Эфиоп, или Последний из КГБ. Книга II - Штерн Борис Гедальевич (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗

— Не обессудь, Сашок, — сказал Гайдамаке Илья Муромец на Лысой горе в тот первомайский день. — Хоть ты мне и брат названый, но княжеский указ вышел, да мне под расписку. Люсьену Михайловну Свердлову, у которой по твоей вине живот уже на седьмом месяце, аборт поздно делать, выдать замуж за слугу твоего, Алексея Поповича, все твои подвиги на него переписать, а тебя лишить богатырского командирского звания и изгнать из Киева богатырским ударом под зад коленом, что и произвести немедленно. Последний раз поручено спросить: женишься или нет на Люське Свердловой?

— Нет! — отвечал Гайдамака.

— Не пойму, почему ты такой упертый? — удивился Илья. — Чем Люсьена тебе не подходит?

— Не распробовал. Я себе невесту еще поищу.

— Трудно тебе жениться, что ли? Не убудет и не отвалится.

— А я в толк не возьму, почему вы из-за бабы на меня взъелись!

— А вспомни, скольких ты девок перепортил!

— Так по их же собственной воле!

Но тут слово взял второй названый брат, Добрыня Никитич:

— Да что с ним говорить! Или пусть женится, кобель, или изгоняем его из тайного общества. Нет?… Значит, альтернативы нет. Отдаем Люсьену за Алеху Поповича, а Гайдамаку из летописи вычеркиваем да с позором изгоняем. Так?

— Так, — неохотно отвечали богатыри.

— А Черчилль? — спросил Гайдамака.

— Черчилль у нас останется. Давай свое последнее желание.

— Чару медовухи в полтора ведра, — заказал Гайдамака.

— Налить! Спой напоследок «Что ты, княже, говорил».

— Давай аккордеон.

Послали за аккордеоном, чарой, медовухой и виночерпием…

Гайдамака глубоко задумался, сидя орлом в гнезде. Какой-то художественный компромат, где он, Гайдамака, главный герой. Он впервые справлял нужду в женском туалете, но никаких фрейдистских комплексов не чувствовал. Ничего, прохладненько. Так бы весь день и сидел здесь, читал эту художественную литературу, не ходил бы ни на какие допросы. А вечером — на футбол.

Такие дела.

Вроде бы полегчало. Гайдамака подтерся компрометирующей бумагой, но воды в бачке едва хватило на один спуск, и бумага не ушла в недра кагэбэшной канализации. Стал мыть руки под тонкой издыхающей струйкой из крана. Совсем плохо с водой в Одессе, даже в КГБ на верхние этажи плохо качает.

Надо же — опять прихватило…

ГЛАВА 11. Вечерний допрос

Первый допрос продолжался недолго.

— Я комиссар полиции, — сказал на плохом русском комиссар полиции, но своей фамилии не назвал. — Вы русская? Я немного понимаю по-русски, и у нас есть русский следователь.

«И тут комиссары», — с тоской подумала графиня и ничего не ответила. Ее уже ничего не удивляло.

— Где негр?! — вдруг заорал комиссар полиции. — Пацан где?! Графиня молчала. Комиссар тут же успокоился. Его доброе лицо кого-то ей напоминало.

— Имя? — повторил он по-итальянски.

— Кларетта, — ответила графиня.

— Фамилия?

— Петаччи, — нахально отвечала графиня.

Комиссар отбросил вечное перо и стал читать протокол обыска:

«Во время обыска обнаружены и приобщены к делу следующие химические приборы и реактивы: четыре банки из-под азотной кислоты, два стеклянных градуированных цилиндра, два термометра, три фарфоровые вытяжные чашки, четыре стеклянных колпака, полторы бутылки серной кислоты…»

— Значит, вы начиняли снаряды? — прервал чтение комиссар полиции.

— Ну, — сказала графиня по-русски.

— Чем?

— Говном, — ответила графиня по-русски.

— Как? — не понял комиссар. — А, ну да. Нехорошо-с. Графиня, а позволяете себе осквернять рот.

— Нисколько. Из удобрений можно делать хорошие бомбы. Все идет в ход: навоз, птичий помет, говно всякое. Детонатор, черный порох, пластик — такие бомбы трудно обнаружить.

— Вы пользовались именно этим методом? Но в доме не пахло го… навозом.

— Нет.

— Я спрашиваю: каким пользовались методом? Студень гремучей ртути, пироксилин, бертолетовка, сурьма, нитроглицерин?

— Нет, у меня свой рецепт, — отвечала графиня, поглаживая черную кожу Библии. Она не могла вспомнить, кого напоминает ей этот комиссар.

— Какой же рецепт, позвольте полюбопытствовать?

— Царская водка и белый динамит.

— Тоже плагиат. И тоже опасно. С белым динамитом надо поосторожнее. Может сработать до того как… Но химию вы хорошо знаете. Где и у кого обучались?

— В Смольном институте у Менделеева.

— У самого Дмитрия Иваныча?! — удивился комиссар. — Шутите! Неужто великий химик учил вас делать примитивные бомбы из го… навоза?

— Именно, именно! Он увлекался взрывами и однажды и в шутку, и для лучшего понимания предмета объяснил нам принцип навозной бомбы.

— Гм… Для чего предназначались снаряды? Для кого, то есть?

— Для папы римского.

Графиня опять пошутила, но комиссар от неожиданности прервал допрос и задумался.

— Вы сделали признание, что готовили покушение на папу Карела-Павла Первого? — спросил комиссар. — Или я ослышался? Вы сделали такое признание или пет?

— Я пошутила.

— Но вы сняли квартиру напротив ворот Апостольского дворца и вели наружное наблюдение за папой Карелом-Павлом. Этот Джанни Родари в мусорнике — ваш агент?

— Не знаю такого.

— Он наблюдал из мусорного контейнера йод вашим балконом за выездом папы римского.

— Обычный безработный.

— Он оказался членом компартии.

— Они все безработные.

— А может быть, вашей целью было освобождение политических заключенных во главе с товарищами Грамши и Паль-миро Тольятти? Недавно в их камере обнаружен «Капитал» Карла Маркса с бомбой внутри.

— Не знаю таких.

— Или вы готовили убийство премьер-министра Бенито Муссолини?

— Не исключаю.

— Что еще входило в ваши обязанности?

— Кроме работы со взрывчаткой, я принимала участие в приготовлении свинцовых пуль, которыми были начинены снаряды. Я плавила свинец и отливала из него пули. Потом мне доставили два жестяных цилиндра…

— Что вы еще делали?

— Глыну, — отвечала графиня по-русски.

— Что означает слово «глыну»?

— Это русское слово, трудно объяснить.

Комиссар постучал кулаком в стену и крикнул:

— Нуразбеков!

Вошел то ли следователь, то ли карабинер с монголоидным лицом, с длинными, до колен, руками с огромными ладонями.

— Что по-русски означает «глыну»? — Комиссар ставил ударение на «у»: «глыну».

Нуразбеков пожал плечами и развел ручищами.

— Ладно, сам разберусь. Поздно уже. Принеси чаю. Два стакана, — приказал комиссар.

Графиня наконец вспомнила, на кого похож этот итальянский комиссар: на генерала Акимушкина, которого она мельком видела на севастопольских улицах и в штабе Врангеля. Она уже ничему не удивлялась.

Графиня с благодарностью подумала, что один из двух стаканов чая предназначен ей, но комиссар выпил оба. Вот хам. Его рабочий день заканчивался. Графиню отвели в другой кабинет. Там расхаживал тот самый Нуразбеков с громадными кулаками. Видимо, он был приспособлен специально для битья подследственных. Они остались одни. Графиня без приглашения присела на стул, и за это Нуразбеков дал графине несильно по уху.

— Козел, — равнодушно сказала графиня и получила, уже больно, по второму уху.

— Слабо бьешь, — сказала графиня и поднялась.

— Заткнись, сука! — сказал Нуразбеков по-русски. И опять ударил.

— Ну, бей, бей!.. — И графиня раскрыла шубу. — Что же так слабо? Бей еще!

Нуразбеков смотрел, зверел и бил, но не в грудь; бил и зверел. Наконец хрипло выдавил опять по-русски:

— Замолчи же, сволочь, не провоцируй, ведь изобью до смерти!

Наконец успокоился.

Графиню опять вернули в комнату с комиссаром полиции, тот приказал ей стоять в шубе до утра, не прислоняясь к стене. Приглядывать за ней назначил того же Нуразбекова, а сам отправился в национальную библиотеку выяснять значение слова «глыну».