Падшие ангелы в погонах (СИ) - Лысак Сергей Васильевич (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
— Вот, взгляните, Владимир Иванович. Ничего особенного не замечаете?
— В общем-то, нет… Сторублевки, как сторублевки… А что в них особенного?
— А Вы номера сличите.
И тут только адмирал понял. На банкнотах были совершенно одинаковые номера! Но качество обеих было высочайшим. Причем обе банкноты были не новые, а уже порядком поизносившиеся. Покрутив и посмотрев их на свет, удивленно глянул на собеседника.
— И как это понимать, Михаил Львович? У Вас на «Тавриде» что — подпольный филиал типографии Гознака открыли? Ведь качество — хрен отличишь! Какая же из них настоящая?
— О б е.
— Та-а-к… А теперь давайте с самого начала и во всех подробностях…
Рассказ Зильбермана можно было бы считать мистикой, или вмешательством нечистой силы, если не принимать во внимание местонахождение эскадры и окружающую обстановку. Но с учетом того, что вокруг вместо положенного 2012 был 1940 год от Рождества Христова, то данный феномен вполне мог идти довеском к «попадалову», либо быть просто одним из сопутствующих факторов, который обнаружили не сразу. Суть была в том, что на следующее утро после «попадалова» боцман велел матросам подкрасить кое-что на палубе, для чего выдал им несколько банок краски. После обеда решил продолжить, благо погода позволяла, но когда пришли в малярку за новой краской, то сначала ничего не поняли. Все банки были на месте, как будто бы утром никто отсюда ничего не брал! Удивившись этому, взяли еще и продолжили покрасочные работы, но вечером снова все банки оказались на месте! Впору было поверить в шалости судового. Хоть многие этому и не верят, но иногда на судах все же происходят удивительные случаи, не поддающиеся объяснению с точки зрения обычной физики и логики. Вот и ходит на флоте старое поверье, что все же есть на пароходе судовой. По аналогии с домовым, но только у того место постоянной дислокации в доме за печкой, а у судового может быть где угодно. Хоть в малярке, хоть в машине, хоть в трюме. Обычно он себя не проявляет, но иногда начинает чудить. Правда, все его шалости беззлобные. Вреда своему жилищу, как и экипажу, он не наносит. Слух о происшествии в малярке разлетелся по «Тавриде» практически мгновенно, но особого внимания на него не обратили. Посмеялись и сказали боцману, что надо получше за своим заведованием следить и знать, сколько и чего в наличии. Но вот когда на следующий день произвели замер топлива в танках, чтобы уточнить суточный расход, тут стало не до смеха. «Таврида» шла сутки, топливо исправно расходовалось, но его запас в топливном танке, откуда в данный момент брали топливо в расходную цистерну, н е у м е н ь ш и л с я. Может и сейчас бы все списали если не на судового, то на неточность замеров в море, да еще за столь малый промежуток времени, но если учитывать, куда попала «Таврида»…
В общем, решили во всем разобраться и начали экспериментировать с различными помещениями и предметами. На флагман ничего сообщать не стали, чтобы не выглядеть полными идиотами. В результате экспериментов выяснили следующее. В жилых помещениях и в служебных, где есть люди, ничего подобного не наблюдается. А вот в различного рода кладовках, грузовых трюмах, топливных и водяных танках творится какой-то полтергейст. Если положить в малярку, шкиперскую, провизионную кладовую, или грузовой трюм какой-то предмет, он там полежит около часа, и потом этот предмет оттуда забрать, то вскоре он появится там снова. Но только один раз. Чтобы сделать еще одну «копию», надо внести и положить этот предмет снова. Если лежит несколько одинаковых предметов и забрать один, то вскоре его наличие восстанавливается, и в этом случае по новой ничего класть не надо. Уровень пресной воды и топлива в танках также остается неизменным независимо от того, сколько оттуда забрали. Чтобы выяснить возможности судового (все уже пришли к выводу, что это его проделки), капитан приказал скатить надстройку и палубу пресной водой. Каково же было удивление всех, когда после часа работы пожарного насоса уровень воды в танке не уменьшился ни на сантиметр. Все поняли, что столкнулись с неизвестным науке феноменом, а судовой, если тут и замешан, то только как одно из действующих лиц. Сообщать по радио подобные вещи Зильберман не рискнул. Ждал подходящего случая, чтобы сообщить лично. И теперь сидел перед командующим с видом довольного кота, притащившего хозяину пойманную крысу и справедливо рассчитывающего на миску сметаны.
— Вы понимаете, что совершенно неожиданно попало нам в руки, Владимир Иванович? И что с помощью такого феномена можно творить?
— Очень хорошо понимаю, Михаил Львович. Кто еще, кроме нас двоих, в курсе?
— Весь экипаж «Тавриды». Такое не скроешь. Больше никто не знает. Я запретил сообщать об этом кому бы то ни было по радио, а с борта пока еще никто не сходил.
— И правильно сделали. Постарайтесь сохранить это в тайне как можно дольше. Проведите беседу с экипажем. Вдолбите им в головы, что эта тайна может нас либо озолотить, если об этом никто не узнает, либо погубить, если информация расползется в ближайшее время. Во всяком случае, пока мы не встанем прочно на ноги.
— А у вас на «Адмирале Макарове» ничего похожего нет?
— Пока ничего такого не обнаружили. Может быть, дальше что-нибудь этакое и вылезет, но пока все тихо. И вот еще что… У вас на «Тавриде» есть сейчас хоть один пустой топливный танк? Но только чистый?
— Не знаю, «деда» надо спросить. Может и есть. А зачем?
— Если во всех танках вашего парохода творится такое безобразие, то если мы в этот танк зальем качественный бензин из 2012 года… А мы сейчас находимся на Сицилии… Вы меня понимаете, Михаил Львович?
— Та шоб я так жил!!! Владимир Иванович, Миша Зильберман все сделает, как надо!!!
— Это радует, Михаил Львович! Но постарайтесь, чтобы об истинном положении вещей никто из посторонних не узнал. Полностью пресечь распространение слухов вряд ли удастся, поэтому нужно взять это дело в свои руки. Создать дозированную утечку информации, где правда перемешана с дичайшим вымыслом, в который ни один здравомыслящий человек просто не поверит. И в этих слухах «Таврида» должна фигурировать как нечто второстепенное, а главный объект интереса должен быть совсем другим.
— Хотите ловить на живца всех излишне любопытных?
— Не без этого, Михаил Львович, не без этого… То, что любопытные очень скоро появятся, я не сомневаюсь. Так вот и пусть они лезут именно туда, где по их мнению будет наиболее интересно. И поменьше обращают внимание на «Тавриду»…
Поговорив с Зильберманом и наметив ближайшие мероприятия по экспериментам с топливным бизнесом, адмирал дождался, когда шлюпка с капитаном «Тавриды» отойдет от борта, и тут же вызвал в каюту командиров боевых частей и командира авиагруппы, поставив перед ними неожиданную задачу — составить перечень запчастей и расходников, которые надолго смогли бы продлить жизнь кораблей и летательных аппаратов эскадры, но сделать таковые в 1940 году либо вообще невозможно, либо крайне затруднительно. Иметь на всякий случай неприкосновенный запас таких изделий. Из состава авиагруппы выделить по две машины каждого типа, затолкать в дальний угол и законсервировать до лучших времен. Пригодятся. Для чего это все нужно, адмирал не объяснил, сославшись на секретность. Аналогичный приказ был дан и Зильберману, чтобы он довел его до сведения находившихся на борту «Тавриды» офицеров-сухопутчиков — танкистов, зенитчиков и связистов, которые уже и так были в курсе происходящего. Хоть у адмирала и были сомнения в успешности копирования сложных технических объектов вроде танков, самолетов и вертолетов в собранном виде, но чем черт не шутит, когда бог спит?! Последним вызвал своего начштаба, дабы поговорить без свидетелей и без спешки. Ибо тема была не только строго секретная, но и весьма щепетильная.
Как оказалось, капитан первого ранга Панкратов уже преуспел на ниве «народной дипломатии», в результате чего гости из числа «уважаемых людей» Катании отправились на берег в состоянии, близком к нирване (что взять с этих буржуев!), а вот сам начштаба выглядел вполне бодро и мог адекватно воспринимать реальность. Поэтому на вопрос адмирала о том, стоит ли обсуждать сейчас серьезные вещи, или лучше отложить это до утра, лишь усмехнулся.