Жил на свете султан по прозванью Карем.
У султана Карема имелся гарем:
шестьдесят четыре персоны,
все крикливы, блудливы и сонны.
Настоятель гарема красавец Селим,
называвший гарем не гарем, а «горим!»,
умолял султана Карема
отпустить его из гарема.
Он учиться хотел. Но султан отвечал:
«Что такое, Селим? Почему заскучал?
Ты, что предан работе всецело,
оставляешь любимое дело?
Каждый хочет учиться, — промолвил Карем,
но не это от нас ожидает гарем.
Об учении думать не время:
посмотри, что творится в гареме».
А в гареме такое, что бедный Селим
наводил бы порядок до самых седин.
Но собрал он сознательных женщин
и нарёк их советом старейшин.
Эти мудрые женщины, знавшие толк
в чувстве долга и в том, чего требует долг,
неусыпно и неустанно направляли желанья султана.
Только тех отбирал для султана совет,
кто имел и заслуги, и выслугу лет,
кто был сдержан, уравновешен,
в мыслях скромен и в страсти безгрешен.
И султан загрустил от порядков таких:
«Что-то стал ты, Селим, затирать молодых.
Правда, старость почтенна, но все же
ты дорогу давай молодёжи».
А Селим бы и рад продвигать молодёжь,
только где молодую такую возьмешь,
чтоб она подошла по заслугам
и годами была, как старуха?
И всё чаще султан уходил в кабинет,
говоря, что для радостей времени нет,
что в его, государевой, власти
не своё, а народное счастье.
Но заметил, заметил учёный совет:
он впускал посторонних к себе в кабинет
Стоит только окну раствориться,
как в окошко сигает девица.
Что тут можно добавить? Гарем под рукой,
а супруг изменяет гарему с другой.
Тут — открыто сказать не пора ли? —
возникает вопрос о морали.
Был с султаном серьёзный, большой разговор,
пригласили его на персидский ковёр,
попросив напрямик объясниться:
что он делает с этой девицей?
От такого вопроса увяла трава,
что-то мямлил султан, подбирая слова,
и о чём-то смущенно просил он…
Но любовь придала ему силы.
«Я люблю эту женщину! — крикнул Карем, —
и любить её буду до гроба!»
И султан распустил нелюбимый гарем,
а Селима послал на учёбу.