Да, господин министр - Линн Джонатан (электронную книгу бесплатно без регистрации .txt) 📗
В пятницу Хамфри явился с «вхождением». (Напоминает китайскую церемонию, не правда ли?) Другими словами, он представил рекомендации, как замять потенциальный скандал с кумранской взяткой.
Естественно, я не собираюсь из кожи лезть вон, чтобы предать дело огласке, но все же мне непонятно, почему я должен оказываться в положении человека, пытающегося скрыть мусор в углу. Поэтому, если дело дойдет до вопросов, я твердо намерен объявить о проведении независимого расследования под руководством королевского адвоката.
Выслушав все это в самом начале беседы, Хамфри попытался переубедить меня:
– Кумранский проект стоит триста сорок миллионов фунтов, господин министр!
– Не давите на меня цифрами, Хамфри, – сказал я и напомнил ему о моральных соображениях. – Даже если контракт стоит триста сорок миллионов фунтов, моя должность мне дороже.
Тут Хамфри заметил, что у Бернарда имеется для меня важное сообщение. Я вопросительно посмотрел на него. Бернард тяжело вздохнул, откашлялся и, запинаясь, сказал:
– Господин министр… речь идет… э-э… о кувшине, который вам подарили в Кумране…
– О чем? Ах, о кувшине! Как же, как же, он стоит у нас в прихожей. Милая вещица.
Он страдальчески скривился, однако нашел в себе силы продолжить:
– Я дал понять госпоже Хэкер, что она… что вы можете… взять кувшин себе, так как он стоит менее пятидесяти фунтов. Но я не уверен… э-э… человек, который оценил его, был ужасно любезен… я сказал ему, что госпожа Хэкер в восторге от кувшина… понимаете, возможно, он просто хотел… э-э… угодить…
Не видя особых причин для волнения, я попросил его успокоиться, так как все равно никто ничего не узнает. Мало того – даже похвалил его за находчивость!
Очень скоро мне пришлось горько пожалеть об этом.
– Да, но понимаете… сегодня утром госпожа Хэкер сказала мне, что у нее побывала журналистка из «Гардиан» и заинтересовалась кувшином.
Кошмар! Я потребовал оценочную квитанцию. Представляете, она была написана на… обратной стороне меню! (Обычно казначейство не приходит в восторг, получая финансовые документы, написанные на обратной стороне меню. – Ред.)
Прочитав в моих глазах немой вопрос, сэр Хамфри со знанием дела сказал:
– Если это копия, то оценка приблизительно верна. Но если это подлинник, он стоит не менее пяти тысяч.
А я взял его себе!
Будь у меня в запасе день-другой – никаких проблем. Нам не составило бы особого труда придумать убедительное объяснение, которое отвело бы удар и от Бернарда, и от меня.
В этот момент в кабинет влетел – даже не постучавшись! – Билл Причард, наш пресс-секретарь. Час от часу не легче!
Ему только что звонили из «Гардиан». Они связались с кумранским посольством и спросили, действительно ли подаренное мне бесценное произведение искусства семнадцатого века всего лишь копия, как утверждает моя жена. Правительство Кумрана крайне возмущено предположением, будто они могли оскорбить англичан, подарив мне дешевую вещь. (Хотя какой смысл дарить мне ценную вещь, если ее все равно навеки упрячут в какой-нибудь сейф?) Затем Биллу позвонили из МИДДСа и предупредили, что дело пахнет крупным дипломатическим скандалом.
Казалось бы, для одного дня плохих вестей вполне достаточно. Так нет же! Бросив на меня испуганный взгляд, Билл добавил, что в приемной сидит Дженни Гудвин из «Гардиан» и требует немедленной встречи со мной.
Помнится, Энни всегда называла Дженни Гудвин своей подругой. Хороша подруга! Журналистам вообще никогда нельзя доверять. Отвратительные хищники, вечно рыскающие в поисках свежатинки!
Бернард устремил на меня взгляд, полный немой мольбы. Да, ему не позавидуешь.
– Что ж, мой долг не оставляет мне выбора! – произнес я голосом Черчилля.
– Не оставляет выбора? – повторил Бернард, глядя на меня, словно загнанный зверь.
Не оставляет, подтвердил я. Ведь моя жена не просила его лгать о цене подарка. Не просила, признал он. Мне, разумеется, понятно, что Бернард действовал из самых лучших побуждений, но оправдать фальсификацию документа невозможно.
Бернард, чуть не плача, возразил, что лично он ничего не фальсифицировал, хотя это уже не суть важно… никому не нужная казуистика.
Беда в том, что я никогда не могу вовремя остановиться. Казалось бы, сказал главное и хватит. Так нет, меня потянуло на нравоучения. Сначала я заявил Бернарду, что не имею морального права допустить, чтобы хоть у кого-нибудь возникла мысль, будто я просил его «устроить» оценку кувшина. Затем довел до сведения сэра Хамфри, что не желаю, чтобы хоть у кого-нибудь возникла мысль, будто я намерен терпеть взяточничество и коррупцию в наших деловых отношениях с другими странами. Сам того не сознавая, я с упорством идиота продолжал рыть себе могилу.
– И если журналистка станет задавать мне прямые вопросы, придется сказать ей всю правду. Исходя из моральных соображений.
Осел! Ведь по совершенно невозмутимому, самоуверенному виду моего постоянного заместителя легко было догадаться: у него припрятан козырной туз. С него он и пошел.
– Вы меня убедили, господин министр. Моральными соображениями следует руководствоваться во всем, абсолютно во всем. Давайте поэтому уточним: кто расскажет прессе о пункте срочной связи – вы или я?
Шантаж! Чудовищно, невероятно, но факт. Вопрос сэра Хамфри не оставлял сомнений: если я свалю вину (которой на мне нет) за кумранскую взятку и за кувшин для розовой воды на него, на Бернарда или на кого-либо еще (если до этого дойдет), он без колебаний отдаст меня на растерзание газетчикам.
Я ошеломленно уставился на Хамфри. И этот человек смеет говорить о моральных соображениях! Лицемер! Подлый шантажист! Ползучий гад!
– Но ведь пункт срочной связи – это совсем другое дело, – попытался я образумить его. – Алкоголь не имеет ничего общего с коррупцией…
Однако сэр Хамфри даже не выслушал меня до конца.
– Господин министр, – заявил он. – Мы обманули кумранцев. Честно говоря, меня до сих пор мучит чувство вины, осознание того, что мы нарушили священные законы ислама в их собственной стране. И рано или поздно придется положа руку на сердце признать, что идея о пункте срочной связи целиком и полностью принадлежала вам.
– Нет, не мне! – в отчаянии выкрикнул я.
– Нет, вам, – хором подтвердили сэр Хамфри и Бернард. Конечно, я мог от всего отказаться, но что стоит слово какого-то политика против слова постоянного заместителя или личного секретаря?!
А сэр Хамфри продолжал давить.
– Сколько за это полагается ударов плетью – пятьдесят или сто? – спросил он у заметно ожившего Бернарда.
Последовала невыносимо томительная пауза. Я лихорадочно обдумывал имеющиеся у меня варианты. Но странное дело: чем больше я над ними думал, тем меньше их оставалось, пока не осталось фактически ни одного. Наконец Билл прервал мои бесплодные размышления, сказав, что журналистку лучше принять поскорее, иначе она такое напишет…
Я безвольно кивнул. «Есть только один способ защиты – нападение! – подумал я. – Это непререкаемый закон, по крайней мере, когда имеешь дело с прессой».
Что ж, мне не привыкать. Уж обращаться с газетчиками-то я как-нибудь научился.
(В те времена роль министра в основном сводилась к тому, чтобы достойно представлять свое министерство перед средствами массовой информации. – Ред.)
Я понял, с кем имею дело, едва она переступила порог кабинета: приятный голос, слегка неряшливый вид, брюки… короче говоря, именно то, чего и следовало ожидать от «Гардиан», – типичная дерганая либералка а-ля Ширли Уильямс.
Пока она суетливо усаживалась на любезно предложенный сэром Хамфри стул, у меня в голове созрела примерная линия поведения: быть обаятельным, сдержанным, а главное – показать свою занятость и отсутствие времени для второстепенных разговоров. С журналистами по-другому просто нельзя, иначе они начинают мнить себя важными персонами или тут же подозревают что-то неладное.
