Академия родная - Ломачинский Андрей Анатольевич (читать книги без регистрации полные .txt) 📗
Завтрак – подостывший ужин из термосов, в такую рань в столовке ещё ничего не готово. Хорошо хоть зарядка отменяется. Парашюты еще со вчерашнего дня в стодвадцатый раз сложены-переуложены. Бегом на склад, хватаем их и по машинам. Едем на аэродром. Дороги ровные, кругом экзотика – Бирштонас, Трокай, Ганджюнай. Народец по советским меркам живет зажиточно. Мелькают западные хуторки, похожие на замки старые здания, а порой и сами замки, да и новые сельские домики выглядят весьма солидно, они частенько увешанны гирляндами плетистых роз и другими ботаническими красивостями, словно в каких-то субтропиках. Правда температура отнюдь не южная. В открытом кузове всё мгновенно покрывается знаменитой литовской росой, крупной и очень холодной, ехать становится зябко. Вообще здесь какая-то страшная насыщенность влагой, не зря местные офицеры шутят: «Если Москва – сердце нашей Родины, то Литва её мочевой пузырь». Сейчас, наверное, такое странно звучит, а тогда ничего, ухо не резало. Я не о мочевом пузыре, а о том, что Литву кусочком Родины считали. Может старые литовцы и не считали, а вот мы, да и многие молодые литовцы, искренне верили в незыблемость такого положения вещей. И не могли понять, когда бабуськи-аборигенки шипели нам в спину «оккупантас»…
Наконец, мы на летном поле. Кочек-то сколько! И трава по колено. Литовская роса моментально пропитала нас насквозь, такое чувство, что мы десантники-подводники, только что из морской пучины вылезли. И как с такого болота самолеты взлетают? Чёрт, не промочить бы парашют, вдруг не раскроется? Офицерам на росу плевать – они дают команду «парашюты в козлы», а сами вновь прикладываются к фляжке с «кофе». «В козлы» – значит, рядками по десантируемому весу. Самый тяжёлый вылетает первым, за ним кто полегче, чтоб друг другу на голову в воздухе не садились. Фляжка у офицеров опустела. Они мечтательно поглядывают на часы. На развилке дороги, что ведёт к нашей плошадке будущего приземления, есть небольшое кафе «Алюс-Гиримае». Что значит «пиво да напитки». Но так его никто не называет. Все, включая литовцев, его почтительно называют «Крылышки». Прыжковые десять рублей в Каунасской дивизии офицерам выдавали прямо на площадке приземления. Собрал парашют, схватил десятку, чиркнул роспись в табеле и бегом в кафе. Водка на вынос только с одиннадцати, а на розлив с восьми. Офицеров сейчас больше часы работы кафе интересуют, чем предстоящий прыжок. А нас…
«Надеть парашюты!» Бог проходит по рядам, придирчиво проверяет, как подогнана подвесная система, целы ли контровки. Даже полковник Ридкобород и майор Мама смирно стоят в строю, где-то в серединке, в соответствии с весом. Сейчас капитан Бог главный. Чтобы вылететь первым, а потом наблюдать с земли приземление остальных, Бог прихватил с собой ранцевый рюкзак диверсанта, только вместо портативного ядерного фугаса в нем сейчас лежит обычная тридцатидвухкилограммовая гиря. После проверки полковник Ридкобород снимает шлем и надевает свою фуражку. Вот жулик – золотые верёвочки с козырька засунул себе в рот как удила. А мы то думали..! Хотя если ветром не сорвёт, то всё равно мастерство впечатляет.
«По самолётам!» Вваливаемся в знаменитый «Ан-2», тесный и грязный. Изнутри «кукурузник» похож на перевернутую лодку или мотоциклетную люльку, если в них прорезать окошки-иллюминаторы. Наше отделение из самых рослых-толстых, нам прыгать первыми, к нам же залазит Бог. Весело болтает с прапором-механиком, что будет работать у нас выпускающим – хлопать очередного прыгуна по плечу с воплем «Следующий! Пошёл!!!» Или давать пинка, если следующий отказывается пойти, куда его послали. От весёлой болтовни бывалых дядек наше настроение не улучшается. Руки слегонца дрожат и самопроизвольно ощупывают кольцо главного купола, кольцо запаски, аварийный нож-стропорез и новый автоматный патрон в кармане на счастье… Будто бы в этой пуле моя смерть, как в иголке у Кощея Бессмертного, и поэтому нераскрывшийся парашют не имеет никакого отношения к моему организму. Самолёт громко чихает, из его «горшков»-цилиндров фонтаном вылетают мелкие капельки авиационного бензина. Этот «дождик» густо окропляет крылья и стекла иллюминаторов, даже внутри самолёта начинает нестерпимо вонять топливом. Это уже авария или так надо?! И тут двигатель оглашает окрестности бодрым рёвом. Летун чего-то кричит по рации, потом даёт ориентировку выпускающему – до начала десантирования двадцать минут. Особо полетать не получится.
Самолёт трогается с места. О чёртовы кочки! Каждый бугорок своей задницей чувствуешь. Никакого тебе эффекта нежного взлёта, какой бывает на взлётной полосе в гражданском авиалайнере. Там слегка, нежно вдавит в кресло, и земля начинает бешено удаляться, как в кино. А тут самолётик скрипит и прыгает по полю, словно неуклюжая, укушенная слепнём корова. Скорость почти не растёт, растет только рёв двигателя и нестерпимый вой пропеллера. Вдруг тряска прекращается, и вы довольно долго не можете понять – это самолет выехал на кусок асфальта или же и впрямь оторвался от земли. Вместо двери водителькую кабину (если носовую часть можно назвать кабиной) отделяет ситцевая шторочка нараспашку. Через лобовое стекло видно, как на вас стеной несётся опушка леса. В такой ситуации действительно лучше бы взлететь. Словно прочитав ваши мысли, пилот тянет штурвал на себя, словно собираясь изнасиловать приборную панель. Самолётик идёт вверх, едва проскользнув над верхушками деревьев. Теперь сомнений нет – мы в воздухе. Высота растёт медленно, вскоре скорости совсем не чувствуется, хотя здорово чувствуются воздушные ямы и каждый самолётный манёвр. Чувствуются тем местом, на котором сидишь. Где-то внизу застыл городок Бирштонас, какие-то литовские хутора, леса, поля, извилистая река Нямунас-Неман и прочая лепота. Красота! Забыв на короткие мгновения, что скоро наружу, народ выворачивает шеи и таращится в иллюминаторы.
Мерзкий короткий гудок. Звучит противно, как пенопластом по стеклу. Мы цепляем карабины к выпускному тросу. Над дверью загорается «светофор». Был красный, а вот уже и желтый. Мамочки, это ж зелёный следующий! Выпускающий пристегивается специальным поясом и открывает дверь. «Высота стандартная – 800 метров». Ни хрена себе стандартная – до земли то как далеко! Да тут и без парашюта пока долетишь – проголодаешься. Морда у прапора становится как у убийцы со стажем, почему-то кажется, что прыгнуть самим он нам не даст, всех повыкидывает как котят. Самолётик ложится на крыло, закладывая вираж перед выходом на линию десантирования. Прапор тычет пальцем в Бога, показывает ему один, значит он первый, потом в Серёгу-Орела, он второй, потом в Шлёму, типа, третьим будешь. А мне, как блатной на разборках, всю пятерню к морде – да без тебя знаю, уж неделю как пятый, правда, прыгал только с макета в песочницу… Опять гудок. Теперь уже длинный и оттого ещё более отвратительный. Моя очередь. Зверь-прапор вроде пинка не даёт. Ласково так, по плечу ладошкой: «Пятый, пошёл!». Сгруппировавшись, с левой ноги, лёгким толчком…
Бля-а-а! Тыща-раз-два-три-кольцо! Провал. Если эти несчастные секунды вытяжной парашют хоть как-то тянул за шкирку, а стабилизатор худо-бедно обеспечивал положение ногами вниз, то сейчас все смешалось. Похоже, что кольцо ещё и кишки одновременно выпускает. Бум!!! А говорили, как на вышке. Ни хрена себе раскрывшийся куполок тормознул! А вдруг это не купол, а зацеп за самолёт? Как учили, посмотрим вверх. Не, вроде правда купол. Теперь осмотримся по сторонам. Подожди, рано по сторонам, а вдруг это облако было, а не купол?! Нет, точно купол. Вроде даже ровный. Теперь по сторонам. А вдруг только показалось, что ровный? Надо бы еще раз посмотреть, может уже стропы резать пора, жизнь свою спасая… Теперь уж точно – нормальный ровный купол. Три раза одно и то же показаться не может. На всякий случай осмотрим запаску. Вот она, висит на брюхе целая и невредимая. Руки подальше от её кольца, еще не хватало парашюты спутать. Смотрю вниз. Вон Шлёма летит, там Орел от восторга матюкается, а еще ниже Бог. Где-то чуть выше Миля русские народные песни во всю глотку поёт. Вот оно, счастье-то, какое, оказывается – это когда купол на месте.
