Дорога в рай - - (читать книги онлайн бесплатно регистрация .txt) 📗
– Сначала я подниму тебя, моя маленькая мамочка, – сказал он и, обхватив жену за пояс, поднял ее с земли. В результате ее накрашенные губы оказались на одном уровне с его губами, и к тому же очень близко от них, поэтому он начал целовать ее. Из опыта он знал, что женщины очень любят, когда их целуют в такой позе – тело крепко обхвачено и ноги висят в воздухе, – поэтому он целовал ее довольно продолжительное время, а она болтала ногами и производила горлом громкие звуки, точно задыхалась. Наконец муж принялся осторожно запихивать жену в открытое окно столовой. В этот момент полицейская патрульная машина, обнюхивавшая улицу, неслышно двигалась в их сторону. Она остановилась ярдах в тридцати от них, из нее выскочили трое полицейских ирландского происхождения и, размахивая револьверами, побежали в направлении мужа и жены.
– Руки вверх! – кричали полицейские. – Руки вверх!
Однако муж никак не мог подчиниться этому требованию, не отпустив предварительно свою жену, а сделай он это, она бы либо упала на землю, либо осталась болтаться наполовину в доме, наполовину вне его, а это ужасно неудобная поза для женщины, поэтому муж продолжал галантно подталкивать ее вверх и запихивать в окно. Полицейские, уже получившие ранее медали за убийство грабителей, немедленно открыли огонь и, несмотря на то, что они продолжали бежать, а жена, о которой здесь рассказывается, представляла для них поистине крошечную мишень, сумели произвести несколько прямых попаданий в мужа и жену – вполне достаточных, впрочем, чтобы два выстрела оказались роковыми.
Таким образом маленький Лексингтон, которому не исполнилось еще и двенадцати дней, стал сиротой.
Известие об убийстве, за которое трое полицейских впоследствии были упомянуты в списке отличившихся, газетчики довели до сведения всех родственников почившей пары, и на следующее утро самые близкие из этих родственников, а также сотрудники похоронного бюро, три юриста и священник сели в несколько такси и направились к дому с разбитым окном. Они собрались в гостиной – мужчины и женщины – и расселись кружком на диванах и креслах, покуривая, потягивая херес и размышляя вслух, что же теперь делать с этим ребенком, с сиротой Лексингтоном.
Скоро выяснилось, что никто из родственников особенно и не жаждет брать на себя ответственность за ребенка, и споры и дискуссии продолжались целый день. Все выражали огромное, почти неукротимое желание присматривать за ним и делали бы это с величайшим удовольствием, кабы не то обстоятельство, что квартирка у них слишком мала, или что у них уже есть один ребенок и они никак не могут позволить себе еще одного, или же не знают, что делать с бедняжкой, когда летом уедут за границу, или что им уже немало лет, а это крайне несправедливо по отношению к мальчику, когда он подрастет, и так далее, и тому подобное. Все они, разумеется, помнили, что отец новорожденного был в солидных долгах, дом заложен, и на ребенка совсем не остается денег.
Было шесть вечера, а они все еще спорили как ненормальные, когда неожиданно, в самый разгар спора, старая тетушка покойного отца (ее звали Глосспан) примчалась из Вирджинии и, даже не сняв шляпу и пальто, не присев даже, игнорируя предложения выпить мартини, виски или хереса, твердо заявила собравшимся родственникам, что отныне она намерена единолично заботиться о маленьком. Более того, сказала она, она возлагает на себя полную финансовую ответственность по всем расходам, включая образование, и теперь все могут отправляться по домам успокаивать свою совесть. Сказав это, тетушка живо поднялась в детскую, выхватила Лексингтона из люльки и умчалась, крепко сжимая ребенка в объятиях, тогда как родственники продолжали себе сидеть, глазеть, улыбаться и выражать всем своим видом облегчение, а Макпоттл, сиделка, застыла у подножия лестницы, поджав губы и сложив руки на накрахмаленной груди, и при этом неодобрительно взирала на происходящее.
Таким образом младенец Лексингтон покинул город Нью-Йорк, когда ему было тринадцать дней, и поехал на юг, чтобы жить в штате Вирджиния со своей двоюродной бабушкой Глосспан.
Бабушке Глосспан было почти семьдесят лет, когда она стала опекуншей Лексингтона, но посмотришь на нее – и ни за что об этом не догадаешься. Можно было бы подумать, что лет ей вдвое меньше. У нее было маленькое, морщинистое, но все еще вполне красивое лицо и пара симпатичных карих глаз, которые, сверкая, глядели на окружающих самым милейшим образом. Еще она была старой девой, хотя и этого никогда не подумаешь, ибо ничего того, что отличает старых дев, в натуре Глосспан не было. Она никогда не бывала желчна, мрачна или раздражительна; у нее не было усов, и она ничуть не завидовала другим людям, что уже само по себе нечто такое, что редко можно сказать и о старой деве, и о девственнице, хотя, конечно же, точно не известно, можно ли ее оценивать и по тому, и по другому счету.
Между тем это была эксцентричная старушка, тут сомнений нет. Последние тридцать лет она жила странной обособленной жизнью в полном одиночестве в крохотном домике высоко на склонах Голубого хребта, в нескольких милях от ближайшей деревни. У нее было пять акров пастбищной земли, участок для выращивания овощей, сад с цветами, три коровы, дюжина кур и отличный петушок.
А теперь у нее появился еще и Лексингтон.
Она была строгой вегетарианкой и считала, что употребление в пищу мяса животных не только вредно для здоровья и само по себе отвратительно, но и ужасно жестоко. Она питалась превосходными чистыми продуктами, такими как молоко, масло, яйца, сыр, овощи, орехи, травы и фрукты, радовалась, будучи уверенной в том, что ради нее не будет убито ни одно живое существо, даже креветка. Однажды, когда от запора в расцвете сил скончалась ее коричневая курица, бабушка Глосспан так огорчилась, что едва не отказалась вообще есть яйца.
О малых детях она практически ничего не знала, но это ничуть ее не беспокоило. На нью-йоркской железнодорожной станции, дожидаясь поезда, который должен был отвезти ее и Лексингтона в Вирджинию, она купила шесть детских рожков, две дюжины пеленок, коробку английских булавок, пакет молока в дорогу и книжку в бумажном переплете под названием "Уход за детьми". Что еще нужно? И когда поезд тронулся, она накормила ребенка молоком, как могла, сменила пеленки и положила его на сиденье, чтобы он уснул. Потом от корки до корки прочитала "Уход за детьми".
– Какие тут проблемы? – сказала она, выбрасывая книгу в окно. – Нет тут никаких проблем.
Да их и не было, как это ни странно. Когда они приехали в ее домик, все пошло гладко, да иначе и быть не могло. Маленький Лексингтон пил молоко и срыгивал, он кричал и спал, как и должен спать хороший ребенок, а бабушка Глосспан светилась от радости всякий раз, когда глядела на него, и целыми днями осыпала его поцелуями.
К шести годам юный Лексингтон превратился в прекрасного мальчика с длинными золотистыми волосами и темно-голубыми глазами цвета васильков. Он был смышлен и полон бодрости и уже учился помогать своей старой бабушке делать всякие разные вещи по хозяйству: приносил яйца из курятника, крутил ручку маслобойки, копал картошку в огороде и собирал травы на склоне горы. Скоро, говорила про себя бабушка Глосспан, ей нужно будет задуматься и о его образовании.
Однако мысль о том, чтобы отправить его в школу, была для нее невыносима. Она так его полюбила, что не вынесла бы расставания с ним ни на какое время. В долине, правда, была деревенская школа, но на вид она была ужасна, и, отправь она его туда, там в первый же день Лексингтона заставят есть мясо.
– Знаешь что, дорогой? – обратилась она к нему однажды, когда он сидел на высоком стуле на кухне и смотрел, как она делает сыр. – Не понимаю, почему бы мне самой не давать тебе уроки?
Мальчик посмотрел на нее своими большими голубыми глазами и очень мило и доверчиво ей улыбнулся.
– Это было бы замечательно, – сказал он.
