.
Скрипела жалобно вышка. Над ухом пищал комар. Река молчала. И вдруг, почувствовав какую-то жалость к себе и в то же время восторг, я оттолкнулся и прыгнул вниз головой в бездну.
Через пятнадцать минут, насквозь мокрые, мы стояли на берегу. Тина плакала и смеялась одновременно.
— Я просто оступилась. Я просто оступилась, — повторяла она.
Потом ей стало плохо.
Я снял брюки и стал их выкручивать. Дул теплый ветер, ветер, который всегда приносит зов. Мерцали огни города, смешиваясь со звездами. Рядом беспокойно шевелилась река.
И вдруг я вздрогнул. Кто-то тихо-тихо позвал меня. «Ге-н-н-а… Ге-н-н-а…» — шептал ветер, лаская мое тело. Неожиданная радость охватила все мое существо, пронизала его тысячами шипучих иголок. Я свободен! Я защитил диплом! Завтра я иду искать тебя. Кто ты, зовущая меня в ветреные ночи?
Когда я оделся, подошла Тина и положила мне руки на плечи.
— А как же теперь? — спросила она, стараясь во тьме заглянуть мне в глаза.
— Ничего не изменилось, Тинок, — сказал я, — ты ведь… оступилась.
Тина убрала руки с моих плеч.
— Пойдем, — сказала она вдруг резким и хриплым голосом. — Мне холодно.
Мы простились у первого фонаря. Я знал, что больше никогда не увижу невесту своего друга.
— Прощай, Тинок, — сказал я с облегчением. — Мне очень жаль, что так все вышло…
— Прощай, Гена. Желаю тебе удачи. — Тина поднялась на цыпочки и осторожно поцеловала меняв лоб. — Пожелай и ты мне.
— Желаю большой, большой удачи, до неба…Ты куда поедешь?
— Не знаю… Еще не решила. А пока буду выращивать у Егорыча овощи…
Горькая ирония, показалось мне, скользнула в ее словах.
Я привлек ее к себе за мокрые плечи, и мы так постояли немного под фонарем. Потом я ушел не оглядываясь. На душе было грустно, но на самом дне, как неразгоревшийся уголек, тлела радость.
Когда я вернулся домой, ночь уже была на исходе. Кровать ветврача пустовала — три дня назад он как защитил диплом, так с тех пор и не появлялся. Вся наша комната была пропитана странным запахом, сильным и резким. Я зажег лампочку и увидел на тумбочке, у своего изголовья, букет черных роз.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ОГГ
Голос из-под земли
Поезд пришел вечером. Я взял чемодан и вышел на перрон. Чемодан был тяжелый: мама ухитрилась каждый уголок его заполнить баночками, мешочками, свертками. К крышке были привязаны большой фотографический портрет отца и ковер. Это для новой квартиры — не может же старший инженер совнархоза жить долго в общежитии! Интересно, как дела у Кобзикова? За два месяца, наверно, он окончательно освоился на новом месте. Консультирует вовсю. Когда я уезжал к матери, дела у ветврача шли блестяще. С будущим тестем они, кажется, нашли общий язык. Надо зайти глянуть на строительство. Сильно ли продвинулся дом, в котором мне должны дать квартиру? Или сначала к Кобзикову? Он говорил, что временно поселится у тестя…
Нет, в первую очередь надо посмотреть дом.
Дождь начинался совсем близко: где-то в трех метрах над головой. Мелкий, как пыль водопада, он стлался туманом над тротуарами, обволакивал кисеей рано зажегшиеся фонари. Иногда с крыш многоэтажных домов срывался ветер, и тогда белый вихрь мчался по улице вслед за убегающим трамваем.
Было безлюдно и сумрачно. Над тележками с надписью «Горячие пирожки» висели пузатые, полные воды тенты. Милиционер в непромокаемом плаще читал расползшуюся на клочья газету. На противоположной стороне, прогибая ветки деревьев, сидели галки, похожие на комья грязи от проехавшей машины.
В ботинках у меня сразу стало сыро. Вода стекала по волосам за шиворот. Где-то очень далеко на камне сидела девушка в белой панаме и, жмурясь от слепящего солнца, смотрела в даль океана. Соленый, пахнущий йодом ветер брызгал ей в лицо и на ноги пеной, ласкал стройное загорелое тело. На горизонте висел едва заметный дымок парохода. «В сберкассе денег накопила…» Девушка ждала меня.
Скоро. Скоро. Потерпи. Я обязательно тебя найду!.. Улыбаясь, я шлепал по лужам.
Из открытого люка канализации высунулась голова. Чумазый парень жадно глотнул дождливый воздух.
— Эй, человек! Закурить нет?
— Некурящий.
Вдруг парень весело вскричал:
— Постой, да это никак Рыков!
Я растерянно взглянул в перемазанную физиономию.
— Не признаешь? Однако, быстро ты, брат, за знался! Колхозным механиком стал? Или даже председателем колхоза?
Я узнавал его и не узнавал. Неужели Кобзиков? Ну, разумеется, он! В грязном комбинезоне, с гаечным ключом в руках, ветврач весело скалился из канализационного люка.
— Что ты здесь делаешь? — спросил я, когда оправился от изумления.
— Разве не видишь? Канализацию ремонтирую. Труба лопнула.
— Хватит трепаться. Зачем ты сюда залез? По чему не на работе?
— Сейчас все расскажу. — Кобзиков наклонился над люком и крикнул: — Пахомыч! Кончай сам! Друга встретил! Тридцать лет не виделись!
— Рассказывай! Что случилось? — Я тревожно посмотрел на зоотехника.
Дома. Дома. Рассказ будет длинный.
— А ты где сейчас живешь?
— У Егорыча.
— А как же…
— Потерпи. Все узнаешь.
На нашей улице по-прежнему стояла непролазная грязь. Журча, к реке неслись потоки желтой глины. Возле того места, где должна быть хижина Егора Егорыча, я с изумлением остановился. Ее не было. В трех шагах от меня возвышался громадный двухметровый забор из нового, еще не окрашенного теса. Доски вверху были заострены, как зубцы ограды какого-нибудь замка; поверху вилась колючая проволока.
Я удивился. Или президент совсем сошел с ума, или на месте «Ноева ковчега» воздвигнут военный объект.
Кобзиков заколотил ногами в новые ворота. Прошло довольно много времени, прежде чем послышались шаги. Ворота со скрипом приоткрылись.
— Кто тут?
— Принимай гостей, король!
— Кого я вижу! — засуетился Егор Егорыч.
Из конуры, из резиденции петуха, высунулся щенок и визгливо тявкнул. Егорыч, значит, обзавелся собакой.
Крыльцо тоже было из новых досок. Что-то произошло.
Но еще большее ожидало меня в «нашей» комнате. Я так и застыл на месте. Я стоял в будуаре графини. Стены были выкрашены в голубой цвет с золотыми разводами, на окнах висели тюлевые занавески, пол блестел как зеркало. На одеяле, отороченном кружевами, в ботинках лежал Иван-да-Марья и читал пожелтевшую газету.
— Какими судьбами, елка-палка!
Через пятнадцать минут мы вчетвером сидели за бутылкой «Кубанской любительской». Вацлав рассказывал свою печальную историю.
— Купили они мне костюм. И шляпу фетровую купили. Ах, Гена, какая это была шляпа: мягкая, горячая! Ласковая, как кошка! Бывало, надену и иду, а она так и ластится, так и ластится и словно мурлычет. И еще купили они мне нейлоновую рубашку. Ты, Гена, никогда не носил нейлоновых рубашек? А я вот носил целых четыре дня. И еще они купили мне шарф шерстяной. Страстный, как южанка, и толстый, как портфель. И еще, Гена, купили они мне шкары на манер ковбойских и корты на толстой каучуковой подошве. Английские корты. Идешь, а они «учь-учь-учу-учу» лопочут, значит, по- своему, по-английски. И еще, братцы, сморкался я в японские батистовые платочки. Да… Разве все перечтешь, что они купили!
