Викинг - Севела Эфраим (бесплатная регистрация книга .txt) 📗
— Порядок, — хлопнул Альгиса по плечу МотяКролик. Зажигательными выкурим.
Пули сбривали пласты снега с крыши сарая, и они кусками обваливались вниз, на красную кирпичную пыль. Обнажалась серая солома на крыше, а вскоре в разных местах поднялись к небу синие дымки. Они набухали, ползли по крутому скату. Дым густо повалил из высокого, в рост человека, слухового окна. Вслед за дымом полыхнул огонь и сразу занялась вся крыша. Языки пламени с двух сторон потянулись навстречу, соединились в высокий костер, с треском и гудением выбросив вверх, как фейерверк, снопы искр.
Стрельба из сарая кончились.И цепь вокруг поля тоже пересталa стрелять. Истребители, высунув носы из снега, жмурясь, смотрели на пожар.
Гудел, бушевал огонь, охватив весь сарай. И не успел Альгис подумать о тех троих, что заживо сгорали за кирпичными стенами, как наверху, в слуховом окне, четко рисуясь на фоне красного огня за спиной, в тлеющей дымящейся одежде возникла женская фигура. Альгис был близко от нее, метрах в двухстах, и до боли четко разглядел, что она молода и в одном платье, без пальто, и волосы светлые, льняные, раздувало ветром вокруг лица, ветром, которым, как из поддувала, тянуло изнутри сарая, из клокочущего пламени, багровосиними языками уже лизавшими ее.
Лица ее, как ни силился Альгис, разглядеть не смог. Мешали волосы. Но голос ее он услышал. Услышали и все в цепи.
— Будьте прокляты-и-и! — закричала она высоким срывающимся девичьим голоском.
И запела. Запела истошно громко, не в лад мелодии, старый литовский гимн, выкрикивая каждое слово им, лежавшим вокруг на снегу. Ее голос сверлил, раздирал уши. Истребители, уронив автоматы, сидели в снегу, не шевелясь, в каком-то оцепенении, не сводя с нее глаз. И лици у этих парней по-детски кривились, как перед плачем.
Мотя-Кролик, нахохлившись, с поднятым воротником шинели, словно хотел им заткнуть уши, отвернулся и чаще, чем обычно, дергал контуженой головой. Капитан, встав во весь рост, курил сигарету рывками, будто она обжигала ему губы, выдергивая ее изо рта, и кидал быстрые, вороватые взгляды то на истребителей, застывших истуканами в снегу, то на пожар с охваченной пламенем фигуркой в слуховом окне.
Она не пели, и кричали. Так кричат умирая. И слышно было ее не только на ближних хуторах, и казалось, на самом краю света.
Альгис застонал, рухнул чужим, как если б с него содрали кожу, лицом и снег и не видел, как она упала в огонь. Он лишь услышал тишину и гудение пожара. И удивленный голос Моти-Кролика.
— Ну, и баба. Таких поискать — не найдешь.
Альгис, оглохший, бесчувственный, лежал в снегу, не смен поднять лицо, и мысль четкая и ясная, повторяясь, билась под черепом: "Мы удивительный народ. Эта девушка сильнее Жанны Д'Арк. Огонь унес ее на небо… Опа станет святой… А я… я… никто… И все… никто. И Россие, которая нас убивает… И Америка, которая молчит… Все… Есть лишь одна… несчасзпная Литва… моя родина, распятая:.. под ножом.
Слезы брызнули из г газ, горячие, жгучие, и Альгис чувство"а.з, как они дырявят, прожигают снег.
— У вас в глазах слезы? — всполошилась Тамара и оттого, что Алыирдас Пожера, известный прославленный поэт, доведен до слез и, возможно, в этом повинна она ведь она отвечает буквально за веси еще потому, что это произошло на глазах у иностранных гостей, да еще к тому и литовцев, и неизвестно, как они это расценят в своей прессе. — Вы вспомнили что-нибудь очень печальное? Да? Ваше трудное детство при буржуазном серое?
Последнюю фразу Тамара произнесла по-английски в расчете на уши туристок, потому что знала Альгис английским не владеет.
У Альгнса даже не возникло желания рассердиться на нее. Он старался ее не замечать. А глаза у него действительно набрякли, он это чувствовал и, возможно, покраснели.
Джоан и ее приятельницы вежливо отвели глаза, давая ему овладеть собой. Он заулыбался им, но грустно, невесело. Нужно было что-то сказать, объяснить им. Да и успокоить дуреху Тамару.
— Мне стало грустно, тихо начал он, и за всеми столами женщины приумолкли, напрягли слух.
Я вспомнил трех женшин… времен моей юности, трех очень разных, но единых тем, что они были литовками и любили нашу маленькую Литву… и отдали свои жизни за нее… Когда-нибудь я напишу о них… Возможно, реквием… погибшей красоте.
Тамара, не понявшая ничего из того, что он сказал, склонилась к Джоан, и та ей объяснила по-английски. Она ободряюще и благодарно закивала Альгису, блестя большими стеклами очков и уже сама стала развивать его мысль, громко обращаясь ко всем столикам.
— Уважаемые дамы! Наш дорогой гость в своем выступлении напомнил нам о тех, кто сложил свои головы за счастье народа, за торжество неумирающих идей. Среди них было много женщин, и их имена свято чтит наш народ. Их именами названы улицы, школы, колхозы:
Пока лилась се гладкая и мягкая, как распаренный горох, английская речь, Альгис поманил официант а и спросил, не может ли он выставить, разумеется, за его счет, всем туристам хорошего кавказского коньяку.
— Имеется. Грузинский… три звездочки, понимающе зашептал официант ему в ухо и, скосив глаз, одновременно сосчитал количество туристов в вагоне. Молдавский не рекомендую.
Хорошо. Пусть грузинский. И лимона нарежь. С сахаром.
Лимона нет. Позор. Теряем лицо перед Западом, смеясь, укорил его Альгис, и официант фамильярно захихикал, как свой человек со своим.
Да они, иностранцы, и так сожрут. Лишь бы бесплатно. Любят дармовщинку. Я их, как облупленных, знаю… Какой год кормлю.
Бог с ними, — заступился за них Альгис. У каждого свои слабости. Обслужи, как надо. Не обижу…
— Десять бутылок понадобится. Не меньше, глубокомысленно задумался официант. — Учтите, у нас недешево. Сто процентов ресторанной наценки… И железнодорожной столько же…
Не разоришь, отпустил его Альгис. Тамара все еще рассказывала туристкам о советских женщинах, и они уже явно скучали" ерзали на стульях, играли бумажными салфетками, поглядывая с надеждой на Альгиса. В особенности, Джоан. У нее глаза были чертовски лукавые. Да и все лицо лучилось от возникавших и таявших ямочек. Альгис ей нравился. Она этого не скрывала. Даже от Тамары, которая, как наседка, встревоженно и неодобрительно переводила глаза за стеклами очков с нее на Альгиса. И при этом поджимала губы, давая знать Альгису, что она никаких вольностей в своей группе не допустит.
