Юмор, как я его понимаю - Ликок Стивен Батлер (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗

– Джон, – прошептала она слабеющим голосом, – за моим гробом ты пойдешь рядом с Дженет. Прошу тебя об этом.

Сделав над собой усилие, шотландец ответил:

– Хорошо, Маргарет. Для тебя я готов на все. Но имей в виду, этот день будет для меня окончательно испорчен.

Если тут и есть какой-нибудь юмор, для меня он теряется: все смешное заслоняет реальная, живая картина, которую эта сцена вызывает в воображении – погруженная во мрак комната, умирающая женщина и ее предсмертный шепот…

У шотландцев, несомненно, особый взгляд на мир. Этот удивительный народ – которым я не перестаю восхищаться – испокон веков предпочитал дневному свету тьму, бестрепетно ждал дня Страшного суда и не терял своей мрачной веселости даже перед лицом смерти. Из всех наций только шотландцы не побоялись превратить дьявола – под разными прозвищами, вроде Старина Ник – в доброго знакомого, не лишенного своеобразного обаяния. Несомненно, в их юморе есть что-то от примитивного мироощущения наших диких предков. Для первобытных людей, достаточно часто видевших смерть собственными глазами, для которых загробный мир был как бы живой реальностью, ощутимой во тьме ночного леса или в реве бури, для них – наших далеких предков – не было ничего естественнее, как попытаться взять страх в полон, завязав веселое, бесшабашное знакомство с пугающими их силами неведомого. Шотландский обычай бдения и веселой церемонии у тела усопшего возвращает нас к младенческой поре человечества, когда бедный дикарь, ошеломленный свалившимся на него несчастьем, пытался делать вид, будто умерший продолжает жить. Наши похороны с их обязательным трауром и тщательно разработанным ритуалом прямо происходят от веселых пирушек прошлого, а наш гробовщик – не что иное, как потомок веселого церемониймейстера, распоряжавшегося похоронными плясками. Со временем похоронные церемонии и траурные одежды видоизменялись, и нарочитое веселье уступило место черному катафалку и мрачным плакальщикам, шагающим за гробом, которые и призваны олицетворять холодное достоинство нашей скорби.

Однако я должен принести свои извинения читателю: моя статья становится, кажется, слишком серьезной.

Перед тем как отвлечься от основной темы, я как раз собирался сказать несколько слов еще об одной форме юмора, которую я также не способен оценить. Речь пойдет об особого вида рассказах, которые par excellence [3] можно назвать английскими анекдотами. Они обычно повествуют о знатных особах, но, насколько могу судить, несмотря на возвышенный характер предмета, абсолютно лишены всякой соли.

Разрешите привести пример.

Его светлость четвертый герцог Марлборо славился щедрым гостеприимством, и при жизни радушного хозяина двери Бленхейма, его родового поместья, всегда были широко открыты для всех друзей и знакомых. Однажды, явившись к завтраку, герцог обнаружил в столовой тридцать гостей, тогда как на столе умещалось лишь двадцать приборов.

– Пустяки, – произнес герцог, нимало не смутившись случившимся. – Одни будут есть сидя, другие – стоя.

Раздался оглушительный взрыв смеха.

Удивительно, как это от грохота не рухнули стены. Просто взрыва смеха, по-моему, явно недостаточно, чтобы воздать должное столь замечательной шутке.

На протяжении трех поколений неизменным героем подобного рода остроумия был герцог Веллингтон.

Рассказ о герцоге Веллингтоне, со временем доведенный до голой схемы, как правило, звучит примерно так.

Однажды молодой субалтерн-офицер встретил герцога Веллингтона, когда тот выходил из Уэстминстерского аббатства.

– Какое дождливое утро, – развязно сказал молодой офицер, поздоровавшись с его светлостью.

– Дождливое, – сухо ответил герцог. – Но в то утро, под Ватерлоо, дождь лил еще сильнее, черт возьми.

Поняв, что получил по заслугам, молодой офицер смутился и потупил глаза.

Невольно сам собой напрашивается вывод – если вы хотите позабавить слушателей смешной историей, нужно уметь ее рассказывать. Между тем только очень немногие отдают себе отчет, как невообразимо трудно рассказать забавную историю так, чтобы она прозвучала действительно смешно: «подать» ее, как говорят актеры. Ведь то, что говорится в такой истории, очень редко делает ее смешной. Тут нужно найти подходящие слова и каждому слову – свое место. Правда, иногда – может быть, один раз на сто – попадется история, которая не требует от исполнителя специального умения рассказывать. Внезапный поворот фабулы или неожиданная, и притом нелепая, развязка делают ее настолько смешной, что даже самый неумелый любитель не способен ее скомкать и испортить.

Возьмите, например, такой известный случай, рассказ о котором в том или ином виде довелось слышать каждому.

Однажды знаменитый комик Джордж Гроссмит почувствовал сильное переутомление и отправился к врачу. Врач, который, как и все, неоднократно видел Гроссмита на сцене, ни разу не встречал его без грима, а потому, конечно, не узнал его. Внимательно осмотрев больного, взглянув на его язык, пощупав пульс и выслушав его, врач покачал головой и сказал:

– Ничего страшного, сэр. Вы просто переутомились от чрезмерной работы и нервного напряжения. Освободите-ка себе вечерок и сходите в «Савой» посмотреть на Джорджа Гроссмита.

– Благодарю вас, – сказал больной, – Джордж Гроссмит – это я.

Прошу читателя заметить, что я намеренно рассказал этот случай очень плохо, безобразно плохо, и все же от него еще что-то осталось. Не согласится ли любезный читатель вернуться к началу этой истории и немного подумать, как следовало бы ее «подать» и какая явная ошибка была допущена мною в самом начале. Если у вас есть хоть капля таланта рассказчика, вы тотчас поймете, в чем дело, и начнете эту историю так.

Однажды утром в приемную модного врача вошел какой-то изможденный человек; глаза его блуждали, руки тряслись и т. д.

Иными словами, весь смысл шутки в том и состоит, чтобы скрыть имя больного, пока тот не скажет: «Благодарю вас, Джордж Гроссмит – это я». Но история эта сама по себе настолько хороша, что ее невозможно испортить даже плохим рассказом, и в различных вариантах этот анекдот рассказывают и перерассказывают о Джордже Гроссмите, Коклене, Джо Джефферсоне, Джоне Хэре, Сирил Мод и еще о шестидесяти других знаменитостях. Я даже заметил, что есть определенный тип людей, которые, выслушав эту историю о Гроссмите и нахохотавшись вволю, тут же начинают рассказывать ее вновь, но только с другим героем, и при этом так надрываются от смеха, будто рассказывают нечто совершенно оригинальное.

Однако, повторяю, лишь немногие понимают, как трудно добиться в рассказе истинно комического эффекта.

– Вчера я смотрел Гарри Лодера, – сообщил мне на днях Григс, мой знакомый по бирже, когда мы возвращались домой. – Выходит он на сцену в шотландской юбочке (Григс хихикнул), с грифельной доской под мышкой (Григс весело рассмеялся) и говорит: «Хорошо носить с собой грифельную доску», – все это, конечно, по-шотландски, но у меня не получится так здорово, как у него. «Хорошо, значит, носить с собой грифельную доску – а вдруг понадобится записать какие-нибудь цифры». (При этих словах Григс уже захлебывался от смеха.) Потом вынимает из кармана кусочек мела и говорит (у Григса началась истерика): «Хорошо носить с собой и малюсенький кусочек мела: без мела, знаете (от смеха Григс едва держался на ногах), и доска вроде ни к чему».

Григс схватился рукой за бок и остановился. Ему пришлось прислониться к фонарному столбу.

– Ну, конечно, у меня не выйдет с таким шотландским акцентом, как у Лодера.

Истинно так. У него не получался шотландский акцент и не было глубокого, звучного голоса мистера Лодера, и светящегося весельем лица, и сверкающих от смеха очков, и он не сумел бы обыграть грифельную доску и произнести как надо излюбленное шотландцами «малюсенький», – он ничего этого не умел, ему бы просто сказать – «Гарри Лодер», прислониться к фонарному столбу и хохотать, пока хватит сил.