Ария князя Игоря, или Наши в Турции - Экслер Алекс (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
— Ты все равно мужской косметикой пользоваться не умеешь, — объяснил Игорь. — Что толку на тебя ее тратить? Кроме того, смыть-то ты смыл, а всякие стягивающие элементы все равно подействовали. Физиономия уже стала относительно приличной, то есть в меру отталкивающей.
— Почему это отталкивающей? — обиделся Сергей, снова пытаясь заглянуть в зеркало, хотя Игорь его тащил за руку к выходу.
— Так это же хорошо, — сказал Игорь. — Это служит нашей великой цели. Помчались на завтрак, сейчас все расскажу.
Сергей после этого перестал сопротивляться, и друзья вышли из номера, направляясь в ресторан…
Завтрак заканчивался. Народу в ресторане было уже совсем мало, и по залу шныряли официанты, убирающие грязную посуду. Ира сидела одна за огромным столом, рассчитанным человек на двенадцать, и грустила. На носу ее красовались огромные солнечные очки, закрывающие половину лица.
— Изображаешь визуальную инсталляцию «одинокая березка»? — весело спросил Игорь, подходя к столу. Ира на это ничего не ответила, а только бросила на Игоря мимолетный взгляд.
— Когда у тебя на носу такие консервы, — заметил Игорь, — мне трудно понять интонацию взгляда. Вот, например, сейчас ты посмотрела жалобно, негодующе, просяще или возмущенно?
Ира снова бросила на Игоря взгляд и опять ничего не сказала.
— Видал, что перед ней стоит? — спросил Игорь Сергея, меняя тему разговора. — Типичный завтрак русского туриста в Турции. Три стакана свежевыжатого апельсинового сока, пять чашек кофе — и через каких-то шесть-восемь часов похмелье почти перестанет давать о себе знать…
Ира и на это ничего не ответила, а только горестно вздохнула.
— Ну ладно, мать! — разозлился Игорь. — Молчание и неидентифицированные взгляды, прерываемые горькими вздохами, мы уже видели, слышали и ощущали. Давай изобрази что-нибудь новенькое. И в конце концов, кто вчера напился? Посмотри на нас! Я — в полном порядке! И даже Серега выглядит в меру отталкивающе. Мать, глянь на парня! Это Серега. Мой старый знакомый. Он выглядит неплохо, не бойся. Вполне в меру отталкивающе.
— Если ты считаешь фразу про отталкивание моего внешнего вида остроумной, — заметил Сергей, — то должен тебя разочаровать. Она только в первый раз звучит более или менее забавно. А во второй и далее — в меру отталкивающе.
— О, — сказал Игорь в восторге. — Серега наконец-то начал острить! Слышь, мать, Серега острить начал. Я, правда, не знаю, с похмелюги это или еще что-то повлияло, но острит, причем удачно — это факт! Полчаса назад меня одарил классным ругательством — хочешь послушать?
Ира снова жалобно вздохнула.
— Мать, ты терзаешь мне сердце, — забеспокоился Игорь, присаживаясь напротив подруги. — Скажи, отчего тебя колбасит? Как тебя от этого избавить? Может, сыру принести? Сыр — антипод колбасы. Минус на минус дает плюс. Сыр на колбасу — бутерброд счастья.
Ира вместо ответа сняла очки. Игорь присвистнул. Вид у подруги был достаточно плачевный.
— Слышь, Серег, — сказал Игорь приятелю. — Так это не мы вчера напились. Это наши подруги вчера назвездонились, потеряв в результате сегодня человеческий облик.
— Это все ты виноват, — сказала Ира. Голос у нее был очень хриплый. — Все кричал про подогретый коньяк, как какой-нибудь паршивый сомелье. Это твой подогретый коньяк нас и срубил. От холодного коньяка у меня наутро голова никогда не болит. В жизни больше тебя не послушаю.
— Интересно, — возмутился Игорь. — Это меня же и виноватым сделали! Они сами мешали холодный и подогретый коньяк, терзая свой организм, а теперь я же и виноват! Ну ничего себе!
— Кстати, — сказала Ира. — Серег, а где Лена?
— Здрасте, — теперь возмутился Сергей. — Она же с тобой вчера спать пошла!
— Она со мной не спать пошла, а со мной в отель пошла, — заметила Ира.
— Да, подтверждаю, — сказал Игорь. — Когда я вернулся в номер, Ирка в кровати была одна. Вроде…
— Именно, — сказала Ира. — Ты же вообще заснул в прихожей на банкетке. Я могла хоть втроем в кровати лежать — ничего бы ты и не заметил… Кстати! А с чего это вы, друзья, вчера так нализались?
— Кто бы спрашивал, — фыркнул Игорь. — Посмотри на себя — и посмотри на нас. Сравнение говорит само за себя. Где ты — и где мы! Где твой вид — и где наш вид!
— Ладно, — сказал Сергей. — Я пошел добыть что-нибудь на завтрак, пока все не убрали.
— И мне что-нибудь принеси, — попросил Игорь.
— Нет уж, дорогой, — твердо сказал Сергей. — Чтобы тебе притащить стандартный набор еды, нужно с собой брать минимум две огромные бельевые корзины. В руках это унести сможет только какой-нибудь шестирукий Серафим.
— Он был шестикрылый, — заметил Игорь.
— Тем более, — продолжал стоять на своем Сергей. — Даже при наличии такого количества крыльев он бы не взлетел с подобным багажом. Разбился бы к черту, точно тебе говорю.
— Короче, — спросил Игорь, — что ты от меня хочешь?
— Пошли со мной, — сказал Сергей. — Сам набирай свой завтрак. Я это все просто не дотащу.
— Ирка, хватит уже сидеть и кукситься, — скомандовал Игорь подруге. — Я тебе халтурку нашел для развлечения. Пошли со мной вместо тягловой лошадки — фураж подтаскивать. Заодно и развлечешься.
— Пользуешься тем, что я сейчас не в состоянии в тебя ничем запустить? — спросила Ира, снова надевая очки.
— Ага, — сказал Игорь и, страшно довольный собой, отправился с Сергеем за провиантом…
— При похмельном синдроме поесть — самое главное, — важно сказал Игорь, после того как они вернулись, нагруженные тарелками со снедью, и сели за стол.
— А почему именно при похмельном синдроме? — заинтересовался Сергей. — Я всегда думал, что поесть — самое главное в любом случае.
— Не в любом, друг мой, не в любом, — сказал Игорь, налегая на дымящийся омлет. — Когда у человека светлый и радостный похмельный синдром, он мало что может делать с должной эффективностью. Но зато если он хорошо поест чего-нибудь горяченького, треснет чего-нибудь молочно-кисленького и запьет это все горячим кофеечком — ну тогда он снова воспрянет к жизни и будет способен ощущать ее во всем многообразии, а не в узких рамках экзистенциального вопроса: «Зачем же мы вчера так нажрались?»
— Игги, я тебя умоляю, — поморщился Сергей. — Не употребляй таких мудреных слов, когда мы в подобном состоянии. А то у меня организм этого может не выдержать и произойдет какая-нибудь неприятность. Тем более что ты наверняка употребляешь эти слова только из-за красивого звучания. Ты и сам толком не понимаешь, что именно они означают.
— Что-о-о-о? — оскорбился Игорь. — Это я-то их употребляю только из-за красивого звучания? Молчал бы уж, валенок. Я тут стараюсь, выдаю немыслимо красивые фразы, от которых даже сам прихожу в восторг, а что в ответ? Одно тупое мычание: «Игги, не надо таких красивых слов, а то меня стошнит». Куда я попал, вообще? Кто меня окружает?
— Я думала, — заметила Ира, тяжело вздыхая, — что он с тяжелого похмелья станет похожим на обычного, нормального человека. И что? Ни черта! Облом по полной программе. Его еще дальше заносит, чем всегда.
— Мать, ты вообще не встревай, когда пацаны базарят о своем, экзистенциальном, — решительно заявил Игорь.
— Так я не спорю с тем, — продолжил свою мысль Сергей, — что звучит это все вполне внушительно. Но, на мой взгляд, фразы не имеют никакого смысла.
— Что не имеет никакого смысла? — поинтересовался Игорь.
— Ну, например, фраза «экзистенциальный вопрос — зачем мы так напились», — объяснил Сергей. — Слово «экзистенциальный» ты сюда добавил исключительно ради красоты.
— А ты знаешь, что означает слово «экзистенциальный»? — спокойно спросил Игорь.
— Ну, — задумался Сергей, — это направление такое. В литературе.
— Хорошо хоть не в живописи, — ответил Игорь. — А что оно означает?
— Наверняка — фигню какую-то, — решительно сказал Сергей. — Жан-Поль Сартр этот экзистенциализм все литературил — точно помню. Ему выдали нобелевку, а Сартр за ней экзистенциально не пошел. Но когда у него через годик приступ экзистенциальности прошел, он вдруг решил нобелевку забрать — просто потому, что деньги понадобились. Позвонил и спросил, не может ли он получить деньгами. Но его, понятное дело, послали. О, я понял! Экзистенциализм — это нечто вроде тяжелого похмельного синдрома. Только длится он не половину дня, а несколько лет. У некоторых — всю жизнь. Всю их непростую экзистенциальную жизнь.
