Вдруг откуда ни возьмись - Задорнов Михаил Николаевич (книга регистрации .txt) 📗
1990 год
Великая страна с непредсказуемым прошлым
Что хочут то и делают!
Новый директор был суров. Так говорили все. В первый же день он вызвал меня к себе и, прямо глядя в глаза, спросил:
– Вы там, в вашем отделе, перевыполнить план на 150 процентов могёте или не могёте?
Я замялся. Дело не в том, что нам было трудно перевыполнить наш план. Мы могли его перевыполнить и на 100, и на 300, и на 800 процентов. Но я не знал, как мне выразить свое согласие словами. Вопрос был задан так, что отвечать на него надо было полно. Но ответить «можем» – означало указать новому шефу на его безграмотность. А ответить «могём» у меня не поворачивался язык.
– Ну что же вы молчите? – строго переспросил шеф. – Могёте или не могёте?
– Да! – ответил я.
– Что – да? – рассердился он. – Я вас конкретно спрашиваю, и вы конкретно отвечайте: могёте или не могёте?
– Конечно! – ответил я.
– Что значит «конечно»? – чуть не закричал он. – Отвечайте прямо, не виляйте! В последний раз спрашиваю... Могёте или не могёте?
Я собрался с духом и уверенно ответил:
– Могём!
– Тогда, – успокоился он, – ступайте к себе в отдел и получите согласие масс, мол: «Да, перевыполнить план на 150 процентов мы могём!» Я вернулся в отдел, собрал всех и неуверенно начал:
– Товарищи! Я собрал вас здесь, чтобы выяснить существенно важный вопрос. Как вы считаете... перевыполнить план на 150 процентов... мы с вами могём или не могём?
В комнате наступила тишина. Я опустил глаза и ждал. Первым, как всегда, нашелся единственный в нашем отделе профессор – Громов.
– Конечно, могём... – грустно вздохнул он.
А на следующий день в стенгазете предприятия появилась заметка нашего культорга под названием «Мы все могём!».
За неделю на призыв откликнулись и остальные отделы. А через два дня перед главным входом предприятия появился красочный плакат: «Могём перевыполнить план на 250 процентов!»
За полгода в движение включились все предприятия города. И точно такие же плакаты появились на железнодорожном вокзале и в аэропорту. А вскоре и диктор по телевидению объявил, что «к новому движению подключились и остальные города страны, потому что наши трудящиеся все можут!»
Поскольку на телевидении дикторы всегда говорят правильно, ученые-филологи тут же занесли новые формы слова в словарь современного русского языка.
С тех пор новый директор несколько раз вызывал меня к себе. И наш отдел всегда в таких случаях выступал зачинщиком все новых и новых движений. Не раз включались мы и в движения, начатые на других предприятиях.
Однажды жена вернулась домой, тяжело опустилась в кресло и, грустно вздохнув, сказала:
– Устала я, Петь. И больше так и не можу, и не хочу.
– Чего не могёшь и чего не хотишь? – переспросил я.
– Завтра кросс, – ответила она. – Всем отделом бегим!
– Бегите бегмя? – переспросил я.
– В том-то и дело, что бегмя бегим! – посетовала она.
В это время из магазина пришла дочь и сказала:
– Я достала творог. Куда покласть? Тама или тута?
– Поклади здеся! – отвечала жена.
– Поклала, – сказала дочь.
– Как много тебе продавщица творогу положила?! – удивился я.
– Не положила, – как филолог поправила меня жена, – а наложила.
Неожиданно у меня появилось ощущение, что мы все неправильно говорим. Но... Я заглянул в новенький, купленный недавно литературный словарь и обнаружил, что говорим мы, согласно новому словарю, совершенно верно.
«Ну надо же! Что хочут, то и делают!» – подумал я неизвестно про кого, махнул рукой на все и включил телевизор. Мне ответила молодая самодеятельная певица. Она пела известную песню Аллы Пугачевой на новый лад: «Все можут короли!»
1978 год
Задание выполнено!
(Детективная история в трех частях)
Я агент иностранной разведки Джон Кайф. Родиля по заданию ЦРУ. В совершенстве владею четырнадцатью языками, телепатией, йогой, каратэ, самбо, борьбой нанайских мальчиков, дзю-до и дзю-после... Умею соблазнять женщин на расстоянии. Фотографирую левым глазом, а правым проявляю микропленки. Плевками сбиваю вертолеты и тушу пожары. Стреляю из любой пуговицы, причем из всех четырех дырок сразу. Усилием воли могу вызывать землетрясения, цунами и такси.
Меня шестнадцать раз расстреливали, тридцать два раза топили в Атлантическом океане. Я выкрал одиннадцать президентов. Сорок семь пограничных собак загрыз насмерть. Тридцати трем шахам с их гаремами наставил рога.
Но вот год назад я получил свое главное и, к сожалению, последнее задание!
Я должен был: незаметно проникнуть на территорию СССР, пересесть на трамвай и, устроившись под видом молодого специалиста, выведать, сколько человек работают и что выпускают в научно-исследовательском институте НИИВТОРСЫРЧЕРТМЕТБРЕДБРАК– МРАКСНАБСТЫДСБЫТЗАГРАНПОСТАВКА.
Благодаря отлично оформленным документам я действительно быстро устроился на работу. И пока первой моей потерей были лишь самострельные пуговицы, которые мне сразу же оторвали в трамвае.
А вот дальше началось нечто непонятное.
Первую неделю мне как молодому специалисту не поручали никакой работы. Тогда я сам потихоньку начал расспрашивать служащих о том, что они проектируют. Но они лишь пожимали плечами и переспрашивали: «Тебе-то зачем? Шпион, что ли?»
Это меня насторожило. Тогда, чтобы не вызывать лишних подозрений, я решил воспользоваться телепатией и перехватить мысли главного инженера. Но он весь день разгадывал кроссворд и мучительно думал, что за птица из пяти букв, которая живет в Южной Баварии, яиц не несет, а из них выводится. Причем думал он так напряженно, что сеанс закончился перенапряжением моего мозгового телепатического центра и я навсегда потерял способность к телепатии. Хотя точно знал, что эта птица – петух! От отчаяния стал ходить по комнатам: хотел посчитать служащих; но это оказалось бесполезным, потому что все остальные служащие тоже ходили по комнатам, и к вечеру я их насчитал до восьмидесяти тысяч. Тут я был встречен начальником своего отдела, который вдруг сказал:
– Хватит без толку шляться по коридорам! Пора заниматься делом! Завтра поедешь на картошку!
Я спросил, что это значит: «поедешь на картошку»? Он на меня очень удивленно посмотрел и переспросил:
– Ты придурок или из Америки приехал?
Я так испугался, что сразу сказал:
– Я – придурок!
И срочно связался с шефом, который меня успокоил. Он объяснил, что «поехать на картошку» в СССР условно обозначает сельскохозяйственные работы, во время которых колхозники помогают работникам умственного труда собирать урожай.
Поскольку, учась в разведшколе, я ни разу на «картошку» не ездил, я очень боялся, что мое неумение обращаться с ней вызовет подозрение у тех, кто обучался этому много лет в различных высших учебных заведениях. Поэтому я очень старался, работал без перекуров, за что в первый же день был избит коллегами по полю. Их было пятнадцать человек. Я хотел применить против них семь приемов «моаши» и восемь «йока-гири», но не успел... Как только я встал в боевую стойку, тут же сзади ко мне был применен неизвестный прием, который один из нападавших назвал «рессора от трактора „Беларусь“. С тех пор я стал прихрамывать на обе ноги, перестал владеть приемами каратэ, начал трясти головой и навсегда позабыл „морзянку“.
По окончании сельскохозяйственных работ я снова не смог приступить к выполнению задания, потому что меня тут же послали на строительство институтской подшефной недостройки, где я проработал два с лишним месяца вторым исполняющим обязанности третьего ученика четвертого мастера по укладке кирпичей шестого сорта со Знаком качества.
Невероятным усилием воли я взял себя в руки и даже попытался, не тратя понапрасну время, выяснить секрет новой бетономешалки с программным управлением и сложнейшей коммутационной перфокартой. Я спросил мастера-наладчика о порядке ее работы, на что он мне ответил:
