Дорога в Омаху - Ладлэм Роберт (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗

– Меня зовут Герцог.

– Я – Силвестр.

– Мое имя Марлон.

– А я – Дастин, вы знаете… знаете… Я… Я… я прав… прав… прав?

– Мое прозвище – Телли, Крошка Генерал. Хотите леденчик?

– Вы великолепны все!

– Это какой-то абсурд! – завопил Сайрус, хватая Силвестра и Дастина за отвороты их пиджаков. – Вы, ублюдки, слушайте меня!

– Эй, мой добрый чернокожий друг! – вмешался Роман Зет, мягко похлопывая по широкой спине недавнего своего сокамерника. – Не кричи так, а не то у тебя поднимется давление, парень!

– Черт с ним, с давлением! Я бы хоть сейчас перестрелял всех этих сукиных детей!

– Ну, пилигрим, это же так примитивно! – высказался Герцог. – Видите ли, мистер, мы не одобряем насилия, этого проявления особого состояния ума.

– Состояния чего? – закричал чернокожий наемник.

– Ума, – повторил Герцог. – Фрейд называл подобные явления буйственной экспансией воображения. Мы широко используем это свойство человеческой психики в нашем актерском классе – обычно успешно, разумеется.

– «Разумеется»! – Сайрус отпустил своих не оказывавших ему сопротивления заложников и, опустившись в изнеможении на ближайший стул, пробормотал, пока Роман Зет массировал ему плечи: – Да, я бросаю эту затею!.. Да, я бросаю ее! – И затем, оглядывая сверху широко раскрытыми глазами сгрудившихся перед ним людей, которые и сейчас, когда он сидел, были ростом ниже его, заговорил громко: – Это вы-то «смертоносная шестерка»? Это вы-то та самая антитеррористическая группа «Дельта», о которой слагались песни? Но это же нелепица какая-то!

– В чем-то вы правы, полковник, – произнес Силвестр голосом, поставленным ему в школе драматического искусства при Йельском университете. – Дело в том, что нам никогда не приходилось стрелять из пистолета или из какого-либо другого огнестрельного оружия, как и калечить кого-то, если не считать, скажем, вывихнутого запястья. Или, в крайнем случае, сломанного ребра. Наша работа заключается не в этом, что лучше буквально для всех. Мы просачиваемся в ряды противника и, играя каждый свою роль, выполняем в конце концов поставленную перед нами задачу. Правда, иногда нам приходится и целиться, чтобы припугнуть, но все же чаще мы обзаводимся во время подобных вылазок одним, а то и парочкой друзей.

– Да вы просто сбежали из дурдома! – констатировал Сайрус и тут же добавил тупо: – Если только вы не инопланетяне.

– Вы слишком суровы по отношению к нам, полковник! – запротестовал Телли, обращаясь к наемнику в нормальной, цивилизованной манере, без обычных для него речевых выкрутасов. – Если бы все армии мира состояли из актеров, войны – эти безумные, варварские бойни – можно было бы превратить в искусные представления. При этом стали бы оцениваться как исполнение отдельных ролей, так и массовки… Учитывалось бы все: дикция, убедительность образа, реакция зрительской аудитории…

– И не забывай о костюмах и декорациях, – заметил Марлон. – Для наиболее искушенных в искусстве зрителей имеют значение и такие вещи, как оружие или мизансцена…

– А так же сюжет и его развитие, что, по моему мнению, вполне соответствует такому понятию, как «военная тактика», – дополнил Герцог.

– Не следует приуменьшать и роли режиссера! – выкрикнул сэр Ларри.

– Как и танцев, – добавил Силвестр. – Хореограф должен органично дополнять режиссера при любых обстоятельствах.

– Чудесно! Бесподобно! – воскликнул Генри Ирвинг Саттон. – Должна быть создана специальная международная академия театрального искусства, которая смогла бы оценивать действия вооруженных сил в полевых условиях – на суше, в воздухе и на воде. Естественно, для создания правдоподобия в состав экспертной комиссии должны быть включены и военные консультанты, но их мнение не будет иметь особого значения, поскольку главными при оценке творчества по-прежнему останутся такие показатели, как убедительность, характерность, страстность!..

– Верно, пилигрим!

– Эй, Стелла, он усек саму суть! Все верно!

– Вы… вы… вы… с… с… нами?

– Прошу, умоляю вас, произнесите речь!

– Милый, душка, хотите леденчика?

– Да-да… Нам не нужны гаубицы, чтобы давать жару этим гукам! [161]

– Что?

– Да-да, он прав. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду? Никого не надо убивать. Никто не должен умирать на полях сражений.

– Ы-ы-ы-и-и-и! – взвыл Сайрус, чем наверняка заслужил бы одобрение Ануя, рекомендовавшего в случае чего кричать. – С меня довольно! Я сыт по горло!.. Вы, сэр Генри, дерьмо собачье, были военным… Я слышал, как этот псих Хаукинз говорил, будто бы вы проявили себя в Северной Африке настоящим героем! Так что же с вами случилось теперь?

– Если попросту, полковник, то все солдаты – актеры. Нам страшно, но мы делаем вид, что сам черт нам не брат. Мы сознаем, что в любой миг у нас могут отнять наши драгоценные жизни, но стараемся отвлечься от этой мысли иррациональными рассуждениями вроде того, что главное – овладеть определенным объектом, хотя и понимаем в душе, что объект этот – лишь точка на карте. Возникающая для солдат трудность в бою заключается в том, что им приходится становиться актерами без какой-либо предварительной профессиональной подготовки. Если промокшие насквозь, перемазавшиеся в глине солдаты поймут что к чему, то они будут действовать, как рекомендует Телли: яростно вопя, стрелять поверх голов таких же, как и они, молодых людей, которых они не знают, но с которыми в другое время и при иных обстоятельствах с удовольствием выпили бы в баре.

– Черт бы вас побрал! А как насчет духовных ценностей и веры? Я сражался и по ту, и по эту сторону баррикады, но никогда не шел против своих убеждений.

– В таком случае вы высоконравственный человек, полковник, и я искренне восхищаюсь вами! Хотя, замечу, воевали вы ради денег, что уже само по себе ставит под сомнение ваш постулат о своей принципиальности.

– А эти клоуны за что сражаются?

– Не имею ни малейшего представления, но не думаю, что из-за денег. Насколько я это понимаю, они реализуют свои давнишние театральные амбиции, честолюбивые замыслы. И делают это неортодоксальным путем, и, судя по всему, весьма успешно.

– В чем в чем, а в этом, черт возьми, я отдаю им должное! – согласился Сайрус и обратился к Роману Зет: – Ты все засек?

– Все и всех, мой терпеливый друг.

– Вот и отлично! – Химик-гигант, повернувшись к актерам, остановил свой выбор на Дастине: – Подойди-ка сюда, коротышка! – Миниатюрный лицедей поглядел вопросительно на товарищей. – Поверь мне, малый, я просто хочу поговорить с тобой без свидетелей. Или ты, может быть, полагаешь, будто я со своим другом в состоянии справиться со «смертоносной шестеркой»?

– Я бы, пилигрим, и думать не посмел о том, чтобы справиться не то что со «смертоносной шестеркой», а хотя бы с одним из них, – в данном случае с Дастином. Пусть он и уступает тебе по габаритам, но у него – черный пояс карате. Десятый разряд! А выше не бывает.

– Брось, Герцог! Ты же знаешь, я никогда этим не пользуюсь, если только мы не оказываемся в исключительно сложной ситуации. И тем более ни за что не стал бы применять свои приемы против такого славного парня, как полковник. Он просто в расстроенных чувствах, и я могу его понять… Не беспокойтесь, полковник, я не собираюсь вас калечить. Итак, в чем дело?

Дастин отошел с изумленным Сайрусом в дальний угол номера, к окну. Ночной Бостон буквально тонул в сиянии ярких огней.

– Ты, вероятно, был прав, когда сказал, что я мог бы лишиться права на получение пенсии, – заговорил Сайрус ровным тоном, глядя сверху вниз на низкорослого Дастина. – Я присоединился к новой для меня группе всего несколько дней назад и поэтому не знал, что этот человек – не генерал Хаукинз. Судя по тому, каким я видел генерала по телевизору, сэр Генри очень похож на него и говорит точно так же. И я, естественно, принял сэра Генри за генерала Хаукинза. Я очень признателен тебе, Дастин, за то, что ты раскрыл мне глаза.