Разговорчики в строю № 3. Лучшее за 5 лет. - Крюков Михаил Григорьевич "профессор Тимирзяев" (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗

Была ещё сорокалетняя девушка Галя. Её взаимоотношения с текущими женихами были настолько сложными и запутанными, что по понедельникам вся женская часть КБ с наслаждением разбиралась в хитросплетениях очередной серии. Если дела у Гали шли хорошо и она, завладев стратегической инициативой, предвидела скорую капитуляцию противника, Галя целыми днями порхала между кульманами и чирикала, как увесистая канарейка. В том же нередком случае, когда очередной жених не оправдывал Галиных надежд, она впадала в чёрную депрессору, рыдала и хлестала корвалол из горлышка. Галя занималась проектированием ящиков для запчастей и выкройками для чехлов.

Были, конечно, в КБ ещё техники, чертёжники, но главная беготня по цехам, грызня с военпредами, технологами и разработчиками тяжким крестом лежала на моих плечах. Ещё один конструктор был совершенно необходим, и… мы его получили.

До окончания рабочего дня Чудо бродило по кабинетам, собирая подписи на различных бумажках, и я о нем, то есть о ней, напрочь забыл, но на следующее утро Чудо объявилось на рабочем месте, сгибаясь под тяжестью здоровенной спортивной сумки.

– Что это? – удивился я, забирая у неё сумку.

– Конспекты! – гордо ответило Чудо, – у меня хорошие конспекты! Вот, физика, матан, экономика отрасли… Ведь они же мне обязательно пригодятся, правда?

– Правда, – горько вздохнул я, – идите получать готовальню.

Тут надо пояснить, что у нас было принято чертить тушью. Обычно чертили на ватмане, но в экстренных случаях приходилось чертить прямо на кальке, с которой сразу же делали синьки для цехов. Тушью чертить Чудо не умело.

В течение своего первого рабочего дня Чудо совершило три славных подвига: порезалось при заточке карандаша; заправляя баллончик, облилось тушью, и, в довершение ко всему, прищемило палец рейсшиной.

Так и пошло. Опаздывать на работу у нас не полагалось, так как время прихода фиксировалось автоматически, поэтому вываливающийся из раздутых «Икарусов» народ проходную брал штурмом. Непривычное к простым и суровым нравам пролетариата, Чудо прибывало в КБ слегка придушенным и ободранным, поэтому первый рабочий час уходил на макияж, утренний чай и восстановление макияжа после чая. После этого на кульмане закреплялся лист ватмана (с калькой я решил пока повременить), и Чудо приступало к нанесению штампа, бесконечно сверяясь со справочником. К обеду дело доходило до осевых линий. Пространственное воображение у неё отсутствовало совершенно. Даже простенькие, в сущности, чертежи радиотехнических устройств, представляющие собой бесконечные варианты ящиков, ящичков и сундучков вызывали у неё зависание. К концу рабочего дня ватман оказывался протёртым до дыр, а ластик – до кости. Чертежом и не пахло. Постепенно на Чудо махнули рукой и поручали ей только работу, которую было невозможно испортить.

Однажды утром Чудо подошло ко мне и сообщило, что у него закончился герметик. Дело в том, что у нас в КБ стояли хорошие рейссовские кульмана с пластмассовыми досками, в которые кнопки, естественно, не втыкались, поэтому чертежи крепили за уголки маленькими шариками герметика, которым в цехах промазывали швы кабин. Такое вот ноу-хау.

– Ну и что? – удивился я, – сходи в сборочный цех, да возьми на всех, кстати, извещение технологам отнесёшь.

Чудо покивало, деловито уложило извещение в папочку и убыло.

Приближался самый главный элемент распорядка рабочего дня, обед, как вдруг в КБ мгновенно стих привычный гул разговоров и шелест бумаги. В тишине кто-то приглушённо ойкнул. Я выглянул из-за кульмана.

В дверях стояла технолог из сборочного цеха, могучая, широкоплечая тётка, интимная мечта тихого художника-соцреалиста. За руку она держала наше Чудо. Зарёванное и растрёпанное Чудо было заляпано размазанными зелёными кляксами и настолько густо пахло спиртобензиновой смесью, что Марк Яковлевич в своём углу заволновался и громко засопел, принюхиваясь.

– Ваш ребёнок? – густым басом спросила технолог, – забирайте!

– Господи, Вика, что случилось? – запричитала Галя, усаживая Чудо на стул.

– Я отдала технологам извещение, – всхлипывая, начало рассказывать Чудо, – и пошла искать герметик. Его там много было, целый бак. Я зачерпнула рукой и прили-и-и-пла!!!

Глупое Чудо, вместо того, чтобы набрать остатков полузасохшего герметика, цапнула свежеразведённый и попалась. Чем больше она пыталась отскрести герметик от правой руки левой, тем больше зелёных вонючих нитей к ней прилипало. Постепенно вокруг бака собрались рабочие, и начали подавать советы, от которых тихое, интеллигентное Чудо чуть не упало в обморок.

– А один сказал, – хныкало Чудо, – что, пока я не отлипла, может, они… может, меня…. а-а-а!!!

Чудо вообразило, что её и вправду собираются изнасиловать, и задумалась, что лучше – закричать или упасть в обморок. Падать в обморок на грязный пол не хотелось, а что полагается в таких случаях кричать, она не знала. Спасла её тётка-технолог. Она разогнала мужиков по рабочим местам, с хлюпаньем отодрала Чадо от бака и потащила оттирать герметик ветошью, пропитанной спиртобензиновой смесью.

Столкновение с производством произвело на Чудо настолько сильное впечатление, что до конца недели Вика была на больничном, а с понедельника перешла на работу в комитет комсомола.

Так мы остались без Чуда…

Матрос     Дети балканской войны

Каждый раз при приготовлении пищи готовится немного больше. Зачем? Ответ прост – это детям. Каждый раз их очень много, и каждый из них кричит, пытаясь перекричать других: «Шеф, я здесь». И ты знаешь, что за КПП тебя ждёт чумазый мальчишка или девчонка-смуглянка с небольшим пакетом, банкой, а то и термосом в руках, и увидев тебя, он аж вырастет от гордости, что персонально ему, воин Росбата, Полбата или Укрбата отдал не только еду и фрукты, которые выдаются в качестве витаминов, а и частичку себя в этой банке, в которой мы обычно видели болгарское лечо или перец . И завтра, не дай Бог, не увидев своего подопечного или уйдя в патруль или конвой, ты будешь терзать себя мыслью, а как там он, а связавшись с базой, просить мужиков, чтобы не забыли покормить, вернусь – разберёмся. И знаешь, не забудут; ведь они видя их, вспоминают, как младшая сестра пошла в первый класс, а ты пятиклассником почти год не видел отца ( и по уже твоему приезду домой втихаря на перекуре он расскажет тебе, что был не на БАМе, как знают все, а в далёкой африканской Бурунди, у них тоже есть БМП-2, «кстати, а как они?»). По возвращении на базу достанешь из разгрузки помятую шоколадку «зайчика», думая, как ему объяснить про отцовский «тормозок», твоё самое вкусное блюдо детства. Но когда у него дома тебя накормят вкусной мусакой, этакой смесью помидоров, баклажанов, чеснока и мяса, а его прабабушка на прощанье проведёт по твоей коротко стриженной голове своей сухой рукой, нежной и мягкой, пахнущей кухней и огородом, совсем как твоя, когда она провожала тебя с каникул домой, ты думаешь, что не зря стал миротворцем.

Мэйджо     Как угнать трамвай

Холодная зима 2005 года. Январь. Владивосток.

Уже почти месяц прошёл после того, как наше любимое правительство порешило отменить льготы на бесплатный проезд военнослужащим.

Офицеры, мичмана и прапорщики, смирившись с этими решениями, ездили по гарнизону (бывало раза по три, туда-обратно, за день) за свой счёт, а «очень старшие офицеры» и генералитет делали вид, что ничего особенного не произошло, и из своих УАЗиков, «Тойот» и «Нисанов» презрительно взирали на своих младших сослуживцев, которые, прозябая, тащились, подобно наполеоновскому войску, по смоленским заснеженным дорогам…

В тот вечер я выдвигался домой очень поздно.

Настолько поздно, что мне, уставшему, совершенно не хотелось снимать с себя форму и переодеваться в штатское платье…

Трамвай N 4 пуст, и даже на остановке «Политехнический университет» никто не входит в старый, расшатанный временем вагон…