Омлет с сахаром - Арру-Виньо Жан-Филипп (читать книги полностью .TXT) 📗

Потом папа одолжил у соседа дрель.

— Вы точно сами справитесь? — уточнил сосед, всегда готовый прийти на помощь.

— Я только повешу светильник и верну вам дрель через две минуты, — заверил его папа.

Он взобрался на табуретку и начал сверлить стену. Но сверло застряло, и дрель стала вертеться вхолостую, а папа никак не мог ее остановить.

Он уже просверлил до соседского ковра — и тут отключилось электричество.

— Это забастовка, — сказал сосед.

Его позвала мама, на помощь.

— Отключили электричество и воду в знак протеста, — добавил сосед.

— Забастовка? — повторил папа, пытаясь вытряхнуть из волос остатки штукатурки.

— Забастовка, — повторил сосед уверенно. — Вы что, телевизор не смотрите?

Да, май 1968 года действительно был странным. Маме рожать через две недели. Она уже и сумку в роддом собрала. Дырку в стене малыша заткнули и замаскировали.

Однажды утром мама пошла на почту за посылкой от наших парижских друзей Виермозов. (Мамаша Виермоз связала для новорожденного всякого разного.) Когда она вернулась, мы все были дома.

— Почему вы не в школе? — удивилась мама.

— Там забастовка, — ответил Жан А.

— Забастовка? — удивилась она еще больше.

— Школа закрыта, занятий не будет, — добавил Жан А.

— Только этого не хватало.

А мы были довольны.

Забастовка началась как раз тогда, когда у нас должны были быть контрольные!

Не будет ни уроков, ни домашних заданий. Каникулы как летом, только раньше.

Мы целыми днями катались на роликах и велосипедах на стоянке возле дома. А к вечеру поднимались домой пешком по лестнице, потому что электричества не было.

Нам, конечно, не особенно хотелось тащить на себе велосипеды на десятый этаж, к тому же всего в пять часов. Но мама была непреклонна:

— Даже не уговаривайте меня. Я не пущу вас на улицу позже пяти. Посмотрите, что там творится!

Прямо напротив нашего дома находился Дом профсоюзов. Каждый вечер ровно в пять мы прилипали к окну и смотрели на забастовку.

Людям на улице, похоже, нравилось бастовать. Они несли транспаранты, держались за руки и выкрикивали: «Это только начало! Мы будем бороться! Вперед! Вперед! Вперед!»

Мы были не единственными, кто наблюдал за митингом. Вокруг площади было много полицейских в касках и с прозрачными щитами, как у космонавтов. Митингующие кричали: «Полиция с народом! Полиция за народ!», но полицейских это почему-то вовсе не радовало.

— Вы видели, что творится в Париже? — рассказывал сосед папе. — Студенты захватили университеты, в том числе Сорбонну [6]. Нигде нет бензина. Что себе думает президент де Голль? [7]

— Ой, знаете, я и политика… — затягивался папа своей трубкой.

— Ну как знаете. Лично я запасся на всякий случай сахаром. Никогда не знаешь, чем это все закончится!

Мама, которая вот-вот должна была родить, да еще папа со своим ремонтом, и эти забастовки… В общем, мама порядком нервничала.

Однажды, когда мы уселись возле окна немного поплевать на головы прохожих вместо того, чтобы убирать в комнате, она не выдержала.

На пороге стоял сосед, и в руках у него была шляпа, которая, похоже, попала под обстрел куриным пометом.

— Так дело не пойдет. Марш в комнату, и никаких роликов и сладостей! — приказала она.

Это все Жан А. придумал.

Мне его затея сразу показалась рискованной, но, поскольку он старший и всегда командует, спорить было бесполезно.

— За работу, — сказал он. — Тот, кто не согласен, будет иметь дело со мной.

Когда папа вернулся домой, мы уже были в боевой готовности.

— Ты начинай, — сказал я, — раз такой крутой!

— Или вместе, или никто, — ответил он. — Это принципиально важно.

— Нет, я первый, я первый! — начал хныкать Жан Д.

— Нас убьют, — сокрушался Жан В.

— И ты будешь виноват, — вторил ему Жан Г.

— Я так и знал, что вы все сдуетесь, шайка слабаков! — нервничал Жан А.

Мы начали драться. Но папа позвал нас накрывать на стол.

Тут уж отступать было некуда.

— Они так ничего и не поняли, — сокрушался Жан А.

Малыши впереди, старшие сзади.

— Почему мы? — не умолкал Жан Г.

— Не лезь! Так надо! — ответил Жан А.

Мы несмело вошли в гостиную. Все, кроме Жана Д., который еще не умел читать и поэтому вполне браво размахивал своим транспарантом.

У родителей аж глаза округлились от удивления.

— Это еще что за новости? — спросили они хором.

— Это всеопсчая забастовка, — прошепелявил Жан Д. — Так сказал Зан А.

— Всеобщая забастовка? — удивился папа. — И каковы ваши требования?

Жан А. развернул свой транспарант. Табличку на старом картоне фломастерами рисовали мы вместе, но саму надпись придумал Жан А., а Жан В. написал большими буквами:

— Ты уверен, что «достали» пишется через «о»?

— Заткнись и пиши, — ответил Жан А. — Думаешь, я писать не умею?

— Достали? — не переставал удивляться папа.

— Да, — ответил Жан А. — У нас забастовка. Все проголосовали «за».

Мне показалось, что сейчас у папы трубка выпадет из рук. Он сильно закашлял, и маме пришлось постучать ему по спине.

— Хорошо, — ответил он, откашлявшись. — Забастовка, значит? Так, а чего требуем-то?

— Я не хотел участвовать, — сказал Жан Г. — Это Жан А. нас заставил.

— Так, ладно, давайте по-серьезному, — предложил папа. — Кто представляет ваши интересы?

— Я, — вызвался Жан А., вытаскивая список требований из кармана, и, похоже, на этот раз главным быть ему не очень-то хотелось.

Папа закинул ногу на ногу:

— Мы тебя слушаем.

— Я… э-э-э… — Жан А. запнулся. — Я выступаю от имени своих товарищей.

— Это мы, — уточнил Жан Д. на случай, если папа вдруг не понял.

Жан А. принялся зачитывать список:

— Во-первых, нам надоело жить без телевизора. Даже у соседей есть телевизор, хотя их Стефан самый глупый в классе…

— А зачем нам телевизор? — перебил его рассудительный Жан В. — Зачем нам сейчас телевизор, если электричество отключили, все на митингах?

— Во-вторых, мы хотим больше карманных денег, — продолжил Жан А. — И не меньше, чем на 10 процентов. Это даже не обсуждается. В-третьих, нам, старшим, надоело всегда и за всеми мыть посуду…

— А мы говорили ему, чтобы это не писал, — возразил Жан В.

— Конечно, ты же не старший и посуду не моешь, — не выдержал я.

— Это всё? — спросил папа.

— Нет, — ответил Жан А., еще раз проглядывая список.

— Мы… — вступил Жан В. — Мы еще хотим конфет и корма для морской свинки.

— Это не из списка, — пояснил Жан А.

— И щенка, — добавил я.

— И спать на верхней полке, — встрял Жан Г.

— И сказки пелед сном! — промямлил Жан Д.

— Так что, — подвел итог Жан А., — бороться мы будем до последнего.

— Хорошо, — сказал папа в ответ и поправил очки. — Больше требований нет?

Мы переглянулись, но требований и вправду больше не возникло.

— Отлично, — повторил папа, качнув головой. — Я уважаю ваш поступок.

— Ты что, согласен на телик? — не мог поверить своим ушам Жан А.

— Мы вернемся к этому вопросу завтра, — уточнил папа. — А теперь послушайте вы меня: тот из вас, кто в течение ближайших 30 секунд не будет в кровати, получит такой подзатыльник, о котором и мечтать не мог за всю свою профсоюзную жизнь! Я понятно изъясняюсь?

— Дорогой, — попыталась вмешаться мама. — Послушай меня, дорогой…

— Что еще? Ты тоже решила поддержать эти бунтарские настроения?

— Дорогой, — еле слышно повторила мама. — Кажется, у меня начались схватки.

— Схватки? Как схватки? Уже?

Папа был в панике.

— Не волнуйся, просто мне кажется, время ехать в роддом.