Рассказы - Токарев Максим (читать книги регистрация TXT) 📗

Пусть хоть в нашем узком кругу это прозвучит гордо.

— Знаешь, за что я каждое утро говорю своей жене «спасибо»? — спросил меня руководитель диплома, седой капраз-подводник из Гаджиево, когда мы после защиты сидели в рядовом калининградском ресторане под молдавскую кислятину и какую-то хрень со сцены.

— Догадываюсь, — говорю я осторожненько так, подводник он все-таки, возраст, а мужик хороший, надежный и очень спокойный.

— Дурак ты еще. За первые три ночи после автономки. Это когда ты с белым, как у вурдалака, лицом и черными кругами под глазами вылазишь на воздух, и пошел, пошел из зоны — на горку, останавливаясь через каждую сотню метров отдышаться... И дополз-таки до дома... А дочка тебе на шею — прыг! — папка, папочка... а ты держишь ее и думаешь — упаду или нет, в глазах-то темно... Кхм. Так вот, первые три ночи после автономки ты просто спишь. А она просто ждет, лежит рядом, и гладит по волосам легонько... Нежность, понимаешь? Вот за это и говорю, хотя уж лет пятнадцать прошло с тех пор, как последний раз в рубочный люк заглядывал...

Я тогда подумал про себя, что так у всех. Совсем недавно узнал, что ему здорово повезло.

Дело прежде всего в отношении человека к себе. Нет, я правильно сказал. Не в отношении к человеку, а в отношении человека к себе.

Вот был у меня флагман. Начинал на Камчатке в 1975, там тогда границу охраняли тральщики 253 проекта.

Там по штату 147-й бычок общий (командир БЧ-1, 4, нач.РТС-БЧ-7: «бык-147»), и любого нового лейтенанта сразу пихали на эту должность, а уж потом разбирались, кто есть кто. «Потом» — это через шесть месяцев границы. Так у тихоокеанцев было принято. Конечно, 600-тонный тралец полгода в экономзоне не выдержит, но это ничего, корабли менялись, а лейтенантов просто пересаживали с одного на другой. И если жены имели несчастье приехать к месту службы на пару дней позже, то вот за эти полгода успевали наладить быт самостоятельно. Автономно. Те, кто оставался.

Так вот, флажок мой, тогда лейтенант-связист, сразу по представлении был отведен командиром за ручку непосредственно к штурманскому столу, на котором он ел, спал, писал письма и рыдал в голос следующие шесть месяцев, плюс полтора...или два. Спереди — могучая пустошь Тихого океана, сзади — однообразный камчатский берег, славный полным отсутствием навигационных ориентиров.

Жизнь в тесной штурманской рубке, плюс обязанности по должности, которые, естественно, никто не снимал, плюс бойцы, плюс сон урывками не раздеваясь, плюс голова-нога на длинной, величественной волне. Плюс, конечно же, хер на узелок — почему-то у нас об этом не говорят, считается само собой, ну подумаешь, постучит сперма пару месяцев в голову, а потом отпускает — это точно, на третий месяц отпускает. Просто становится все равно, что у тебя между ног, лишь бы водопроводные функции выполнялись.

И вот когда после всего этого случается опять стоять, покачиваясь и проверяя материковый щит на устойчивость, на твердой земле, и оказывается человек в точке выбора — идти в море еще раз, да еще много-много-много раз, или косить правдой-неправдой... И мы делали выбор. В основном — туда, еще раз.

Потому что другой, очень важный выбор — знать, что бывает и по-другому, за нас делали другие, ответственные за патриотизм, высокий боевой дух и преданность идеалам светлого будущего. Они делали этот выбор, оставаясь на твердой земле.

Проблема не в гастритах, сердечной недостаточности и геморрое.

Проблема в голове. Вернее, в одной только мысли: «Значит, так надо»

Нам надо было тогда думать. И как бы там ни было, не смущаться, задавая глупые вопросы, почему так, а не этак. Правда, за это больно били.

Так лейтенанты начали поступать только сейчас. Не только потому, что другое время — но и потому, что им подсказали, как это делается. Некоторые из тех бывших, в ком не удалось уничтожить здравомыслие и волю.

Те, которые вспомнили о человеческой сути всего, что мы делаем. Те, которые сделали для людей флота российского гораздо больше всех героических адмиралов далекого прошлого. Для людей. Это главное.

Спасибо за то, что вы были, господа, как бы это не звучало. И за то, что вы есть. Хорошо, что вы есть.