Московская великая битва – контрнаступление - Побочный Владимир И. (книги полностью .txt) 📗
О войне я знаю из рассказов своей бабушки Ахапкиной Светланы Григорьевны.
Когда началась война, она была маленькой девочкой. Ей было четыре года. Вместе со своим 11-летним братом, мамой (моей прабабушкой) и папой (моим прадедушкой) они жили в Москве на улице Малые Кечки. Сейчас эта улица называется улицей Доватора, она находится в районе станции метро «Спортивная».
В первые дни войны прадедушка Ахапкин Григорий Федорович добровольцем ушел на фронт. Так поступало большинство мужчин. В городе остались женщины и дети. Но и они старались помочь фронту. Все улицы были перегорожены противотанковыми ежами. Чтобы укрепить такого ежа, надо было вырыть глубокую яму, опустить ежа, укрепить его основание булыжниками, и только потом засыпать землей и утрамбовать. Женщины после работы рыли ямы, а дети по всей округе собирали булыжники.
Фронт все ближе подступал к городу. Тогда появился приказ об эвакуации всех детей из города. Женщины не хотели расставаться с детьми, и по домам стали ходить комиссии и забирать детей. Моя прабабушка прятала детей в шкаф под белье и их не нашли.
Москву постоянно бомбили, особенно ночью. Чтобы сохранить дома, на крышах ставили ящики с песком, для тушения зажигалок (это такие бомбы). Женщины постоянно дежурили на крышах, а детей они отправляли в бомбоубежище. Осень подходила к концу. Было очень холодно. Отопление в домах не работало. Верхнюю одежду не снимали ни днем, ни ночью. Женщины и дети перебрались на кухню, там они грелись у плиты, готовили еду и спали. Все окна были закрыты темными шторами, чтобы ни один лучик света не проник на улицу. За светомаскировкой следили специальные бригады, выходившие на улицу с наступлением темноты. Днем дети оставались одни, и как-то раз в квартиру постучали. Это был прадедушка. Его отпустили на несколько минут. Он сказал, что его часть стоит в Химках, и они ни за что не пустят фашистов в Москву.
Григорий Федорович прошел всю войну. Участвовал в параде на Красной площади в 1945 г.
Он награжден орденами и медалями. Среди них медаль «За оборону Москвы» (1944 г.).
Я горжусь боевым прошлым своего прадедушки. Но надеюсь, что люди начнут решать свои проблемы мирным путем. И тогда война никогда не повторится…
Мой прадедушка Сергей в период войны работал на заводе «Красный пролетарий». Он, как и многие его сверстники, ушел в ополчение и пропал без вести во время битвы за Москву. На обелиске, поставленном на Волоколамском шоссе, есть и его имя.
Мой дедушка Валера в годы войны был маленьким мальчиком. Он вместе с товарищами дежурил на крыше своего дома на улице 25 Октября, обезвреживая зажигательные бомбы. Соседка по коммунальной квартире, где раньше жила моя мама, Галина Андреева, отдала моему дедушке Саше очень добротный топор, которым она пользовалась, когда участвовала в возведении оборонительных сооружений вокруг Москвы.
От нашего дачного поселка до деревни Крюково – десять минут езды на велосипеде. Я наверно тысячу раз ездил туда и обратно, я знаю каждую кочку и каждый куст на этой дороге. Сегодня, проезжая мимо могилы солдата, не смог не подойти к воину, спасшему нашу жизнь. Я долго стоял у его могилы, положил ему полевой букет, погладил буквы, выбитые на граните. На следующий день, проезжая на велосипеде возле солдатской могилы, я почувствовал его завет, его слова:
Сейчас для меня его слова – это завет, как принятие эстафеты отцов!
У меня с дядей Ишутиным С. П. много общего, даже интересы одни. Вечерами мы собираемся за столом, накрываем его клеенчатой скатертью, и дядя Семен рассказывает нам с мамой разные занимательные истории, случившиеся с ним на войне. Одна чудесная история случилась с ним под Москвой: это было под Волоколамском. Мой дядя был пулеметчиком, с напарником отражали яростные нападения фашистов. Пули свистели – головы нельзя было поднять. Вся земля вокруг кипела от взрывов. Среди грохота орудий нельзя было слышать собственного голоса. И вдруг – ближайший снаряд оглушил пулеметчиков. И вот случилось чудо… Видит Семен, что из ближайшей воронки появляется его любимая дочь Ниночка, умершая накануне войны, трех лет отроду. Стоит дочка в белом платьице, как живая, машет рукой и зовет своим чистым, звонким голосом: «Папа, иди сюда!». Пополз Сеня к Ниночке, землю губами отбирая, лег в воронку, а видение исчезло. Не прошло и минуты – ударил немецкий снаряд в пулемет, где только что был солдат. Орудие разнесло вдребезги, и напарник его погиб. Только яма осталась. Прошло 65 лет – дядя мой Семен Панкратьевич до сих пор помнит, как душа его дочери ему жизнь спасла.
Моему дедушке было к началу войны 15 лет. Он закончил восьмой класс. Сколько надежд у него было на будущее, сколько планов. Впереди ведь жизнь!
Утром, как обычно, включили радио и услышали новость – война. «Оборвалось все внутри… – вспоминает мой дедушка. – В душе была надежда, что война продлится недолго. Но таял на стене календарь, а вместе с ним и светлые мечты на будущее». Дедушка пошел работать на авиационный завод № 27 г. Москвы. Всю войну, все четыре года, без выходных и праздников, по двенадцать часов в сутки он изготовлял носовые части для самолетов.
Шли дни, все сильней сжималось кольцо вокруг г. Москвы. В этот период на одну карточку давали 800 граммов хлеба. Его с трудом можно назвать хлебом. Военный хлеб – тяжелый, с отваливающейся коркой, политой потом и кровью. 800 граммов – и больше ничего. Чувство голода уходило, но ненадолго.
В истории моего дедушки вроде нет ничего удивительного или неожиданного, но в то же время может быть именно тот самолет, для которого делали детали рабочие московского авиационного завода № 27, сыграл немалую роль в освобождении нашей Родины от коричневой чумы.
Мой сверстник, на мой взгляд, как важно, все это знать. Ведь дела, стремление наших родителей заложено внутри нас. Не напрасно, говорят, мы являемся продолжателями своих традиций, заветов отцов. Вот почему выбери минуту, возьми альбом и перелистай его страницы. И ты увидишь:
А если живы, то сядь, как-нибудь рядышком и попроси рассказать им как они воевали на войне. И ты узнаешь столько интересного, услышишь столько нового, о чем даже не помышлял.
Заканчивалась Вторая мировая война. Зимой сменилась осень – за ней пришла весна, нам казалось, что природа жила своей особенной жизнью, отдельной от людей, отдельной от горя. Ярко светило солнце, проклевывалась первая весенняя травка. Солдаты сидели в окопах. Настроение у всех было мирное, ленивое. Кто-то писал письма домой, кто-то чинил одежду, порванную в боях, кто-то просто жмурился на небо, греясь на солнце.
Солдат Иван Ромашкин скучал по дому. Скучал по родным, друзьям, своей земле. Он не хотел идти на войну, не хотел убивать. Он хотел просто жить, воспитывать детей, работать, просто хотел быть счастливым. Война сломала всю его жизнь, но любовь к Родине не позволила ему остаться в стороне.
Вдруг его размышления прервались. Иван услышал звуки губной гармошки, доносящейся из противоположного немецкого окопа. Мелодия напомнила ему песню, которую он часто слышал у себя на Родине, в Белоруссии. Ивану вспомнилась мать, его дом, река, запах сухой травы… Он заслушался и сам не заметил, как стал подпевать. Сначала тихо, еле шевеля губами, потом все громче и громче. Смолкла гармошка, смолк и Иван. На минуту воцарилось молчание. Иван решил поблагодарить музыканта. Он знал некоторые слова и выражения на немецком языке и поздоровался с немцем из противоположного окопа. Незнакомец на ломаном русском спросил у Ивана: «Как твой имя?» Иван представился. У них завязалась беседа. Немца звали Фрицем, он, как и Иван, был родом из деревни, имел детей, семью. Как и Иван, Фриц не хотел идти на войну, но обстоятельства были сильнее его. Оба бойца чувствовали себя винтиками в адской машине, запущенной войной. Солдаты обменивались фотографиями, привязывая их к камням и кидая через окопы. Фриц и Иван договорились писать друг другу, несмотря ни на что, их дружба была сильнее любой войны… Но вскоре взвод Фрица ушел, немец оставил о себе лишь воспоминания, адрес и губную гармошку.
А в апреле 1945 года Иван Ромашкин, мой прадед, пропал без вести. После окончания войны Фриц приезжал в Россию, искал своего друга. Узнав о его смерти, Фриц написал рассказ, посвященный памяти Ивана Ромашкина: «Разговор по ту сторону».
