Жуков. Мастер побед или кровавый палач? - Громов Алекс Бертран (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
Учения и учеба
Свой образовательный уровень Жуков, будучи уже командиром полка, оценивал весьма критически: «…в 26 лет командуя кавалерийским полком, что я имел в своем жизненном багаже? В старой царской армии окончил унтер-офицерскую учебную команду, в Красной Армии – кавалерийские курсы красных командиров. Вот и все. Правда, после окончания гражданской войны усиленно изучал всевозможную военную литературу, особенно книги по вопросам тактики.
В практических делах я тогда чувствовал себя сильнее, чем в вопросах теории, так как получил неплохую подготовку еще во время Первой мировой войны. Хорошо знал методику боевой подготовки и увлекался ею. В области же теории понимал, что отстаю от тех требований, которые сама жизнь предъявляет мне, как командиру полка. Размышляя, пришел к выводу: не теряя времени, надо упорно учиться. Ну, а как же полк, которому надо уделять двенадцать часов в сутки, чтобы везде и всюду успеть? Выход был один: прибавить к общему рабочему распорядку дня еще три-четыре часа на самостоятельную учебу, а что касается сна, отдыха – ничего, отдохнем тогда, когда наберемся знаний».
Руководство, судя по всему, тоже задумывалось об обучении молодых командиров. В конце июля 1924 года Георгия Жукова вызвал к себе командир дивизии Г. Д. Гай. Начальник дотошно расспросил будущего маршала о том, как тот повышает свой образовательный уровень. Жуков отвечал, что изучает материалы, посвященные военным операциям Первой мировой войны. Гай заключил, что этого недостаточно, и приказал готовиться к поступлению в Высшую кавалерийскую школу, находившуюся в Ленинграде.
Жуков, как он вспоминал впоследствии, пообещал оправдать доверие и немедленно «сел за учебники, уставы и наставления». Однако последовавшие вскоре экзамены оказались легче, чем он ожидал. Однокурсниками Жукова стали Рокоссовский, Баграмян, Еременко и другие будущие советские военачальники.
Высшая кавалерийская школа в Ленинграде
«Учебная нагрузка была очень велика, – вспоминал Жуков. – Приходилось после лекций много заниматься самостоятельно. Теперь, на склоне лет, порой удивляешься тогдашней выносливости и фанатическому упорству… Часто у нас устраивались конноспортивные соревнования, на которых всегда бывало много ленинградцев. Особой популярностью пользовалась наша фигурная езда, конкур-иппик и владение холодным оружием, а летом гладкие скачки и стипль-чез. Во всех этих состязаниях непременными участниками были мы с К. К. Рокоссовским, М. И. Савельевым, И. X. Баграмяном, Рыбалко, Тантлевским, Тросковым, Никитиным, Синяковым (к сожалению, не помню их имен) и другими…»
Нашлось и немало любителей фехтования на саблях, охотно тративших на тренировки даже свободное личное время. Были в программе обучения и занятия по преодолению водных препятствий. Иногда они заканчивались курьезами.
«Припоминаю один забавный случай во время учений на реке Волхов. Когда закончились занятия, слушатель нашего отделения командир 42-го кавполка Михаил Савельев, желая блеснуть кавалерийской удалью, предложил показать технику переправы, стоя на седле, чтобы не замочить обмундирования и снаряжения.
Начальство согласилось, но дало указание на всякий случай держать на реке пару лодок для страховки. Перекинув стремена через седло, Савельев смело въехал в реку. Лошадь, пройдя мель, поплыла, а всадник уверенно стоял на седле, держась за трензельные поводья. Вначале все шло хорошо, но примерно на середине реки лошадь, видимо, утомившись, стала волноваться. И как ни балансировал на седле всадник, он все же полетел вниз головой и скрылся под водой. Если бы не страховочные лодки, быть беде. Лошадь одна выплыла на берег, а вскоре причалила лодка с Савельевым, с которого ручьями стекала вода. Конечно, его встретили громким смехом и шутками, но ему-то было не до смеха – с переправой осрамился да еще в воде сапоги потерял. Они у него во время переправы были перекинуты через шею. Так и пришлось до казармы ехать в одних носках…»
Конный пробег из Ленинграда в Минск
По окончании курсов выпускники Жуков, Савельев и командир эскадрона 37-го Астраханского полка Рыбалкин решили вернуться к месту службы в Минск не поездом, а на лошадях. Предстояло пройти 963 км по полевым дорогам. Маршрут намеченного пробега проходил через Витебск, Оршу, Борисов и составлял свыше 900 км по проселочным дорогам. Руководство идею одобрило, но помочь ничем не могло, заботиться о питании, как для себя, так и для коней участникам пробега предстояло самостоятельно. Однако кавалеристы не отступились от задуманного. Предполагалось одолеть дистанцию за семь суток.
Подобные пробеги не проводились в мире еще ни разу, поэтому участники надеялись, если повезет, установить новый советский рекорд.
«Двинувшись в путь-дорогу, мы решили идти переменным аллюром, то есть шаг рысь, и изредка применять галоп. В первый день мы прошли меньше, чем планировали, на 10 километров, так как чувствовалось, что лошади устали, да к тому же захромала моя лошадь, чистокровная кобылица Дира: ей было уже 12 лет, а для лошади это преклонный возраст.
Мы порядком устали, хотелось скорее отдохнуть. Крестьяне встретили нас радушно: накормили нас как следует, покормили лошадей.
Утро для меня началось неудачно – лошадь все еще хромала. Залив воском прокол и забинтовав копыто, я решил провести Диру в поводу. К счастью, скоро лошадь перестала прихрамывать. Сел верхом. Нет, ничего, не хромает. Пошел рысью – хорошо. Чтобы уменьшить нагрузку на правую больную ногу, решил идти дальше только шагом и галопом с левой ноги».
На седьмой день, как и рассчитывали, участники пробега достигли Минска, где уже на окраине их встречали толпы восторженных зрителей с флагами и транспарантами. Чтобы продемонстрировать, что силы еще остались, последний участок пути преодолели галопом и торжественно доложили начальнику гарнизона и председателю горсовета о завершении пробега.
Но испытание все равно было нелегким. Как показало контрольное взвешивание через два дня, кони за семь суток потеряли в весе от 8 до 12 килограммов, а всадники – 5–6 килограммов.
23 сентября 1925 года был издан приказ по 7-й Самарской кавалерийской дивизии, посвященный тому, что «комполка 39-го т. Жуковым, комполка 42-го т. Савельевым и комэск № 1 37-го кавполка т. Рыбалкиным был сделан пробег Ленинград – Минск, установивший высокую норму – 139 верст в сутки, при общей дистанции в 973 версты». Храбрые кавалеристы получили премию от Совнаркома Белоруссии и благодарность от командования части.
Рождение двух дочерей от двух женщин. Партийное указание: вернуться «к той, что родила первой»
Но хотя некоторые биографы маршала и высказывают мысль, что он так стремился уехать на учебу потому, что устал разрываться между двумя женщинами, пребывание в Ленинграде не позволило ему отвлечься от своей сложной личной жизни – Александра Диевна несколько раз приезжала к нему в Северную столицу.
По возвращении возобновилось соперничество между двумя женщинами, которым выпал жребий любить одного мужчину. Ситуация еще больше осложнилась, когда с разницей в полгода на свет появились две девочки – дочери Георгия Жукова от двух возлюбленных.
Маргарита, как мы уже знаем, утверждала, что Эра, родившаяся на полгода раньше, была на самом деле приемным ребенком. Никаких документальных оснований для такого вывода не приводится. Но легко предположить, что соперницы не очень заботились о точности, рассказывая подрастающим дочерям историю своих отношений с их отцом.
Борис Соколов, тщательно разбирая историю двоеженства Жукова, пишет: «В 1928 году Александра Диевна, находясь у родственников в Воронежской губернии, написала, что беременна от него и приедет в Минск рожать. По утверждению внука Георгия, узнав о беременности Зуйковой, его дедушка “был в отчаянии, потому что боялся потерять Марию Николаевну, к которой испытывал серьезное чувство”. Со слов отца, матери и своего отчима A. M. Янина Маргарита Жукова так излагает дальнейшие события: “Когда Александра Диевна принесла из роддома болезненную девочку, которую назвала Эрой, она сказала Георгию Константиновичу, что больше его никогда не покинет. В ответ отец ушел из собственного дома и поселился у Яниных. Но Александра Диевна продолжала требовать, чтобы он жил с ней. А через шесть месяцев после рождения Эры в июне 29-го года Мария Николаевна родила Жукову меня. Папа потом мне рассказывал, что я была такая розовенькая, голубоглазая, просто настоящая маргаритка, что он меня назвал – Маргаритой. Месяц спустя – 6 июля – отец зарегистрировал меня в загсе в качестве своей дочери и оформил метрическое свидетельство. Так я получила фамилию Жукова и отчество Георгиевна”. Сын Маргариты Георгий добавляет: “Конечно, это вызвало бурю протеста со стороны Александры Диевны, которая то бегала за Марией Николаевной, угрожая залить ей глаза серной кислотой, то просила отдать ей Маргариту. Требовала она и чтобы Георгий Константинович вернулся домой, помог с Эрой, которая все время болела…”»