Мэри Поппинс для квартета (СИ) - Тур Тереза (книги TXT) 📗
На Ивана только рявкнули и махнули. Певец развел руками и кивнул в сторону желтой машинки и постаравшейся в ней спрятаться девице. Томбасов смерил ее убойным взглядом. Красавица вообще погрустнела.
Томбасов посмотрел видеорегистратор, что-то еще сказал Ивану. Не сильно приятное, судя по лицу бизнесмена и его артикуляции. Но судя по тому, как расслабились у всей четверки плечи, то обошлось.
Осталось только придумать, куда деть мои глупые слезы, которые кипели на глазах — и никак не хотели уходить. Ну, ни в какую.
Я себе уже и пожалела. И разрешила поплакать — иногда помогало, чтобы выплеснуть эмоции и резко успокоиться. И выпила пару таблеток корвалола — не то, чтобы я чувствовала себя нехорошо. Так, уже просто на всякий случай. Но…
Кап-кап-кап…
ТЬФУ!!!
Потом я на себя позлилась. «Ты — наемный сотрудник, работающий с парнями первую неделю. Пусть ты добилась определенных результатов, однако — это не твои друзья. Это не твои близкие люди. Это — те, кто тебя нанял. И чего ты ждала?»
Но сердце упорно кричала: «Не этого». И плакало.
Тут я увидела, что к кофейне, где я обосновалась, направляется Томбасов. Вот и с чего? Ехал бы по своим делам, а.
— Как ты? — спросил он, врываясь в помещение. И вроде бы и дверью не хлопнул, и тихо спросил, лишь подойдя ко мне, а такое у всех ощущение, что смерч налетел. Стихийное бедствие устало опустилось на стул напротив меня. И уставился, похоже, ожидая, что я кинусь ему в объятия.
Что происходит в этом мире и его окрестностях?!
— Нормально, — только и ответила я.
— Мне не нравится твое состояние, поедем к врачу.
— Я не поеду к врачу. Потому как здорова. Я хочу забрать дочь и познакомится с тренером, куда мы и ехали, когда эта мадмазель на нас налетела.
— Маша на тренировке?
Кивнула.
— Ты плачешь, — голос у него стал ниже. Он протянул руку и коснулся моей мокрой щеки.
У меня возникло желание. Огромное, оно просто захватило меня, накрыв как цунами. Я часто читала про предающее тело. Вот и мне пришлось испытать это на себе. Как же мне захотелось схватить сахарницу и надеть вот на эту темную голову… Прямо в голове помутилось. Правда, в следующее мгновение нестерпимо захотелось прижаться к руке, что гладила меня по щеке, чуть прикасалась к волосам… Закрыть глаза и снова почувствовать вкус его поцелуя.
Но мозги — превыше всего. Поэтому я просто отстранилась и проговорила:
— Раздергалась, не больше.
— Олеся, я…
Подняла ладони, загораживаясь:
— Не надо. Пожалуйста.
Если он сейчас начнет объясняться и извиняться, что, наверное, еще хуже, то я устрою некрасивую бабскую истерику. Может, разобью чашку с блюдцем. И потому себя буду поедом есть за это. А зачем оно мне? Себя любить надо — больше же некому.
Томбасов замолчал. Смотрел на меня долгим и странным, испытывающим взглядом. В ответ я уставилась в окно, уговаривая себя успокоиться. Как там у нас в «Острове Сокровищ»? «Деньги-деньги-дребеденьги, позааабыв покой и лень. Делай деньги, делай деньги, а остальное все дребедень!» Пора. Вот пора уже повзрослеть и понять, что твое доброе отношение к людям важно только лишь в том объеме, в котором помогает обеспечить выполнение поставленных задач.
А для всего остального есть Машка, мама и Клео. Больше никто не достоин. Все.
И вот стоило мне настроится на злобу к людям, нет, я понимаю, что не совсем справедливую, как слезы высохли. Или это корвалол наконец подействовал.
Томбасов вздохнул и тихо проговорил:
— Поехали, заберем Машу. А то она будет волноваться.
Хотела было предложить, чтобы меня отвез Вадим, чтобы его императорство не беспокоить, но посмотрела в сумрачные темные глаза, коснулась взглядом твердых, жестко очерченных губ — сладких, каких же, черт возьми, сладких. Приказала себе об этом не думать. Ну, поцеловались на нервах, ну, с кем не бывает… Со мной не бывает… не бывало. До сегодняшнего дня.
Стоп, Олеся!!! Быстро скажи:
— Спасибо, Олег Викторович.
Он поморщился:
— А с боевой четверкой клоунов, я смотрю, вы уже на «ты».
— Аккурат с этой аварии, — я только сейчас сообразила, что мы с Иваном и Сергеем как-то убрали «вы» из нашего общения. Чего, честно говоря, я делать была не намерена.
— Может, и нам с вами на брудершафт выпить, раз уж…
Это он мне сейчас так «изящно» намекает на то, что мы с ним целовались?
Я отвернулась и с еще большим интересом стала рассматривать то, что происходило на улице. Подъехали ДПСники. Иван им показывал регистратор, остальные парни изображали группу поддержки, барышня не выходила из красивой желтой машинки, какой-то парень, подъехавший к ней на помощь, так зыркнул на бедняжку… В общем, как Томбасов на Ивана в первый момент. Четверо певцов, плечо к плечу о чем-то быстро переговаривались. Вслух, кстати. Иван жестикулировал больше всех, Артур чему-то устало улыбался, Сергей дирижировал сам себе, в чем-то убеждая остальных. Лев кусал губы — и злился. Любопытно. На кого.
— Поедем? — спросила я, не глядя на бизнесмена. Ну, хочется ему побыть почти человеком, спуститься с Олимпа и совершить рыцарский подвиг, на кой-то черт — пусть совершает. Не говоря о том, что целуется он просто божественно. Что правда, то правда.
Мы вышли из кофейни. Томбасов протянул руку и ему отдали ключи. Охранники посмотрели на его с нескрываемым раздражением. Он замечательно проигнорировал это недовольство. Осталось надеяться, что он знает, куда ехать. А то заберем мы Машку, перепугается еще, пока мы плутать будем. Он распахнула передо мной дверцу машины. Я поймала на себе изумленные взгляды двух крещендовцев. Злобный — Льва. А вот Сергей широко улыбнулся. Вид у него при этом было донельзя довольный. И вот, спрашивается, с чего?!
Томбасов обошел машину, сел. Поправил зеркало, посмотрел на меня, коснулся плеча:
— С тобой точно все в порядке?
Нет. Я не буду устраивать скандала. Я натравлю на него Клеопатру. Он что — издевается что ли?
— Со мной все в порядке.
Хотя, судя по тому, как его скорчило от моего замечательного, «специального», металлического тона, до вроде бы начало доходить. Вопрос только — что.
— Вам говорили, — о! как он изумительно ехидно подчеркнул это «вам», — что у вас ужасный характер, Олеся Владимировна. И главное, не понять. To, что нормального человека вводит в ступор и истерику, вызвало у вас только желание защитить Ивана. А вот остальное, что… обычно нравится… привело в какое-то странное состояние, объяснить себе которое я не могу.
«Ой, можно подумать, я могу!» — возмутилась я про себя.
— Могу я спросить: по крайней мере, это не было неприятно?
— Не было, — ответила я чистую правду.
— Тогда — почему?
— Не знаю, — растерянно ответила я. И поняла, что слезы снова закипели у меня на глазах.
18-2
Невнятное ругательство, он перестраивается, не обращая внимание на истерическое гудение сзади, прижимается к обочине, ударяет по аварийке.
— Олеся, — мои руки в его, горячих, больших, сильных. Он обнимает, крепко, надежно. — Олеся…
Я на мгновение замираю. Слышу свой вздох, понимаю, что тянусь к его губам. Он беззвучно ликующе смеется. И обрушивается на меня.
Честно говоря, после развода я поставила крест на своей личной жизни. Потому что допускать кого-то близко, допускать в сердце- а потом переживать снова… Нет-нет. Плавали, знаем. В одиночестве спокойнее. Не надо рвать сердце. Да и устроить все лишь по твоему желанию, ни под кого не подстраиваясь — в этом есть определенная прелесть.
И на все предложения моих подруг: «Тебе бы мужика завести», — я отвечала только ироничным хмыканием. Ну, ладно кошку — та хотя бы совершенна. А мужчину зачем? Не говоря о том, что чертовски много надо готовить.
Но тут…
С мужчиной, которого я, по сути, знать не знаю… Который решил все сам — толком не поставив меня в известность.
С ним было, как со стихийным бедствием. Я ощущала себя в центре цунами, захваченная в вихрь удовольствия, ненасытности и дикой, невероятной страсти.
