Архангельские новеллы - Шергин Борис Викторович (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Иванко жену зажалел:
— Акулина, не реви, слушай, что муж надумал. Давай выбросим свиней соседу, а промену спросим улей пчел. Поставим улей на солнышке позади дома — да и печаль вся. Пчел ни в поле гонять, ни дома кормить. Сами слетают, сами наедятся.
Акуля только ладошками оплескала:
— Верно, Ваничка! Заживем теперь — одна рука в меду, другая в патоке.
Сосед на мену согласен. Со всем удовольствием свиней схватил.
Зажили теперь Акуля да Тетеря. Муж зевать, жена спать. А пчелы свое дело правят, мед в улей носят.
Осенью молодые хозяева набрали горшок меду. В радости дождавшись, даже есть не стали, поместили на полку от воров. Акуля около своей кровати и метлу поставила, чтобы, не вставая с постели, мух гонять.
Как-то разболтались Акуля да Тетеря. Муж говорит:
— съедим мед и не будет ничего. По-моему, лучше сменять его на гуся с гусенком.
Жена говорит: т
— Ну-к что ж. Сменяем, пожалуй... Только уж не раньше, как у нас дочка или сын родится. Они и пасти этого гуся с гусенком будут. А я больше не караульщица. У меня и здоровье не то, и воспитание не такое.
Муж отвечает:
— Держи карман шире! Станут нынешние дети родителей слушать... Попробуй, пошли своих сыночков гусей пасти, дак они тебе зараз трижды девять кукишей подставят.
Акуля даже с постели упала:
— Меня?! Меня мои дети не послушают?! Да я как возьму палку да начну по головам хрястать!..
Она схватила метлу и так шва'ркнула о стену, что полка полетела па Акулю, а горшок с медом на Тетерю.
С этого перепугу Акуля да Тетеря сутки без движения лежали, другие сутки черепки облизывали и слезами их омывали.
Однако нет худа без добра.
Меду лишились — это верно, зато гуся с гусенком самим пасти не надо, и от детей неприятностей не получишь.
Однако в деревне жить нечем стало. Ваня Тетеря в город уехал, нанялся в ботанический сад караулить финикову пальму. Акуля зиму одна жила. К лету получила телеграмму — Ваня едет домой. Забегала, засуетилась, чем бы угостить: хозяин мало не год дома не был.
— Ах, Ваня коклеты любит!... — стала жарить...
— Ах, Ваня уксус любит! — в каждо место уксус льет...
Побежала в погреб, кран у бочонка отворила... Ахти, коклетка сгорит! Побежала. Выложила котлету на стол, вспомнила:
— Ахти мне! Кран забыла завернуть, уксус выбежит.
Прилетела в погреб — уксус вытек. Лужа на весь пол...
— Ох, Ваня меня забранит, что сырость развела.
Схватила мешок муки, давай пол засыпать.
— Вот хорошо, сухо теперь, приятно... Охти мне! Кошка коклету съест!
Прибежала в избу, а котлеты уже нет, котенок съел. Вот так нахозяйничала. Ни котлеты, ни уксусу, ни муки...
К счастью, Ваня приехал домой такой веселый:
— Ну, Акуля, я денег много заработал, теперь хозяйство с тобой будем подымать...
А она думает: какие же это деньги — бумажки. Деньги бывают золоты. Отдохнул Ваня и собрался на базар.
— До свиданья, Акуля, я по хозяйству отправился.
Кредитки спрятал в сундук:
— Ты посматривай!
Сидит Акуля под окном, а мимо горшечник едет. Увидел Акулю, кричит:
— Эй, краля, горшков не надо ли...
Краля засуетилась:
— Надо горшки, надо! Да ведь ты дорого возьмешь.
— Неуж денег нет?
— Есть, да худы, не золоты, а бумажны.
— Давай сюда.
Акуля принесла мужнев бумажник, горшечник положил его себе за пазуху и говорит:
— Бумажки мои, а посуда твоя. Свалил горшки с воза и уехал.
Ваня вернулся, видит — вся изба горшками улиминована...
— Акулина, это что?..
— Посуда.
— Откуда?
— Купила.
— Где деньги взяла?...
— Не деньги, а твои бумажки отдала.
— Ох, Акулина! Ты меня разорила! Ограбил тебя торговец. Думал годик дома пожить. Придется теперь обоим итти финикову пальму караулить.
Акуля в дорогу собралась, хлеба в котомочку положила и давай дверь с петел снимать.
— Акулина, куда ты с дверью?
— На, может в чистом поле или в пустом лесу ночевать придется, да чтобы своей дверью не запереться...
Идут, Акуля двери прет. К ночи в лес зашли.
Иванко говорит:
— Жена, здесь от зверя не безопасно. Надо на сосну лезть ночевать.
Он на сосну лезет и Акуля за ним с дверью пыхтит, мостится. Кое-как она угнездилась на сучьях, лежа на двери, задремала. И аккурат горшечник, который деньги выманил, по пути домой проезжал этим лесом. Наехал на сосну, где Акуля с дверью ночевала, и сдумал тут свою добычу подсчитать...
Акуля слышит—под сосной кто-то вслух считает: "пять рублей, шесть рублей", захотела поглядеть. Нагнулась, опрокинулась, да с дверью вниз и полетела, загремела... Горшечник в ужасти подскочил на сажень кверху, пал на коня и палил до дому без памяти. И кошель с Ваниным жалованьем забыл. Ваня подсчитал, — все цело. И пошел с женой на радостях домой, хозяйствовать.
Не то год, не то два хозяйничали в деревне Ваня да Акуля. Опять дожили до ручки, угребли в город. Тетеря опять выпросился в ботанический сад вместе с женой наблюдать финикову пальму. Пальма вымахала теперь выше облак. Ну, это все видали на открытках. Однажды Тетеря, начитавшись газет, сообразил:
— Сползаю я по моей пальмы ввысь, побью мировой рекорд.
Взял градусник, бутерброт, бутылку ситро, поплевал в ладошки и поехал. В таки высши сферы залез, что и аэропланы ниже его, и воздух стал фиолетовый, и мороз градусов сорок. Ванька струмент посмотрел, — шесть тысяч метров. Сделал зарубку, прокричал трижды "ура", закусил и стал делать посадку вниз, механически записывая наблюдения.
Дома говорит жене:
— Акуля, полезем в безвоздушно пространство?
— Без кислородного прибора?! Нако, выкуси!
— Дура, мы хоть тысячи на три. Тамотки хоть го'ла сиди. Нас на картинку снимут. Только обедать тебе сейчас не дам. Ты восемь пудов до обеда тянешь, а как пообедаешь, дак и гирь не достанешь.
Посадил Акулю в мешок, взял мешок в зубы и поехал вверх на пальму подобно таракану. Едут час и полтора, Акулюшка, сидя в мешке, вела дневник, но вскоре заскучала:
— Ванька, я вылезу температуру смерять?!
Ему зубов разнять нельзя, у него мешок с женкой в зубах. Он ни гу-гу.
Акулю горе берет:
— Ванька, я пенсне в черепаховой оправе уронила. Опушайся!
Наш герой не сдается. Думает: еще сотня метров и финиш. А выговорить нельзя, мешок в зубах. Только мычит:
— Угу!
Акулинино терпенье лопнуло:
— У меня живот заболел!
Вапька забылся да и гаркнул:
— Ага!
Рот раскрыл, мешок и выпал. Акуля парашют распустить не поспела, грянула сквозь облаки, только пыль столбом...
Иванко сделал вынужденную посадку в крапиву, а где Акулюшка упала, образовалась колоссальная воронка, как от падения крупного снаряда.
Ну, так ли, эдак ли, а надо поминки править. Иванушко приготовил легкий закусон на двенадцать персон и пошел в контору добывать плачею для завывания во время обеда на тему прискорбного случая. Пришел в контору, а встречу медведь.
— Тетеря, куда?
— Супруга убилась. Кто бы про это на обеде повопел?
— Я по радио реветь мастер.
— Извиняюсь, не слыхал.
— Съимпровизируем в лучшем виде. Слушай.
— Ррр... Акулинка! Убил тебя, Тетеря-рря-рря-рря!!!
Ванька чуть не оглох, замахался на медведя. А сбоку волк подъехал.
— В чем дело, любезный?
— Певчего ищу, выполнить арию про Акулюшку.
— А какие условия?
— А вы на какой глас поете?
— О-о-у-у! баба-а-а, убил тебя му-у-у-ж-ж-ж!
— Извиняюсь, не подойдете! Аж мороз по коже...
Тут из детского вещания выскочил заяц.
— Здрасте, я мастер эстрады!
— Вы как поете?
— А "пык-пык"!
