Дорога в Омаху - Ладлэм Роберт (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
– Если только суд позволит мне сказать пару слов, – вмешался вождь уопотами Повелитель Грома, – то я хотел бы заметить, что сей блистательный адвокат и мой юный друг имеет репутацию человека, способного выразить в открытую благородное негодование, когда он чувствует, что для этого есть причина.
– Что?! – зашептал Сэм и ударил Хаукинза локтем под ребро. – Замолчи сейчас же!..
– Он смело берется за то, на что не решились бы и ангелы, но кто из нас смог бы осудить исключительно честную натуру только за то, что она искренне верит в конечное торжество справедливости по отношению к обездоленным? Вы, сэр, заявили, что ему платят не за то, чтобы он предавался своим чувствам. Но вами в данном случае допущена неточность, ибо ему вообще не платят: он безвозмездно тратит свое время, не рассчитывая на награды за верность своим убеждениям… И каковы же они, эти убеждения, заставившие его встать на нашу сторону? Позвольте мне попытаться объяснить вам это. Впрочем, было бы куда лучше, если бы каждый из вас лично посетил с дюжину резерваций – мест обитания индейцев. Тогда бы вы сами увидели, что сделал белый человек с нашим некогда гордым народом. И убедились бы, в какой нищете и в какой грязи приходится нам влачить свое существование и сколь, увы, беспомощны мы. Спросите себя, могли бы вы жить в таких условиях, не испытывая при этом чувства обиды? Эта земля была нашей. Когда же вы захватили ее, мы сумели как-то проникнуться сознанием того, что на ней взрастет более великая, чем мы, единая нация и что мы станем частью ее… Но этому не суждено было сбыться. Вы отнеслись к нам с полнейшим пренебрежением, отмахнулись от нас и, загнав племена наши в изолированные от внешнего мира резервации, лишили индейцев возможности внести свой вклад в прогрессивное развитие общества. Это зафиксировано в исторических документах, а посему не может быть предметом дискуссии… Если даже наш ученый адвокат и привнес в свое заявление гневные, саркастические, по вашему выражению, нотки, то это все равно не помешает ему войти в историю юриспруденции двадцатого века как Кларенс Дарроу наших дней. И, выступая от имени принесенных в жертву уопотами, я заявляю, что мы боготворим его!
– Боготворение, вождь Повелитель Грома, не входит в перечень вопросов, рассматриваемых нашим судом, – хмуро заметил крупный чернокожий судья. – Вы можете сколько угодно боготворить своих богов, быка, икону или самого что ни на есть нового гуру, но для судопроизводства это не имеет никакого значения, да и не должно иметь. Для нас предметом поклонения является только Закон. Мы вносим решение, опираясь на проверенные факты, а не на умственные спекуляции, пусть и кажущиеся весьма убедительными, но базирующиеся исключительно на ничем не подтвержденных сведениях, содержащихся в письменных текстах столетней давности.
– Подождите минутку! – крикнул Сэм. – Я читал исковое заявление…
– Мы полагали, господин адвокат, что это вы составили его, – перебила его леди. – Выходит, мы заблуждались?
– Да… То есть это другая история… Но позвольте мне сообщить вам кое-что. Я, черт возьми, юрист и как таковой тщательнейшим образом изучил это дело. Так вот, сведения, приводимые в исторических документах, использованных при составлении искового заявления, неопровержимы! И если суд из практических соображений предпочтет проигнорировать данное обстоятельство, то, значит, вы кучка…
– Чего, адвокат? – спросил сидевший слева судья.
– Ну что ж, я скажу: кучка трусов!
– Я люблю тебя, Сэм! – прошептала Дженнифер.
Членов Верховного суда столь потрясло это заявление юного поверенного, что они заговорили вдруг все разом, пока раскатистый голос вождя Повелителя Грома – он же Маккензи Лохинвар Хаукинз – не заставил их умолкнуть:
– Может, вы позволите и мне вымолвить слово, столпы правосудия на этих похищенных у нас землях?
– О чем это вы, оперенный термит? – промолвил верховный судья Рибок.
– Вы только что выслушали гневную речь честного человека, выдающегося юриста, изъявившего готовность отказаться от блестящей карьеры во имя правды, сокрытой в письменных материалах, которые никогда не должны были увидеть света дня. Именно таким, как он, бескомпромиссным личностям обязана наша страна своим величием, поскольку они не отворачиваются от правды, осознавая ее значимость. Правда, нравится она нам или нет, должна приниматься нами как нечто данное, и, каких бы жертв ни требовала она от нас, нам следует относиться к ней, как к яркой звезде, указующей нашей молодой еще нации путь к славе. Все, чего он хочет, – это то, чего хотим и все мы, – не быть чужими в этой великой стране, которую мы когда-то называли своей. Неужто вам так трудно это понять?
– Ваш иск затрагивает глубокие национальные интересы, сэр, – произнес чернокожий судья, чье мрачное настроение несколько рассеялось. – Ведь удовлетворение его потребует гигантских расходов и приведет к непомерно высокому росту налогов. Как уже неоднократно говорилось до нас, этот мир далеко не из лучших.
– И все же не отказывайте нам в рассмотрении нашего дела, сэр! – вскричал Повелитель Грома. – Орел не добивает замеченного им случайно раненого воробья. Вместо того чтобы спикировать на него вниз, могучая птица, как выразился однажды наш юный адвокат, взмывает в поднебесную высь, и чудо ее полета затмевает собой все остальное, поскольку символизирует непреходящее стремление к свободе…
– Я уже сказал, что…
– Заткнитесь!.. Так не лишайте же, господа судьи, раненого воробья надежды обрести спасение под крылом великого орла! Не прогоняйте нас снова, ибо нам некуда больше идти! Отнеситесь к нам с уважением, хотя бы и с запоздалым! Без вашей моральной поддержки нам просто не выжить! Без нее мы погибнем, исчезнем с лица земли! Неужели захотите вы взять на душу свою такой грех, тем более что руки ваши и так по локоть в крови?
Судьи словно в рот воды набрали.
– Неплохо, Мак, – прошептал Сэм левой стороной рта.
– Великолепно! – вторила ему Дженнифер сзади.
– Подождите, маленькая леди, – ответил Хаук чуть слышно, повернувшись к ней. – Сейчас поднимется такой шум, как во время битвы в Арденнах, когда мой приятель генерал Мак Олиф назвал кислокапустников психами.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил Арон Пинкус.
– Послушайте, – зашептал Сайрус, – я знаю, что хочет сказать генерал. Сейчас он укусит их, да так, что они подскочат!
– Зачем нам это? – произнесла Редуинг. – Мы должны убедить их в своей правоте!
– Они сейчас оказались между Сциллой и Харибдой, а посему, Дженни, им наплевать на то, кто там прав или неправ.
Микрофоны снова были отключены на время совещания судей.
По истечении некоторого времени изнуренного вида судья из Новой Англии заговорил спокойным, размеренным тоном:
– Вы произнесли весьма трогательную речь, вождь Повелитель Грома. Но высказанные вами претензии могли бы предъявить и многие другие национальные меньшинства. К моему величайшему сожалению, история немилостиво обошлась с ними. Как отметил один из наших президентов, «жизнь не столь уж прекрасна», но мы должны идти вперед во благо большинства, а не несчастных, испытывающих страдания меньшинств. Мы всем сердцем желали бы, чтобы вы изменили сей сценарий, но помочь вам не можем ничем. Шопенгауэр называл подобную ситуацию «исторической жестокостью», сколь бы отвратительным ни представлялось мне данное определение, оно, признаю я, точно отражает реальность. Вы могли бы открыть шлюзы и затопить все сообщества на территории нашей страны, но это не отвечало бы интересам ни одной из тяжущихся сторон.
– Что же вы предлагаете, сэр?
– Позвольте спросить, что предприняли бы вы, учитывая всю глубину проблемы, если бы суд в своей мудрости вынес решение не в вашу пользу?
– Все очень просто, – откликнулся вождь Повелитель Грома. – Мы бы взяли да и объявили войну Соединенным Штатам Америки, будучи уверенными в том, что найдем поддержку и понимание у наших братьев-индейцев по всей стране. Многие тысячи бледнолицых ждала бы гибель. Конечно, в итоге мы проиграли бы, но и вы бы остались внакладе.
