Максим Перепелица - Стаднюк Иван Фотиевич (читать книги без .txt) 📗
– Что-то плоховата, – морщу нос, но потом машу рукой и добавляю: – Ну, ладно. Съедят и такую. Взвесьте кило.
А усы смеются:
– Раньше надо было приходить. Вся распродана.
– Как распродана?! – ужаснулся я.
– Очень просто, – отвечает дядя Саша. – Завтра опять завезу.
Что ты скажешь! Как же я теперь на кухню вернусь? Съедят же меня хлопцы. Да и стыдно. Жуликом обзовут.
Одно спасение: надо выскочить на десять минут в город. Но без увольнительной записки, которую мне никто не даст, это невозможно.
И все же иду к контрольно-пропускному пункту. Издали смотрю, кто там дежурит. Вижу – сержант из третьей роты.
«Не пустит», – вздыхаю.
Тут как раз машина из расположения части выезжает. Сержант кинулся ворота ей открывать, а я следом за машиной и бочком, бочком. Вдруг, как из «катюши»:
– Ваша увольнительная! Заметил-таки сержант…
– Мне вон в тот ларек халвы купить, – объясняю ему.
– Без увольнительной нельзя.
– На одну же минутку…
– Кр-ру-гом! – резко командует в ответ.
И разговор закончен.
Отошел я в сторонку от проходной, и так грустно мне. Хоть бы кто из наших в город шел – можно задание дать.
Но солдат бежит в увольнение впереди увольнительной записки. Все давно ушли.
А возвратиться на кухню без халвы не могу. Совесть не позволяет. Совесть же – это мой бог. Если я с ней не в ладах – нет мне спокойной жизни!
Решаюсь на последнее: через забор! Никто не увидит. Быстро слетаю к ларьку и тем же путем назад.
Решено – сделано. Перемахнул я через забор. Но… к ларьку, что через дорогу, подойти нельзя. Вижу, стоит там старшина Саблин и с продавщицей любезничает. Это на час, не меньше.
Пячусь назад, поворачиваю за угол и бегу к гастроному. Подбежал, а на дверях за стеклом покачивается табличка: «Перерыв». Посмотрел я с ненавистью на эту табличку и обращаюсь к чистильщику обуви, который рядом сидит, – этакому смуглому, белоусому старику:
– Дядьку, где здесь срочно халвы можно купить?
– Халвы купить, да? – гнусаво переспрашивает дядька. – Зачем халвы? Давай сапоги почищу.
Смеется, бестия!
– Некогда! – сердито отвечаю.
– Некогда? На базар иди… Второй квартал направо. Пулей несусь на базар. Уже спина мокрая. И ноги подкашиваются от страха: вдруг кого-нибудь из своих встречу?! Или – не дай и не приведи – патруль комендантский!
Только подумал об этом, как из переулка, навстречу мне, вышел с двумя солдатами незнакомый лейтенант. Увидел я на его рукаве красную повязку и вроде споткнулся. Потом взял себя в руки. Перехожу на строевой шаг и четко отдаю патрулю честь.
– Ваша увольнительная! – останавливает вдруг меня красная повязка.
– В каком смысле? – удивляюсь…
И все кончилось как нельзя плохо. Сижу я на гауптвахте – в небольшой комнате с решетками на окнах. Деревянные откидные нары подняты к облезлой стене и закрыты на замок.
Сижу на табуретке, скучный, как пустой котелок, и тру о подоконник пятак, чтоб отшлифовать его до зеркального блеска. Говорят, это помогает грустные мысли отгонять. Но мысли как назло не покидают меня. Пятак уже до того отполирован и отделан после подоконника о штанину, что вижу в нем весь свой похожий на винницкую дулю нос и прыщик на носу.
В другое время этот прыщик много б мне хлопот доставил, а сейчас не до него. Свет белый мне не мил! Уже пытался шаги считать – шесть шагов к запертым дверям, шесть к окну с решеткой. Четыре тысячи насчитал и бросил. Досада огнем жжет мое сердце! Я даже не догадывался, что в нашей славной Яблонивке на Винничине мог уродиться такой несчастливый хлопец, каким оказался я.
Перед моими глазами стоит учебный класс, битком набитый солдатами. Идет комсомольское собрание, на котором обсуждают поведение комсомольца Максима Перепелицы…
Эх-х… Лучше не вспоминать. И как только человек может выдержать такое? И все из-за моего перепеличьего характера. Видать, придется шлифовать его, как этот пятак…
Начинаю тереть о подоконник другой стороной пятак и мечтать о том времени, когда Максим Перепелица станет человеком. А он же станет им.
У ИСТОКОВ СОЛДАТСКОЙ МУДРОСТИ
Прошла осень, зима. А кажется, что я уже сто лет как уехал из родной Яблонивки, как служу рядовым второй роты Н-ского стрелкового полка. Но что это за служба? Все, как говорил дед Щукарь, наперекосяк получается, навыворот. Мечтал об одном, а выходит другое. Нет мне счастья в службе военной. Но я в этом не виноват. Отличаться пока негде! Ведь каждый день одно и то же: подъем, становись, шагом марш, отбой. Вздохнуть некогда. А старшина! Знали бы вы нашего старшину Саблина!
Вот и сегодня. Сижу я в комнате политпросветработы и письмо Марусе пишу. Вдруг слышу голос дежурного:
– Вторая рота, приготовиться к вечерней поверке!
Мне же отрываться никак не хочется – мысли толковые пришли. А тут еще Степан Левада надоедает.
– Максим, не мешкай, – говорит. – Ты же сапоги еще не чистил.
– Чего их чистить? – отвечаю. – Не свататься же пойду. Все равно завтра в поле на занятия.
А Степан носом крутит – недоволен:
– Опять достанется тебе от старшины.
– Не достанется, – успокаиваю его. – Вот допишу письмо и маскировочку наведу – два раза махну щеткой по носкам, и никакой старшина не придерется.
Но Степан не отстает:
– Опять Марусе строчишь? – интересуется. – Чудак человек. Плюнь! Не отвечает, и плюнь.
Ничего я не успел сказать на это Степану, так как в казарме загремел милый голосок старшины:
– Стр-роиться, втор-рая!..
Быстро сую недописанное письмо в карман и пулей лечу чистить сапоги. А старшина Саблин знай командует:
– В две шер-ренги…становись!
«Эх, дьявол! – ругаюсь про себя, – не успею». Раз-два щеткой по сапогам, и мчусь к месту построения. А там уже слышится:
– Ровняйсь!.. Чище носки, левый фланг!.. Еще р-ровнее! Та-ак… Смир-рно!..
– Товарищ старшина, разрешите стать в строй, – обращаюсь к Саблину.
– А-а, Перепелица?! – вроде обрадовался он встрече со мной. – Опять, значит, опаздываем? Уже сколько служим, а к элементар-рному пор-рядку не приучимся?
– Да я сапоги чистил, товарищ старшина, – оправдываюсь.
А он глянул на мои сапоги и скривился, точно муху проглотил.
– Чистили? – переспрашивает. – Что-то не замечаю… Ага, ясно. Носочки, значит, обмахнули. А каблучки кто же будет чистить?..
«Ну, думаю, начнет сейчас отчитывать да про порядки объяснять». Надо бы промолчать мне, но мой язык сам себе хозяин.
– Каблуки тоже чистил, – болтнул он. – Вон Левада видел.
И тут начал старшина меня «чистить» перед строем всей роты.
– Ага, – говорит, – надеетесь, что земляк выручит? Вряд ли. Не в этом суть солдатской взаимовыручки. Но где вам понять? Это поймет только солдат. Повторяю: только настоящий солдат.
А мой язык опять сболтнул:
– Я тоже солдат.
Старшина Саблин даже удивился:
– Солдат? Так-так. Солдат, значит? А где же ваши солдатские качества? Нет их, рядовой Перепелица. Товарищескую взаимовыручку вы понимаете неправильно, да и находчивости у вас тоже нет… Что это за находчивость – сапоги только с носков почистить или оторванную пуговицу прикрепить спичкой к клапану кармана? А на занятиях вчера не сумели правильно подобраться к огневой точке «противника»… Где же ваша сообразительность солдатская? А выносливость? Была она у вас?
– Он в столовой вынослив! – подает голос Василий Ежиков. – Двойную порцию вмиг осилит.
В строю прокатился смешок. А этого старшина Саблин не любит. Отвернулся он от меня и на Ежикова уставился.
– Р-разговор-рчики в стр-рою! Делаю вам замечание, р-рядовой Ежиков!
И опять ко мне:
– Две минуты на чистку сапог. Бегом!..
Такая-то жизнь моя солдатская.
Давно потушен свет в казарме, а мне не спится. Эх, служба, служба! Разве так я, Максим Перепелица, мечтал служить? Думал, что, как приеду в армию, буду у всех на виду, буду горы ворочать. А получается… получается, как у нашего деда Мусия из Яблонивки: как-то при гостях хотел он показать свою власть в семье, хотел похвалиться, какой он хозяин в доме, но, как на беду, позабыл кочергу спрятать. И как только повысил голос на свою жинку – бабку Параску, – она схватила кочергу и так стремительно атаковала его, что дед Мусий и на гостей оглянуться не успел – утек на чердак и лестницу за собой втащил. Два дня сидел там не евши и просил бабку Параску о помиловании.
